Однако же прошло немало времени, прежде чем он начал хоть что-то понимать, чувствуя трагичность происшедшего и принялся расспрашивать плачущих детей.

— N’ swart ding? — снова рассердился он. — Watter soort swart ding; was it dit met julle?6

Они пошли с учителем назад по тропе, но близко ни за что подходить не желали. Потом двое из старших мальчиков осторожно двинулись за ним следом. Когда учитель подошел к тому месту и оглянулся через плечо, дети закричали и замахали руками:

— Daar, meneer, daar, net daar!7

Но никаких следов мальчика там уже не было, только лужа крови; в животе у учителя свернулся тугой комок.

— N’ swart ding, — выдохнул он неслышно. — Может, бабуин или собака?

Но ни бабуин, ни собака не смогли бы утащить такого большого ребенка. На влажном песке отчетливо был виден след леопарда, но учитель никогда прежде не видел следов леопарда и принял его за отпечатки лап большой собаки.

— Нет, это невозможно! — сказал он вслух, потом обернулся к детям, теперь стоявшим тесной группкой на тропе метрах в пятидесяти от него.

Внезапно учитель почувствовал, как зашатались все его жизненные устои. Он совершенно не представлял, что делать дальше, и стоял, уставившись на лужу крови, которая постепенно впитывалась в песок, на странные следы, на вмятину, которую могла оставить, например, нога, волочившаяся по земле… Медленно, словно загипнотизированный, не в силах оторвать глаз от следа, он пошел дальше, к кустам. Здесь след, возможно оставленный ногой погибшего, кончался. И была еще одна лужа крови.

Секунд десять он постоял там, не смея пошевелиться, а дети молча смотрели на него; их плотная толпа, этот конгломерат лиц, платьев и босых ног, имела как бы одни глаза на всех, точно злое сказочное существо, поймавшее его в ловушку и торжествующе выжидавшее, пока вернется чудовище и сожрет свою жертву. Учитель быстро вернулся к детям и погнал их перед собой, точно выводок цыплят, назад, в класс. Он заставил их сесть за парты, и они сразу притихли и подчинились. Потом он велел им писать сочинение по-английски, предусмотрительно вывел название на доске — «Чем я обычно занимаюсь на пляже», — а для порядка еще и пристукнул по столу линейкой, хотя дети и так сидели не шевелясь и смотрели на него как на сумасшедшего. Сестра исчезнувшего мальчика и двое его друзей по-прежнему громко плакали, и учитель, когда все остальные наконец принялись выводить в тетрадях название, подошел к девочке и сел рядом, пытаясь успокоить ее и решить, как же ему быть дальше. Что это был за черный зверь? По крайней мере, пятеро детей точно видели его. Мальчик на задней парте был, например, совершенно уверен:

— Piskswart, meneer, dit was groot8.

— Насколько большой? Больше собаки.

— Так это была собака или бабуин?

— Нет, он был больше собаки, а на бабуина совсем не похож. Скорее, на большую черную кошку.

— Может, леопард? А tier?

— Нет, у него не было пятен и он был черный.

Учитель, конечно, читал о черных пантерах. Но вот существуют ли они в действительности, да еще здесь, на самом юге Африки? Ясно одно: какой-то зверь убил мальчика и уволок прочь. Мысли его постепенно прояснялись; он с облегчением понял, что его первоначальная реакция была правильной. Теперь дети, по крайней мере, как-то успокоились в привычной обстановке; некоторые даже начали писать сочинение. Теперь учителю нужна была помощь кого-то из взрослых.

Он взял за руки девочку и мальчика с задней парты и повел к двери; на пороге обернулся и призвал остальных детей оставаться на своих местах. Он не смог заставить себя припугнуть их, воспользоваться детским страхом перед неведомым черным зверем, чтобы всего лишь сохранить собственную власть в классе на» время своего отсутствия, да в этом и не было необходимости. Он закрыл за собой дверь, и никто ее даже не приоткрыл. Он спокойно посадил детей в свою машину, завел мотор, и только тогда в каждом окошке маленького школьного здания появились детские физиономии. Мать погибшего мальчика сейчас должна быть на работе, в придорожной лавке в Неке, но туда он ни за что не поедет, а поедет он вот куда — в лесничество, что в восьми километрах отсюда.

