Так началось пребывание Меченого в этих далеких от моря, мирных и безопасных местах. Пищи здесь было в изобилии, и добывалась она почти безо всяких усилий с его стороны.

Темный скалистый мир целакантов более для него не существовал, как и светлые, вечно взбаламученные, пенные воды прибрежной полосы. Единственным соперником Меченого в этой полукилометровой ширины лениво текущей реке был зелено-коричневый африканский пестрый угорь, который весил больше двенадцати килограммов и был его длиннее. Они прекрасно чувствовали присутствие друг друга — благодаря электрическому полю, растворенной в воде слизи и наконец просто зрению, — однако, словно по взаимной договоренности, не вступали в борьбу за территорию. Угорь держался своего темного убежища в скалах, а Меченый старался избегать тех мест, где электрические сигналы, испускаемые угрем, ощущались наиболее сильно.

Однажды Меченый схватил маленького красного пагра, плывшего у самой поверхности воды, однако почти сразу выплюнул его и то же самое сделал с африканской гадюкой.

Морские вши, присосавшиеся к его пасти и наиболее нежным участкам тела, в пресной воде погибли и отвалились.

С окончанием февраля на юге Африканского континента началась осень, а потом и зима, и Джеймс Ривер уехал из Книсны со своим зятем Йоханом, чтобы участвовать в ежегодной охоте на африканских газелей. Вода в реке стала холоднее, и еще до того, как начались зимние дожди, кислотность речной воды повысилась до такого уровня, что Меченый почувствовал себя хуже: стал неповоротливым, медлительным, не так легко, как прежде, ловил добычу, худел, радужные краски на спине и боках сменились зеленовато-бурыми, а белое брюхо приобрело желтоватый оттенок. Дожди, выпавшие в далеких от моря краях, изменили давление в реке, и Меченый решил, что пора возвращаться в море. И однажды ночью он двинулся вниз по неторопливой реке — мимо зарослей тростника, над креветочными отмелями — в более соленые воды. Проплыл над волнистым песчаным дном эстуария, миновал последнюю отмель и рифовый барьер, а потом, балансируя хвостом и отражая непрекращающиеся боковые удары волн, погрузился в грохот прибоя, в этот приветственный рев океана, в светящиеся серебряным лунным светом, фосфоресцирующие воды родного мира.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Достигнув глубины восемьдесят метров, Меченый вновь ощутил знакомое «чувство стаи», которого не испытывал уже довольно давно, и присоединился к группе молодых горбылей-холо, довольно крупных с точки зрения рыболовов-любителей, однако по крайней мере в два раза меньше самого Меченого. Стая преследовала быстро плывущий косяк капской мерлузы, занесенный сюда языком холодного течения и юго-восточным ветром, и Меченый изо всех сил старался не упустить свою долю добычи, однако охотиться ему стало явно труднее, и он наконец отстал и от стаи горбылей, и от косяка мерлузы, чувствуя себя слабым и больным, и поплыл вдоль берега, удовлетворяясь мелкими бычками да порой морскими языками, задержавшимися на мелководье, ибо с окончанием лета основная масса этих рыб уходит на глубину. Ослабевший Меченый инстинктивно держался у берега, подальше от тех опасных мест, куда часто заплывали крупные акулы, готовые схватить своими страшными челюстями кого угодно, любую движущуюся дичь, а на мелководье Меченого часто видели любители серфинга в мокрых облегающих костюмах, мгновенно поджимавшие ноги и выскакивавшие из воды, завидев у песчаного дна эту чудовищных размеров рыбину.

Меченый неторопливо продвигался на восток, следуя смутной памяти, унаследованной от предков, о неких благословенных местах, где было безопасно, где царили мир и покой — много-много лет назад, в другие времена, в другом мире. Встретив рыболова с гарпунным ружьем в одной из залитых зеленоватым светом подводных пещер, Меченый очень удивился, да и сам рыболов был поражен не меньше. Меченый понял, что это животное — по тем импульсам, которые исходили от незнакомца, и особенно по его испуганно бившим по воде ногам в ластах, — и, покопавшись в памяти, решил, что это очередная разновидность тюленя, а стало быть, зверь не слишком опасный. Хотя тюлени и котики порой несколько раздражали его, таская рыбу прямо у него из-под носа, однако же их щенячья игривость, когда они резвились поблизости, на нервы ему не действовала, и он обычно просто не обращал на них внимания. Вот и сейчас он не обратил особого внимания на этого тощего «тюленя» с длинным хвостом.

