Он вернулся было в свое логово под прицепом, но потом снова вылез оттуда, ибо семья уселась ужинать на свежем воздухе у костра. Кота сводили с ума запахи пищи, и он, забыв об осторожности, пробежал в тени какого-то колючего дерева и уселся, незамеченный, между детьми на песок.

Он выбрал голую ногу девочки, ласково коснулся ее выгнутым хвостом и тут же был вознагражден: девочка глянула на него, потом на брата и, приложив палец к губам и призывая Пятницу хранить молчание, наклонилась к нему. Потом дела пошли совсем хорошо. Кусочки самой вкусной еды то и дело перепадали Пятнице, а едва люди ушли в дом и зажгли свет, он снова спрятался под прицеп.

Когда все стихло и на улице не осталось никого, а от деревьев на остывающем песке пролегли странные лиловато-красные тени, Пятница вылез из своего убежища и принялся обследовать окрестности.

Ветра не было; кот медленно переходил от одной норы к другой, и незнакомые запахи были столь разнообразны и сильны, что он даже раздраженно приподнял верхнюю губу и оскалил зубы. Это он делал для того, чтобы пришел в действие особый обонятельный орган — железа Якобсона, находящаяся между носом и нёбом; языком он улавливал мельчайшие материальные частички, содержавшиеся в воздухе, и благодаря этой железе получал дополнительную информацию, которая в данном случае не только будоражила его, но и озадачивала.

Подобную демонстрацию своих способностей Пятница устраивал отнюдь не часто. После кастрации ему стали почти безразличны кошки в период течки, и он не так остро реагировал на феромоны вообще.

Для успешного зачатия — этой могучей движущей силы во всех областях жизни домашних кошек, как и их более крупных диких родственников, — необходимо совершенно точно знать, с точностью до нескольких часов, когда самка готова принять самца. Ошибка во времени или неверное толкование соответствующего «сигнала» могут кончиться либо знакомством с когтями разъяренного соперника, либо просто неудачным зачатием и неспособностью произвести на свет потомство.

Однако Пятнице не были свойственны подобные ошибки, и он никогда не позволил бы себе — тем более в совершенно незнакомой обстановке, в мире, где среди хищников правит сильнейший, — хотя бы в малейшей степени потакать собственным слабостям и интересоваться самками. Так что по крайней мере в этом смысле ему повезло: кошки совершенно его не волновали, однако запахи льва, леопарда, гепарда, гиены, шакала и лисицы — одни старые, а другие вызывающе свежие, но все же очень мало знакомые — невольно тревожили его.

Травоядные животные, фыркавшие и шуршавшие в темноте, не вызывали у него особого беспокойства; все они были похожи на лошадей, то есть довольно неуклюжие и совершенно неопасные, и он мгновенно приободрился и обратил внимание на более приятные и довольно сильные запахи — мышей, песчанок и земляных белок.

На участке, где было особенно много земляных белок, он помедлил и с аппетитом втянул воздух носом. Белки, чувствуя себя под землей в безопасности, отнюдь не собирались выходить наружу до следующего утра, однако их все равно выдавали пронзительный писк и болтовня — во всяком случае, кот слышал их отлично. Он осторожно обошел участок по периметру; земля здесь, точно оспинами, была изрыта выходами из норок. Впрочем, Пятница тут же сам стал объектом пристального внимания со стороны парочки капских сов, сидевших неподалеку на колючем кусте.

Глаза сов, огромные, желтые, окруженные широкими кругами белых перьев, отражавших свет, время от времени мигали, точно лежа на белом блюде. Хищники внимательно следили за движениями кота, который переходил от одной норки грызунов к другой, и даже привстали со своих мест, растопырив крылья, когда встревоженная мышь скользнула в зарослях, но Пятница оказался проворнее и, точно прыгнув, так стиснул добычу когтями, что та только пискнула. Совы вновь сложили крылья, что-то раздраженно пророкотав.

