За день его солдаты дважды ходили в атаку на крепость хотя, по правде говоря, это были только имитации боевых действий. Генерал не желал терять своих солдат ради обладания этим крохотным клочком суши и поэтому не сильно журил своих офицеров, отводивших свои роты на исходные позиции при первых выстрелах артиллерии и пехоты противника.

  Дождавшись, когда наступит ночь, и адмирал отведет в море свои корабли, генерал Брюно  отправил в Кинбург своих парламентеров, с совершенно иными условиями капитуляции. Хитрый бретонец не стал требовать сдачи гарнизона в плен, как на том настаивал Вилье. Вместо этого он предложил русским оставить крепость, предлагая взамен свободный проход в Херсон с оружием, ранеными и знаменами. Подобные условия для Седергольма были вполне приемлемыми и вскоре израненные защитники косы покинули свои укрепления.

Трудно представить ярость и негодование адмирала, когда утром следующего дня дежурный офицер сообщил, что над развалинами Кинбурга развивается имперский триколор. Когда дрожащий от гнева Вилье сошел на берег, встретивший его генерал Брюно торжественно известивший моряка о благополучном взятии его солдатами Кинбурга прошлой ночью.

  На все гневные упреки адмирала в том, что Брюно позволил врагу вырваться из ловушки, генерал холодно заявил, что взятие Кинбурга ему обошлось в двух убитых и восемь раненых, тогда как потери моряков были более высокими. Услышав столь некорректное сравнение раздосадованный Вилье, закричал, что Брюно просто-напросто украл моряков заслуженную победу, чем вызвал у генерала довольную улыбку. После этого высокие стороны разошлись писать победные реляции, приписывая главную заслугу по взятию Кинбурга исключительно себе.

  Следующим пунктом по плану операции должно было быть взятие Очакова, однако погода на море стала быстро портиться и потому, адмирал был вынужден внести коррективы в свои действия. Очаков, как малозначимый пункт русской обороны, решено было оставить на потом, и направить все силы флота на Николаев, как самую важную цель похода.

  Первыми вперед были отправлены британские канонерки капитана Булля. Их низка осадка позволяли им приближаться к берегу на максимально близкое расстояние и поражать огнем своих пушек вражеские укрепления или боевые соединения в глубине территории противника.

  Подобно резвым гончим псам, радостно бегущим перед охотниками в поисках добычи, шли они впереди союзной эскадры, но на подступах к Николаеву их стремительный бег остановили русские гостинцы в виде гальванических мин Якоби. Более ста мин было установлено в днепровском лимане по личному приказу императора, сразу после получения тревожных известий от Кохановича о появлении врага и удачного прорыва «Громоносца».

  Николаев еще не был виден в подзорные трубы, когда одна из британских канонерок с громким именем «Виктория» на всем ходу протаранила один из русских сюрпризов. Мощный взрыв сотряс мутные воды лимана, грузно приподняв вверх массивный корпус британской канонерки. Сила его была столь велика, что весь корпус корабля дернулся вверх и все моряки, стоявшие на палубе кораблей попадали подобно срезанным колосьям.

  Множественные крики ужаса и отчаяния прокатились по всей «Виктории», когда она рухнула вниз. От взрыва мины, в носу британской канонерки образовалась большая пробоина, через которую в трюм стремительно поступала вода. Не прошло и нескольких минут, как корабль уже имел сильный дифферент на нос, который не удалось остановить, несмотря на все отчаянные усилия команды.  

  Вторым неудачником среди канонерок Её королевского величества был «Норфолк», умудрившийся зацепить русскую мину краем своего борта. Впрочем, в отличие от «Виктории», большая часть взрыва ушла в сторону в виде огромного водяного столба. Судна так же сильно тряхнуло, так же была пробоина, и появился  заметный крен на поврежденный борт. Однако команда «Норфолка» смогла предотвратить дальнейшее проникновение воды в трюм, путем подведения к поврежденному месту, специального пластыря.

- Мины! Русские мины! – разнеслось по кораблям эскадры и сразу, весь походный ордер развалился. Стремясь избежать встречи с коварной смертью притаившейся подводой, корабли Вилье стали стремительно отворачивать в сторону, беспокоясь не столько о сохранении строя, сколько о целостность своих бортов.

