320 «Эх, да как задумали солдат набирати…» Эх, да как задумали солдат набирати, Уж немного тысяч — сорок и четыре, Сорок и четыре — казаченки молодые! Дак как погнали солдат до Полтавы: Вперед едут да все генералы, А по бокам едут да все капитаны, А позади едут да все с барабанами; Бьют, выбивают, горе утешают, Молодым солдатам жалоб не задавают. Эх, да как погнали солдат до Полтавы, Их заставили и рыть, и копати. Видно, нам же, братья, усем пропадати. Не будет знати ни отец, ни мати, Ни отец, ни мати, ни радна радина, Ни радна радна, жена молодая! 321
«Кулик куликует…» Кулик куликует, Ни молоденький князь Голицын по лужку гуляет, Йон ни один князь гуляет, с своими полками, Со любезными сы полками, больше с козаками. Да он думает, князь, гадает, про все размышляет: Вот и где князю Голицыну во Москву проехать? Вот и полем князю ехать — полем было пыльно, Вот и лесом князю ехать — ему было страшно, Вот и полем ехать князю, полем — да все былья [71], Вот Москвою ехать князю, ему было стыдно. Отчего же князю стыдно? Что первый изменщик! Вот и ехал князь Голицын улицей Тверскою, Да все улицей Тверскойю, слободой Ямскою, Слободою все Ямскою к новому собору. Йон скидает, князь Голицын, шапочку соболью, Шапочку соболью несет он с собою. Йон снял, князь Голицын, стал богу молиться, Вот и богу князь помолился да всем поклонился: — Уж ты здравствуй, царь-государь, со своей царицей! Уж ты жалуй, царь, господ разными чинами, А меня, князя Голицина, малым городочком, Да вот малым городочком, славным Ярославлем. 322 «Эх, да ни кулик-ат, братцы, во чистом поле куликаить…» Эх, да ни кулик-ат, братцы, во чистом поле куликаить; Ох, ажна молодой князь Голицын по лужкам гуляить, Ён гуляить-разъизжаить на вороном кони. Ни один князь гуляить — с своими с полками, Што с сваими са полками — с донскими казаками. Вот он думаить-гадаить, где жа пройтить-проехать: Естьли лугом князю ехать — лугом очень мокро, Естьли лесом князю ехать — лесом очень темно, Вот и полям князю ехать — полем чернапыльно, Что Москвою князю ехать — Москвой очень стыдно. Вот он крался, князь, пробирался улицай Тверскою, Што и улицай Тверскою, Охотнаим рядом. Подъезжаить князь Голицын близка ка сабору, Скидоваить князь Голицын шапочку соболью. Вот он богу-то молился на все три сторонки, На четвертую сторонку царю пакланился: — Здравствуй, царь-государь, с своими с полками! 323 «Ю нас только вы балоти кулик куликаи…» Ю нас только вы балоти кулик куликаи, Вот наш-то князь Голицын сы палком гуляи. Думал, думал князь Голицын, думал, где проехать: Толькя лесом — толькя князю ехать лесом очень тёмна, Толькя полим князю ехать — полём очинь пыльна, Вот Масквою князю ехать — Масквою очень стыдна. Толькя ехал князь Галицын, ехал все праулками, Все правулками, закавулками низка в Москву въехать. Подъязжаить князь Голицын кы церкви, кы сабору, Он скинаеть, князь Голицын, он шапку саболью. Ён богу, богу помолился, низко поклонился, Низкя, низкя толькя покланилса, йюпал на коленка. — Юж чем, государь-царь, чем жа нас пожалуишь? — Я пожалую тибе, князь Голицын, мелким деревнями, Мелким деревнями, новыми городами. Ани тёсом не облажены, нёбом они накрыты! 324 «Собирался-то большой барин…» Собирался-то большой барин, Он со тем ли войском со Российским, Что на Шведску на границу. Не дошедши он границы, становился, Становился в чистом поле при долине, Российским войском поле изуставил, Российскими знаменами поле изукрасил. Как увидел шведский король: — Чтой-то в поле все за люди? Ни торгом приехали они торговати, Или нашему городу глядети? — Что приходили только и силы, Что ни люты звери проревели, — Что чугунныя ядры прогремели; Сходилися туто и двои силы, Что шибкие громы гремели, Что не люты звери проревели, — Прогремели чугунные ядры; Что между их протекали реки, — Протекали реки, реки кровавые; Что и силы полягло, — что и сметы нету. 325 ГРАФ ЧЕРНЫШОВ В ПЛЕНУ За Кистринскими воротами Тут стояла нова горница, По-российски темна темница. Как во этой темной темницы Посажен тут был нивольничик, Что нивольничик росейской граф, Чернышов Захар Григорьевич. Он ни год сидел, ни два года, А сидел ровно тридцать три года. Отростил он себе рыжу бороду До шелковаго до поясу, Русыя кудри до могучих плеч. Он сидел, бедный, посиживал, Головой буйной покачивал. — Голова ль моя, головушка, Голова ль моя победная, Што победна, безотецкая, Безотецкая, молодецкая! Ох, талан ли мой, талан такой: Ни в роду ли мне написано, Ни к смерти ли приговорен я! — Как случилось прусу ехати: — Ох ты, гой еси, прусско́й король, Прикажи, сударь, поить-кормить, Прикажи, сударь, на волю выпустить! |