Пятница охотился и играл до зари, обойдя всю ограду кемпинга по периметру и даже получив кое-какое представление об окрестностях, однако, несмотря на обилие мышей, далеко не все было хорошо в этом новом мире. Ему очень не хватало того, чего он теперь лишился и что ему было совершенно необходимо — своей собственной, хорошо знакомой территории и того родного существа, дороже и ближе которого у него не было на свете: Анны, всегда принадлежавшей только ему одному.

Больше всего ему хотелось найти ее, вернуться домой, туда, где она сейчас, но ее рядом не было, и он предпочел укрыться в прицепе и на рассвете заснул.

А проснулся, когда красный автомобиль куда-то уехал; потом снова — когда он вернулся; и в третий раз — когда прицеп опять пришел в движение. Теперь уже пришлось окончательно проститься со сном. Пятница видел, как автомобиль с прицепом миновал ворота, проехал вдоль изгороди и вскоре исчез из виду.

Поскольку он не мог придумать ничего лучшего, то, как всегда в затруднительной ситуации, принялся умываться.

Дед всегда считал Анну своей лучшей ученицей; в этом смысле ему повезло: других у него, собственно, и не было.

Он вечно выуживал в книгах и журналах потрясающе интересную информацию по естественной истории — с его точки зрения, только этой наукой и следовало заниматься. Каждый раз он поражал внучку невероятными чудесами, которые открыла эта наука о жизни вселенной.

То, что он излагал ей свои собственные, весьма замысловатые научные выкладки, если ученые отступались от той или иной проблемы, не имея конкретных аргументов «за» или «против», безусловно, лишь разжигало ее интерес к прежде сухим научным фактам; к тому же она училась самостоятельно мыслить. Такова была, например, тема «зеленых» млекопитающих. Дед явно уже давно размышлял об устройстве кошачьих глаз и способности кошек различать цвета.

— Если плотоядные на это способны, — рассуждал он, — вот, например, наш кот, — и он с улыбкой указывал пальцем на Пятницу, — то природа должна была бы создать зеленых мышей или зеленых кошек, множество зеленых змей, хамелеонов и птиц, чтобы их вечные враги — барсуки, мангусты, птицы секретари и так далее — могли их тоже видеть… ты, наверно, понимаешь почему? Чтобы одним прятаться, а другим охотиться.

В общем, хищники и их добыча… ну и так далее…

Анна понимала, что раз дед заканчивал предложение словами «ну и так далее», значит, он пока сам забрел в тупик, и в таких случаях она почти никогда с ним не спорила. Впрочем, чаще всего он сразу же забывал о предыдущих рассуждениях, немедленно погружаясь в новые, так что любой ее ответ обычно не совпадал с тем, чем он был озабочен в данный момент.

Как-то раз, глядя на умывавшегося на солнышке Пятницу, дед спросил у нее:

— А ты знаешь, что он делает?

Она хитро прищурила один глаз, ожидая подвоха:

— Умывается, по-моему, — только и всего.

Однако насмешливый тон на деда не действовал.

— Sebum! — воскликнул он. — Это вещество вырабатывают сальные железы, а кот как бы размазывает его по шерсти, одновременно слизывая старую смазку, а заодно и получает определенную дозу витамина D.

Анна, подняв одну бровь, открыв рот и скосив глаза, смотрела на деда.

— На солнышке, — продолжал дед, делая вид, что не замечает ее идиотской гримасы и прекрасно зная, что девочка все равно будет внимательно его слушать, — ультрафиолетовые лучи воздействуют на холестерол, содержащийся в жидкости сальных желез, и там вырабатывается витамин D. Этот витамин необходим для лучшего усвоения фосфора и кальция, то есть, как тебе известно, для укрепления костей. Нельзя заводить кошку, больную рахитом: не выживет. У кошек очень гибкий позвоночник… — Дед задумался. — В Северном полушарии кошки, особенно черные, из-за обилия пасмурных дней и частых смогов не могут получать дополнительные дозы витамина D благодаря солнечному свету, так что им приходится вылизываться раза в два чаще, чем диким кошкам в Африке.

По-моему, привычка к чрезмерно продолжительному вылизыванию, или «умыванию», как ты это называешь, унаследована ими от предков из Центральной Европы, где кошки живут уже много столетий. Недостаток солнечных лучей… ну и так далее.