  Прошло много времени, прежде чем порядок был восстановлен и к поврежденным кораблям, подошла помощь. От взрыва мины на «Норфолке» вышла из строя машина, и потому его пришлось брать на буксир. Медленно, с большой осторожностью, спасатели подошли к дрейфующему кораблю и, бросив спасательный конец, стали выводить его прочь от гостинцев профессора Якоби.

  С «Викторией» всё обстояло гораздо сложней. Хотя после взрыва канонерка не утратила ход и даже смогла самостоятельно развернуться, её дела были плохи. С каждой минутой дифферент на нос возрастал, и корабль неудержимо погружался в воду. Капитан Буль храбро пытался спасти свой корабль, но всем было ясно; «Виктория» обречена.  

  Естественно, ни о каком дальнейшем продвижении кораблей не могло быть и речи. Лишившись за одно мгновение двух  канонерок, Вилье совершенно не горел желанием узнать, как далеко простирались минные поля противника. Эскадра немедленно повернула на обратный курс, не рискнув выполнить главный наказ Пелесье.

  Так неудачно закончился набег союзного флота на русские порты. Из всего намеченного, удалось свершить лишь малую часть. За три дня осады взять малозначимую крепость, поскольку от штурма Очакова французский адмирал отказался ввиду сильного волнения на море. Правда, Вилье добился еще одного скромного успеха, который он не преминул раздуть в своем рапорте до значимости большой победы.

  Когда корабли коалиции приблизились к Очакову, то тут их ждал приятный сюрприз.  Русские полевые укрепления, прикрывавшие проход в лиман со стороны Очакова, оказались уничтоженными посредством взрыва. Как отмечал в своем рапорте царю, комендант Очакова генерал-адъютант Кнорринг, сделано было это в связи с утратой боевого значения данных укреплений после захватом врагом Кинбурга, а так же желанием не губить понапрасну христианские души. Очень может быть, что господин генерал попросту не горел желанием вступать в бой с французами, но данный поступок смог примерить обе враждующие стороны. Адмирал Вилье записал на свой счет новый боевой успех, а Кнорринг рапортовал царю об удержании Очакова.

  Однако если к русскому генералу судьба была милостива, и царь одобрил его действия, то французскому адмиралу, покой только снился. Не успела союзная армада вернуться под Севастополь, как последовал новый приказ Пелесье. Вилье было предписано идти на Стамбул, дабы выяснить причину внезапного прекращение поступления провианта и очередного пополнения союзным войскам. Главнокомандующий заявил, что здесь явно не обошлось без участия русских кораблей покинувших Севастополь.

  Поход на Николаев сильно подорвал здоровье Вилье. У адмирала разыгрался сильнейший приступ подагры, и было решено, что в море отправится контр-адмирал Шарнье.  

- Я с удовольствием переждал бы период штормов стоя в гавани Теодор – доверительно проговорил Вилье своему товарищу, сидя в кресле с закутанными в теплый плед ногами – однако вынужден согласиться с мнением главнокомандующего. Нам нужно как можно быстрее разобраться с причиной внезапного нарушения снабжения наших войск. Скорее всего, это действительно дело рук адмирала Нахимова, чьи корабли вместо набега на Сухуми и Батум, занялись крейсерством у берегов Босфора. Право, не ожидал от Нахимова подобной прыти.        

  Вилье неловко повернулся в жестком кресле, и гримаса боли исказила лицо моряка. Закусив губу, он мужественно перетерпел боль в стопе и продолжил разговор.

- Довольно смелый, но вместе с тем очень рискованный ход со стороны русского флотоводца. Ведь он должен был прекрасно понимать о том, что незамедлительно последуют ответные действия с нашей стороны.

- Нахимов играет в крайне опасную игру, противопоставляя свой парусный флот нашим паровым кораблям. В условиях наступивших штормов русским кораблям будет очень трудно ускользнуть от нашей эскадры. Я бы расценил их шансы как крайне ничтожные – поддакнул начальнику Шарнье, чем заслужил одобрительный кивок адмирала.