Господи, на лесной тропе была целая лужа крови! Этот мальчик просто не мог остаться в живых! Учитель помнил мальчика очень хорошо, и девочка так тихо плакала на сиденье рядом, и утреннее солнце так сияло, заливая золотистым светом застывшую в утренней тиши природу, что он не смог сдержать слез и едва видел дорогу впереди.

После той ночи, когда черный леопард убил человека на ферме Кампмюллера, плановые исследования Тернеру пришлось приостановить. Он понимал, что пора бы уже выбросить это загадочное животное из головы и переставить фотокамеры куда-нибудь в другое место, подальше от дома Джин, но это оказалось неожиданно трудно: ведь теперь он часто видел ее, и хотя ему редко предоставлялась возможность поговорить с нею наедине, уже сама по себе близость к ней, ее запах, звук ее голоса стали для него главной ценностью в жизни, единственной потребностью. Она была не из тех женщин, что легко позволяют себе кем-то увлечься. Тернер это знал; знал он и то, как сильно она любила Саймона и каким страшным ударом была для нее его смерть. Все в его жизни вдруг совершенно перепуталось, потеряло свой смысл, и даже отсылка ежемесячных отчетов о проделанной работе стала для него обузой. Он уже целых два дня не приезжал в лесничество, чтобы забрать почту, а когда наконец к полудню в четверг явился туда, то Полли с мужем вышли ему навстречу, не успел он припарковаться.

— Этот проклятый леопард цветного мальчика убил! — выпалила Полли. — И еще, говорят, какого-то старика.

— Не может быть!

— Да, к сожалению, это правда, Клиф, — подтвердил муж Полли, глядя на него из-за ее плеча. Они чуть отступили, давая ему вылезти из машины.

— Когда вы об этом узнали?

— Позвонили из полиции, и еще Пол Стандер. Мальчик шел в школу, когда эта тварь на него напала. Все дети его видели. Знаешь, он их преследовал.

— Преследовал?

— Да, бежал за ними следом, так что им пришлось запереть двери школы.

Тернер нахмурился:

— Где это случилось?

— Там, неподалеку от Нека, радом со школой. Ну, ты знаешь.

— А со стариком что случилось?

Полли с широко раскрытыми от возбуждения глазами повернулась к мужу, и тот пояснил:

— Это был старый пастух Билла Пейна. Он просто пропал, и его с неделю найти не могли. Говорят, от него немного осталось.

— А мальчика нашли?

— Это только сегодня утром случилось, они еще просто не успели как следует поискать.

Тернер поскреб подбородок; в неожиданно воцарившейся тишине Полли и Майк не сводили с него глаз, и он подумал:

«Интересно, они заметили, как мне страшно?»

— Ты должен непременно позвонить сержанту Боте, — спохватилась Полли. — И еще Полу Стандеру: он очень просил и номер телефона оставил.

Майк чуть зашел вперед и с изящным легким поклоном пригласил Клифа в свой кабинет. Рядом с Тернером он казался маленьким, похожим на тощего мальчишку, а шорты цвета хаки еще больше подчеркивали это сходство, хотя лицо Майка было испещрено морщинами и покрыто густым загаром — старое, печальное и по-своему мудрое лицо.

Мачек Превальски был поляком. У них с Тернером бывали периоды странно-формальных отношений, какой-то скованности, которую, впрочем, легко удавалось смыть сливовицей или водкой. Тогда Мачек начинал громко петь непонятные песни и называть Тернера «доктор». Похоже, он знавал куда лучшие времена, пользовался почетом и славой и теперь, казалось, всего лишь ждал некоего вызова, нового назначения, которое отлично будет соответствовать его природной изобретательности.

Он усадил Тернера за свой стол, в рабочее кресло, и, сияя улыбкой, вручил ему клочок бумаги с написанным телефоном. Сержанта Боты на месте не оказалось. Тернер позвонил Полу Стандеру по номеру, написанному на бумажке, и попал в лесничество Боснека. Ему сказали, что Стандера нет, однако он оставил записку и просил, чтобы Тернер отыскал его в начальной школе для цветных.