Ноги Буна были явно быстрее, поэтому он оказался у грузовичка раньше Сисси и уже ждал ее, открыв дверь.
– Ну прямо настоящий джентльмен, – поддразнила она.
– Именно. – Его сердце пустилось вскачь, как у пятнадцатилетнего юнца на первом свидании.
Но о каком свидании, тем более романтическом, можно говорить, если Буну и Сисси уже перевалило за тридцать? Настоящая, страстная и романтическая, любовь не для таких, как они, а для тех, кто не связан обстоятельствами, семьей, работой, обязанностями; от кого ничего не ждут жители города; кому не приходится принимать важные решения и брать на себя ответственность.
Бун, захлопнув дверцу, подумал, что почти ничего не знает о Сисси. Можно было, конечно, расспросить Нану, но она и так подозревает, что между ним и ее внучкой что-то происходит. Ведь она специально не поехала с ними. Нана полагала, что ей удалось обвести его вокруг пальца, что ж, пусть забавляется, не жалко. Буну безумно нравилась эта чудесная женщина, но на поводу у нее он не пойдет.
– Каково тебе было расти в этом доме? – спросил он Сисси по пути назад.
– Я всегда думала, что у всех такие же родители, как у меня. Они не устанавливали никаких правил и обращались со мной, как с равной.
– Это удивительно.
– Их развлекали мои детские ответы на их взрослые вопросы, и они от души смеялись над ними. В бытность мою подростком всегда старались втянуть меня в различные интеллектуальные дискуссии. Они не могли уделять мне много времени, хотя и любили. Почти всегда они были заняты своими исследованиями, а все домашнее хозяйство взяла на себя Нана. Я ей помогала.
У Буна все было ровно наоборот: родители его всегда чрезмерно опекали. И до сих пор пытаются.
– Ты можешь себе представить, каково быть под началом Наны? – усмехнулась Сисси.
– Нет. Держу пари, вы постоянно делали друг другу всякие пакости.
– Только Нана. Я – нет. И родители, и Нана с детства учили меня быть собой, не зависеть от мнения окружающих. Только вот первые разве что не жили в стенах академии, в то время как вторая была повсюду: в магазинах, на сцене, в школе. Я же как-то мало общалась с людьми.
– В школе ты была очень застенчива, никогда не пыталась как-то выделиться, обратить на себя внимание, всегда соблюдала правила… Извини, если тебе неприятен этот разговор.
– Ничего. Ты прав. – Она улыбнулась, но Бун заметил грусть в ее глазах. – Я никогда не хотела быть «Мисс Независимость»: для меня это слишком страшно, но всегда мечтала быть другой, не такой, какая я сейчас. Как это сделать – не знала, поэтому придумывала рамки, в которые сама себя загоняла.
Последовала долгая пауза.
– Тебе нравится твоя работа? – спросил наконец Бун.
– Да. – Сисси вздохнула. – Признаю, что по большей части это довольно ответственное дело. Ведение каталогов, учет книг. Все должно быть расставлено строго по полочкам.
– У тебя обсессивно-компульсивное расстройство?
– Нет! Я просто очень аккуратная и организованная. Но вполне способна оставить дела на потом, если есть что-то более интересное.
– Например?
– Ну… что-нибудь захватывающее, например хорошее кино. Или книга.
– Или симпатичный парень?
– Нет. – Сисси с сожалением покачала головой. – Перестань издеваться!
– Я и не собирался. Ты сама говорила, что у тебя был парень в колледже, но неужели с тех пор…
– Я редко ходила на свидания. И не у нас в городе. Обычно это происходило после встреч с подругами по колледжу, которые иногда приглашали на праздники знакомых парней. Я знакомилась в основном на свадьбах, крестинах или днях рождения.
– А в социальных сетях не знакомилась?
– Нет.
– Я тоже.
– Я не имею ничего против: многие действительно так находят себе пару, но мне не нравится встречаться с незнакомцами, слишком сомнительно.
– Возможно.
– Ну, почему так не знакомишься ты – ясно.
– И почему же?
– Тебе это ни к чему.
Бун заехал в гараж и, заглушив двигатель, повернулся к Сисси, положив руку на спинку ее сиденья.
– Нет, не поэтому.
