Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Отлично, — сказал он. — Нажимать нужно сильно?

— Почти не нужно, — ответил его приятель, поднимаясь. — Только чуть-чуть.

Вместе они зарядили ружье, потом высокий привязал его, а тот, что поменьше, держал приклад прижатым к дереву точно там, где были сделаны насечки. Когда все было кончено и предохранитель снова спущен, приятели чуть отошли назад и осмотрелись, пытаясь представить себе, как это будет выглядеть, когда наступит ночь, а потом наконец пошли прочь — молча и как будто испытывая чувство вины или стыда за то, что сделали.

Овцы расступались, пропуская их к машине, стоявшей на дальнем конце поляны; потом хлопнули дверцы, и машина с ворчанием поползла по проселочной дороге, а овцы вернулись к своему вечному занятию — принялись щипать примятую траву на поляне.

Совсем неподалеку, на горячей от солнца скале, у излучины реки сидела обнаженная молодая женщина и сушила на солнце волосы. Вокруг стояла полная тишина, и даже дыхания ветерка, что играл в верхушках деревьев на противоположном крутом и обрывистом краю долины, сюда не доносилось; темная, почти черная поверхность заводи казалась зеркальной.

Горячий воздух был напоен ароматами смол и соков деревьев и трав, меда и цветов. Чуть ниже той скалы, на которой сидела женщина, пробивалась и падала вниз тонкая струйка воды, а в застывшей тишине слышалось лишь журчание родника да посвист и крики птиц, точно стрелы пронзавших порой нагретый воздух; птицы то парили в вышине, описывая широкую дугу над рекой, то так стремительно пролетали над самой водой, что молодая купальщица едва успевала их заметить.

Она сидела, опустив ноги в воду, и ее ступни казались бледно-золотыми, точно камешки и желтый песок на мелководье.

Торфянистая вода в глубоких местах была черной как деготь, а на отмелях — золотисто-желтой, янтарной; однако, если зачерпнуть ее стаканом, оказывалась почти прозрачной, не замутненной ни илом, ни осадком и лишь слегка подцвеченной практически безвкусными красителями, содержавшимися в многолетних слоях лесной почвы на склонах ущелья.

Сперва небольшая, но постепенно увеличивавшаяся стайка рыбьей мелюзги собралась у ее ступней и пощипывала пальцы; она улыбнулась, но ноги из воды все же вынула, не зная, чего больше боится: зря дразнить рыбок своими совершенно «несъедобными» ногами или того, что через минуту-две они все-таки сочтут ее пальцы съедобными.

Она уселась поудобнее, подобрав колени к подбородку и чуть раздвинув ступни, и принялась вытирать длинные густые волосы, подставляя их солнцу, лившему на землю свои теплые лучи; темные пряди водопадом струились по плечам, скрывая ее тело почти до пояса, виднелись лишь кончики грудей. Лицо купальщицы тоже было занавешено волосами, однако тонкие кисти рук и длинные изящные пальцы явно свидетельствовали о ее красоте. Лицо женщины действительно оказалось тонким и красивым, когда она подняла голову, ее светлая, довольно бледная кожа резко контрастировала с темной массой волос.

Она продолжала вытирать волосы голубым полотенцем, однако движения ее становились все более вялыми, а потом она совсем затихла, застыла и, предоставив солнцу возможность самому сделать эту работу, оперлась ладонями о покрытую лишайниками поверхность скалы, впитывая исходившие от нее тепло и жизненную силу.

Джин Мэннион сразу сумела приспособиться к жизни на ферме, находившейся на самой южной оконечности Африканского континента. Впрочем, ничего удивительного, особенно если вспомнить, что отец после смерти матери предоставил Джин полную возможность научиться вести хозяйство на почти такой же принадлежавшей ему ферме на реке Саби, в самом сердце охотничьих угодий Нижнего Вельда, куда он время от времени наезжал. Ее брат Джон, бывший на четыре года моложе, к его постоянному огорчению, почти ничего этого испытать не успел, ну а после смерти отца все поездки вообще прекратились. Через год она вышла замуж за Саймона.

