Едва нападавший был повержен, как к нему подлетел Алексей Ширинский стряхнувший с себя секундное оцепенение. Проворно вырвав из рук караульного солдата ружье, он стремительно ткнул лежавшего перед ним турка штыком и, убедившись в его смерти, швырнул оружие его хозяину.

- Как вы, Михаил Павлович!!? – тревожено вскричал адъютант, лихорадочно шаря взглядом по мундиру Ардатова в поисках пятен крови.

- Благодарю вас, все в полном порядке. Все хорошо – с нажимом произнес Ардатов. – Вот только мундир порезал паразит, а он у меня парадный.

  Огромная толпа людей, находившаяся перед дворцом, с благоговейным ужасом смотрели за тем, как белый паша, небрежно одернув поврежденный мундир, как ни в чем, ни бывало, зашагал вдоль парадного строя солдат. В мистическом страхе смотрели турки на человека, который у них на глазах вновь разминулся со смертью. Отважный дервиш нанес кафиру смертельный удар, обрекавший его на верную смерть. Это знали все, однако вопреки всему, русский спокойно дошел до парадной двери и даже подождал, пока слуги трясущимися от волнения руками не распахнули её перед ним.

  Подобная неуязвимость князя перед клинком фанатика объяснялась вполне прозаическими причинами. Ардатова сильно мучили боли от множества ушибов и переломов ребер полученные им, когда солдаты защищали своего командира от наседавших врагов. Желая облегчить страдания больного, доктор Гюбент надел на него специальный корсет, состоящий из плотных подвижных стальных пластин мало заметных под одеждой. Именно они встретили коварный удар убийцы и отвели в сторону кинжальное лезвие.

  Обладая неплохими актерскими данными, Ардатов сумел выгодно использовать неудачное покушение при подписании мирного договора. С непроницаемым лицом слушал он голос князя Ширинского поочередно читавшего статьи мирного договора и уверенной рукой ставил подпись на каждом принесенном ему листе. В этот момент от Ардатова веяло такой стальной уверенностью, что потребуй он в этот вставить в договор какой-нибудь новый пункт, и турки согласились бы с этим. Однако Михаил Павлович хорошо знал пределы разумного. Он только настоял на подтверждении за русским императором титула покровителя православных подданных султана, а так же на немедленном исполнении статей мирного договора.  

  Когда подписание договора закончилось, и все необходимые формальности были исполнены, в знак наступления мира, гостям подали золотые бокалы с шербетом. Ардатов холодно принял преподнесенный ему бокал, едва лишь пригубив питье. Затем, отставив питье в сторону, он решительно обратился к султану.

- Сегодня, на пороге дворца, один из ваших подданных неучтиво испортил мне платье. Я хотел бы получить достойную сатисфакцию за подобное поведение в отношении посланца великого государя. Думаю, что ста тысяч пиастров будет вполне достаточно – отчеканил князь и, отвесив сдержанный поклон, покинул зал торжественных приемов.

  Так был заключен Стамбульский мирный договор, который полностью развалил основы антирусской коалиции Европы. Отныне у англичан, французов и сардинцев не было союзника, интересы которого на берегах Черного моря нужно было защищать с оружием в руках.

        Поздней осенью 1855 года не только русскому десант под командованием Нахимова и Ардатова приходилось мужественно биться на берегах Босфора, за интересы своей Родины. Не менее яростная и ожесточенная борьба происходила и на северных окраинах Черного моря в районе кинбургской косы, закрывавшей вход в днепровский лиман с такими важными портами как Николаев и Херсон. Именно туда собирался адмирал Нахимов привезти свои корабли после завершения босфорской операции, и там же в этот момент находилась походная ставка государя, оставившего славный Екатеринослав.

  Главным инициатором проведения боевых действий был генерал Пелесье, который, несмотря на постигшие его неудачи, не собирался бездействовать. «Африканец» отлично понимал, что только победами он сможет хоть как-то изменить незавидное положение союзной армии в Крыму и попутно сменить гнев своего императора на милость. Кроме этого, по мнению генерала, боевые действия должны были существенно приподнять моральный дух солдат, пребывающий не на должной высоте.  

  Уныние и неверие в победу царили в сердцах солдат коалиции, подобно кротам, зарывшимся в севастопольскую землю. После спешного ухода главных сил британского контингента на подавление восстания индийских сипаев, ранее тихо тлеющее угли недовольства между союзниками, вспыхнули ярким пламенем раздора. Французские офицеры принялись высказывать своим английским коллегам всё, что накипело в их душах за время долгой осады. А накипело ох как много.  

  Не желая позволить бациллам раздора разрушить остатки боевого единства союзников, генерал Пелесье специальным приказом запретил своим офицерам высказывать какие-либо претензии к союзникам по поводу действий британского кабинета. Авторитет генерала среди своих офицеров был довольно высок и потому все проявление недовольства, свелось к банальным бытовым склокам, которые англичане мужественно терпели.

  Однако никто на свете не мог запретить французским офицерам, высказывать свои недовольства друг другу и уж тем более самому главнокомандующему. И уж тут-то союзникам по коалиции доставалось, что называлось по полной программе, и действие королевы Виктории никак кроме коварного предательства не именовалось.

  Вот поэтому, желая убить двух зайцев одним выстрелом, в последних числах октября, главнокомандующий и собрал у себя в штабе, большой военный совет. Начал его Пелесье в своей обычной форме общения с подчиненными, обрушив поток гневных упреков на головы сидящих перед ним генералов.

- На сегодняшний день в моем распоряжении находится девяносто тысяч человек, и я не желаю! Слышите, категорически не желаю, чтобы они зазря проедали провиант и даром получали деньги из казны моего императора! Мы еще достаточно сильны и вполне способны нанести русским удар сокрушающей силы, и вы господа, это прекрасно знаете! – распекал генералов командующий.

- Вы скажите, что войск князя Горчакова увеличили свою численность, за счет подошедших из глубины страны подкреплений и будите, правы! Вы скажите, что было бы большой глупостью нападать на противника сейчас, когда он занимает сильные позиции и его солдаты, вооружены скорострельным оружьем и будите, снова правы. Но буду прав и я, требующий  проведения активных действий против русских, ибо только в борьбе мы одержать победу. И ударим мы в том месте, где русские нас совершенно не ждут.

  Пелесье замолчал и его торжествующий взгляд перебегал с одного генерала на другого, словно выбирая из них кандидата для выполнения своего нового замысла. Генералы мужественно ждали своего горького жребия для выполнения воли «африканца», но на этот раз, эта роль досталась не им.

- Вилье! Где сейчас находятся русский флот, который так легко покинул севастопольскую бухту исключительно только вашей нерасторопности адмирал!? – гневно спросил Пелесье. – Куда уплыл противник, для уничтожения которого император Наполеон направил такую армаду кораблей.

- Но… - робко заикнулся моряк, но командующий оборвал его.

- Молчите, я знаю, что вы можете сказать. Что часть русских кораблей все же осталась в Севастополе, не так ли? – сказал Пелесье и, не дождавшись ответа Вилье, продолжил говорить. – Я не моряк, но и для меня сухопутного человека совершенно понятно, что в Севастополе оставлены тишь те корабли, что на данный момент полностью небоеспособны и не представляют никакой угрозы для наших морских коммуникаций. А лучшая часть во главе с адмиралом Нахимовым выскользнула из мышеловки.

  Красный как рак Вилье всем своим видом показывал, что он полностью не согласен с выводами командующего, но Пелесье не обращал на него никакого внимания. Противно поскрипывая новыми сапогами, он методично расхаживал по своей палатке из угла в угол, рассуждая в слух.