Воцарилось молчание.
– А скажешь почему? – спросила она тихо.
Он подвинулся еще ближе и коснулся ее волос.
– Нет.
Их глаза встретились. Взгляд ее серо-голубых глаз, скрытых линзами в модной оправе, светился пониманием. Но откуда ей знать, что ему нужно? Как она поняла, что ему действительно не хочется говорить об этом?
Другая бы настояла, но не Сисси.
В гараже было тепло и тихо. В лучах закатного солнца, проникавших в помещение через открытую дверь, медленно кружились пылинки. Скоро начнет темнеть: в горах вообще темнеет быстро.
Бун безумно хотел ее поцеловать, прямо сейчас, при свете угасающего дня, на лугу, под ясным голубым небом. Потом тоже, ночью, на простынях, где их тела распалятся и будут плавиться от страсти.
По ее чуть приоткрытым губам Бун понял, что она желает того же.
– Идем в дом?
– Да.
Ему захотелось себя пнуть. Он же не хотел уходить! Бун предложил это лишь потому, что боялся, боялся за себя, хотя и не знал, почему. Он всегда чувствовал себя уверенно с женщинами. Какая-то часть сознания твердила ему: «Забудь. Не медли. Иди, пока не стало поздно».
Однако они продолжали сидеть в машине.
Бун слегка потянул Сисси за локон, которого по-прежнему касался пальцем, и она поддалась. Когда они оказались так близко, что едва не соприкасались носами, он сказал:
– Я хочу поцеловать тебя.
– Лучше не надо, – мягко отказала Сисси, отстранившись лишь на дюйм. – Мы политические оппоненты.
Бун снял с нее очки и положил на приборную панель.
– Но это ведь не навсегда.
– Да. – Сисси отвела взгляд. – Но один из нас проиграет. Это, должно быть, довольно неприятное чувство.
– Об этом я не думал. Однако тот самый печальный момент пока не настал.
Она снова посмотрела на него и кокетливо вздернула бровь.
– Один поцелуй, не более того, иначе мы не сможем стать полноценными соперниками. Я буду за себя, а ты – за себя.
– Отличный план.
Сисси потянулась вперед, он наклонился ей навстречу. Поцелуй был долгим, медленным и глубоким. Бун моментально возбудился, но держал себя в руках, хотя мечтал ласкать ее губы – такие мягкие, теплые и податливые – не только губами, но и языком.
Она издала тихий стон и положила руку ему на шею, прямо над воротничком.
– Я хочу тебя, – прошептал Бун, легко касаясь губами ее рта. – Не могу забыть… хочу обнимать, трогать.
– Я тоже не могу забыть, – призналась Сисси. – Но мы должны.
– Я отказываюсь. – Он протянул руку и коснулся ее груди.
Она не отстранила его руку, томно вздохнула, и поцелуй продолжился. Какая эротическая пытка…
С тихим стоном Сисси отстранилась.
– Я не могу. Мы не должны так себя вести…
Она надела очки, будто они могли защитить. Расстояние между ними едва достигало половины фута.
– Тогда идем, да?
– Да, а то Нана будет волноваться. К тому же надо отправить по почте эти фотографии.
Сисси быстро закрыла окно со своей стороны, а Бун – со своей.
– Как все это глупо, – пробормотала она смущенно.
– Порой глупости – это хорошо.
Сисси рассмеялась: как же Буну нравился ее смех! – и сказала:
– Для меня ты запретный плод, и с психологической точки зрения здесь все ясно.
– А с мужской еще яснее: ты красива и сексуальна. Именно поэтому я хочу тебя целовать.
– Правда?
– Если бы раньше ты хоть раз взглянула на меня так, как смотрела пять минут назад, я бы тебе проходу не давал. И дело тут не прическе или очках, а в тебе самой.
Сисси покраснела и отвела взгляд, но потом снова посмотрела на Буна.
– Я действительно очень застенчива, но не со всеми. Члены моей семьи и друзья, например Лори, Салли и миссис Хатлбери, меня не смущают.
– У тебя очень забавные друзья.
– Знаю. – Сисси открыла дверь раньше, чем это успел сделать Бун, и вышла из машины. – Все нормально: женщина вполне может и сама открыть себе дверь.