Вспоминая о нем — вот как сейчас, у этой заводи, где они провели вместе столько счастливых минут, — Джин испытывала мучительную боль, сжимавшую горло так, что с уст срывался невольный стон, а на глазах выступали слезы. Она, как всегда сердито, смахнула их. Саймон умер, и она больше никогда его не увидит. Она вынуждена была все время напоминать себе об этом и стараться побыстрее переключиться на что-то другое. Ее муж погиб в результате несчастного случая: ехал на автомобиле и налетел на груженный лесом грузовик — именно в этот час, в этот день недели, ровно шесть месяцев назад, на шоссе, всего в нескольких километрах от их фермы.

Джин не знала, не потому ли она сегодня пришла к заводи, как бы в очередной раз проверяя себя, — ведь душевные ее страдания главным образом были связаны с тем, что время, вопреки всем ожиданиям, оказалось практически бессильно утешить ее боль. Она очень любила мужа, и теперь он всегда оставался рядом с нею, где бы она ни была.

Ферму он оставил ей. Джон Эвери, ее брат, вскоре после смерти Саймона тоже поселился здесь, и теперь сквозь его прежнее бесшабашное мальчишество проглядывала порой взрослость, пока что, впрочем, довольно комичная; но она помогла Джин преодолеть тот мрачный порог, что отделял ее от нормальной жизни, и постепенно вернуть прежний интерес к происходящему вокруг; вместе с этим постепенно вернулся и ее прежний, нечасто вспыхивавший легкий короткий смех.

Идея развести овец целиком принадлежала Джону, и, когда пять штук пропали, он страшно разгневался, решив, что животных просто украли. Но когда их цветной управляющий Генри Эппельс отыскал в кустах полуобглоданную ярку, Джон пригласил Япи Кампмюллера, владельца соседней фермы, тот сразу заявил, что это работа леопарда, и предложил поставить самострел.

Кампмюллер всегда заботился о них, точно добрый дядюшка. Именно он во время похорон Саймона нес покров для гроба. Его попросила об этом Джин, и Кампмюллер не забыл об оказанной ему чести, ибо Джин таким образом как бы публично признала его ближайшим другом покойного. С тех пор он взял на себя обязанность быть ей защитником, хотя и ничуть не изменил своей обычной грубовато-добродушной манере вести себя. Она раньше не была с ним близко знакома, воспринимая просто как соседа. Он вечно носил, казалось, одну и ту же рубашку цвета хаки и пропотевшую шляпу. Это был крупный мужчина с загорелым лицом, громким смехом и голосом. Даже для его роста руки, ноги и уши у него были слишком большие. Саймон уверял ее, что Кампмюллер далеко не так прост, как кажется на первый взгляд, однако их взаимное чуть ли не обожание все же оставалось тогда для Джин загадкой, хотя теперь она уже догадалась о причине этой любви. И еще она поняла, что Кампмюллер почти в два раза старше ее.

Их ферма в предгорьях Лангеберге занимала более шестисот гектаров и сменила уже немало владельцев. Почвы здесь были во всех отношениях бедные, и местные земледельцы любили перечислять, чего именно в них не хватает, часто споря друг с другом и восхищаясь, как это им удается все же с такой землей управляться, ибо большая часть фермеров в этом смысле оказывалась примерно в одинаковом положении.

Да, возделывать эту землю было трудно, но места здесь оказались красивые, а Джин вполне могла позволить себе заниматься фермой лишь с помощью чековой книжки.

Ее ферма, как и многие соседние, располагалась на равнине, протянувшейся с востока на запад между горами на севере и морем на юге. С гор сбегало множество речек и ручьев, которые прорыли узкие, с крутыми обрывистыми берегами овраги и ущелья, превратив равнину в этакие «американские горы», фантастическими изгибами тянувшиеся сквозь густые леса к побережью. Ручьи часто сливались друг с другом, и прорытые ими овраги тоже соединялись, перекрещивались и бежали дальше неровными зелеными волнами с проблесками пенноокрашенных скал в местах своих скрещений, а ручьи постепенно превращались в реки, лениво стекавшие в низменные эстуарии и впадавшие в море; порой они неторопливо несли свои воды над белым песчаным дном, а порой — неслись стремительным потоком и жадно лизали могучие контрфорсы скал. Густо заросшие деревьями расселины были похожи на разветвлявшиеся артерии, тянувшиеся от лесистого горного массива и снабжавшие равнину живительной силой, дабы дикие животные могли щипать траву, лакомиться молодыми побегами и рыться в земле на возделанных почвах по берегам рек.

29
{"b":"564847","o":1}