«Тюлень» тоже выпускал пузырьки воздуха, как и все подобные животные, однако всплывал к поверхности куда стремительнее и вел себя значительно нервознее, и Меченому стало интересно. Он держался на расстоянии от «тюленя», но все же наблюдал за его ужимками уголком своего огромного глаза. Потом они потеряли друг друга из виду в нагромождении рифов, когда Меченый нырнул, решив рассмотреть неуклюжего тощего «тюленя» более внимательно; сокращая путь, он выплыл из заросшей водорослями пещеры прямо навстречу «тюленю», огибавшему скалу, торчавшую над поверхностью моря, и последовал за ним. Между ними было всего около метра, когда «тюлень» вдруг оглянулся. Меченый тут же застыл, а незнакомец издал душераздирающий вопль (так кричат детеныши котиков, когда мать впервые относит их, сопротивляющихся, в воду), и от его плоской, очень светлой морды отделилось целое облако пузырьков. Меченый даже немного встревожился — его раздражало бесконечное мелькание ластов, лихорадочно бивших по воде, и он хотел было уже броситься наутек, когда послышался звон металла и какая-то блестящая штуковина пролетела мимо его головы и ударилась о камень. Он резко свернул в сторону и опустился на песчаное дно, где немного полежал, отдыхая и втягивая богатую кислородом воду. Он чувствовал усталость, однако не сознавал, что только что был на волоске от смерти. Он не был голоден, но подкрепиться стоило, и, отдохнув, он поплыл по течению дальше.

В понедельник, в восемь утра, Джеймс Ривер отвез Адель домой, в Плеттенберхбай, и поехал через полуостров Робберга, чтобы набрать песку для курятника на небольшом пляже у моря. Они проводили уик-энд поочередно то у него, то у нее.

Делия наняла для работы в магазине двух помощников. Детей у них с Йоханом по-прежнему не было, и Джеймс знал, что они очень по этому поводу печалятся. Сам же он особого волнения на сей счет не испытывал: внуки пока что не вписывались в установленную им для себя систему ценностей, а кроме того, он еще не представлял себя в роли деда, столь красноречиво указывающей на почтенный возраст. Да и вообще он не любил печалиться, будучи по натуре оптимистом.

Джеймс бродил среди скал и, насвистывая, собирал подходящие кусочки раковин и песчаника в прочную пластиковую сумку. Стояло ясное августовское утро, солнце светило вовсю, постепенно прогревая воздух после холодной дождливой ночи; облака развеялись, и в зарослях эрики, покрытых душистыми оранжево-красными цветами, на краю пляжа, за скалами, сильно пахло шалфеем и мускусом. Над цветами парили сами похожие на цветы нектарницы. Джеймс улыбнулся — теперь он хорошо различал их: малахитовая, с оранжевой грудкой, с двойным ожерельем, черная… Пока к нему не приехала Адель, он всех их звал просто «сластены» и ничего не знал о них, как не различал среди прочих птичек ни капского соловья, ни черноголовой иволги. Защищаясь от насмешек своей подруги, он оправдывался тем, что в детстве у него не было хорошего справочника по птицам.

Справа, с вершины небольшого, сверкавшего на солнце белого утеса, торчавшего над зеленым морем кустарников, на Джеймса с опаской поглядывали даманы. А он решил заодно проверить хорошо знакомое местечко в небольшой бухточке, где очень удобно было ловить рыбу, — скалы здесь полого спускались к воде, и даже с его рукой можно было ловить на удочку без особого риска и затруднений. Он давно уже дал Делии слово, что не будет рыбачить один на скалистом берегу, отлично понимая, что в одиночку заниматься этим опасно даже более молодому и сильному человеку. Однако, как известно, обещания даются, чтобы их нарушать.