— Не дергайся. Стой спокойно, — приказал Полосин. — Видишь: рана рваная и глубокая. Тут не до шуток.

Он высвободил из-под лыжной куртки подол белой рубашки. Попытался разорвать руками. Рубашка не поддавалась. Тогда Полосин вцепился в подол зубами и с треском пустил его по всей длине.

— Хорошо еще, что вену не задело, — сказал Полосин. — А то было бы дело.

Все свободное время Юрка Полосин проводил в сарае. Когда Сергей зашел к нему, он что-то строгал большим охотничьим ножом.

— Слушай, что я тебе скажу, — с ходу заговорил Полосин. — Херувим за твоей Риткой откровенно приударил.

Сергей в первую минуту не нашелся что ответить. Так неожиданно было это. Но затем, стараясь быть спокойным, даже равнодушным, сказал:

— Ну и что?

— Да ничего, — словно не видя его замешательства, отозвался Полосин.

— А может, он ей нравится, — сказал Сергей, чувствуя, как внутри у него все холодеет. — Ты ведь этого не знаешь.

— Знаю не знаю, но она-то должна видеть, какой он, Херувим?

— А она и видит — красивый парень. Шутник. Перед девчонками не робеет. — Сергей криво улыбнулся. — Ну и что, прикажешь мне драться с ним? Ее право выбирать.

— Молодец! — похвалил Юрка, странно усмехнувшись.

— Ну а ты, что ты предлагаешь? — воскликнул с досадой Сергей.

— Сам решай, — ответил спокойно Полосин, решительно вгоняя в ножны охотничий нож.

Сергей понимал, что нужно встретиться с Ритой и спросить ее, хочет, ли она дружить с ним. Виделись они последний раз во время зимних каникул. Сергей с Юркой бегали на лыжах в Лосево, где особенно хороши горки и куда в дни каникул собирались ребята со всего поселка. Рита с Ирой в тот день тоже оказались там. Катались долго, дотемна. Девчата, как показалось ему, дольше других задержались на горках, дожидаясь их, чтобы возвращаться в поселок вместе, — быть может, надеялись на какой-нибудь разговор, а они, как бирюки, молча топали до самого поселка.

Сергей-то думал, о чем говорить, когда и без слов ясно, что девчонки нравятся им. Ради Риты он не побоялся прыгнуть с самого каверзного трамплина. Она даже внимания не обратила на этот прыжок.

— Но завтра же хор! — друг спохватился Сергей. — Давай проводим девчат домой и обо всем поговорим?

— Провожай, кто тебе мешает, — буркнул Юрка, копаясь в ящике с гвоздями. — Или без поводыря не можешь?

— При чем тут поводырь, — обиделся Сергей. — Я думал, вдвоем лучше. Пока ты с Иркой будешь говорить, я бы с Ритой потолковал.

— Не о чем мне с ней разговаривать! — отрезал Полосин. — А свои отношения сам выясняй.

— Значит, не пойдешь?

— Нет!

— Ну и ладно. Думаешь, мне больно Ритка нужна. Я думал, будет всем лучше, если станем встречаться все вместе. Девчонки хорошие.

— Хорошие так не поступают.

— А что они плохого сделали? Может, мы сами с тобой виноваты. Разве так дружат? Видимся с ними раз в месяц, по обещанию. Тащимся следом, когда идут домой, а в школе делаем вид, что не замечаем. Да какой девчонке понравится такое. А Херувим — не промах. И потом, я не верю, что он всерьез нравится ей, — выкрикнул возбужденно Сергей.

Он никак не мог допустить, что Рита променяла его на Валерку Херувимова, похвалявшегося своими успехами у девчонок, не больно задумывавшегося над тем, какую славу создает он дурехам за их спиной. Может, и не все в его рассказах правда, но детали порой рассказывал такие, какие трудно придумать. А может, он и с Ритой уже так ведет себя?

Сергей стиснул кулаки.

— Кстати, а кто тебе сказал о Херувиме?

— Не все ли равно! — равнодушно ответил Полосин, приставив к дощечке гвоздь, примериваясь к нему молотком.

— Не все равно.

— Сам видел.

— Где? — спросил, холодея, Сергей.

— И чего пристал, как банный лист, — обозлился Полосин. — Что? Где? Когда? За переездом, у щитов, в субботу вечером.

— Они были вдвоем?

— Вчетвером они были, вчетвером. Пара на пару. Ну, что? И отстань ты наконец от меня.

Теперь Сергею стала понятна злость Юрки. Ведь там, у щитов, вместе с Ритой была и его подружка Ира. Но в таком случае интересно, кого привел с собой к щитам Херувим? Хотя какое ему дело до этого! В нем появилась решимость. Нет, он так просто Риту никому не отдаст. Он докажет всем, чего он стоит!

Сергей вспомнил о заброшенном, задвинутом в дальний угол самолете, но это было детской забавой, не больше. Теперь он чувствовал, что может взяться за более сложное дело. И этим делом докажет всем, что он, Сергей Мальцев, не зря живет и хлеб жует.

Мысленно собрал он всех на главной улице поселка. Взоры всех были обращены к небу, где парил легкокрылый аппарат, управляемый, на зависть люду, Сергеем Мальцевым, тем самым Серегой, которого не захотели принять в комсомол, тем самым Серегой, которого так жестоко предала одна, в общем-то неплохая, девчонка…

Он так зримо представил эту картину, что у него даже похолодело в груди.

— Все ясно! — воскликнул, он, ударив от нетерпения одной ладонью о другую..

— Ты о чем? — спросил изумленно Полосин. — Что тебе ясно?

— Все! — односложно отозвался Сергей, не желая, однако, посвящать товарища в свою тайну.

Он не хотел ни с кем делиться ею. Ни одна душа не должна знать о том, что задумал, что намерен осуществить в скором времени он, Сергей Мальцев. Пусть для всех это будет неожиданностью.

Идея была прекрасной. И теперь Сергей жил только ею. Он без устали рисовал на промокашках, на случайно подвернувшихся под руку клочках бумаги контуры чудесной и во многом загадочной для него машины, которой заболел не на шутку. Он быстро и нервно набрасывал штрихи, тут же критически, как бы со стороны оценивал и вот уже торопливо комкал испорченный лист. Все было не то. И не так. Он понимал, что самолет ему не под силу. Тут нужна уйма материалов, наконец — мотор, которых он, конечно же, достать не мог. Да он и не собирался строить самолет в том привычном понимании слова, не тешил себя несбыточными, нереальными надеждами. Однако рука упорно выводила знакомые формы серийных аппаратов, близких к тем, которые он видел тогда с Сашей Сурневым на аэроклубовском аэродроме и на одном из которых летал с летчиком Косаревским. Разумеется, ему не обойтись без того, что является родовым понятием летательного аппарата, — без тех же крыльев, стабилизатора, элеронов, колес… И все же его машина должна быть иной. И дело тут отнюдь не в принципе. Нужно было исходить из реальных возможностей, а они у него не так уж и велики.

Он проработал несколько вариантов. И наконец остановился на единственно приемлемом. Поскольку у его летательного аппарата мотора не предвидится, значит, он должен быть как можно более легким, рассудил Сергей. И, следовательно, придется делать его тканевым. Для этой цели можно использовать старые штопанные-перештопанные матерью и вышедшие из употребления простыни, что лежат на дне сундука, разумеется предварительно пропитав их для прочности каким-либо составом. Или поискать иной, столь же легкий материал, который бы мог сгодиться на крылья. Именно на них ляжет в полете основная нагрузка.

С крыльями все было ясно. Стоило помороковать над фюзеляжем. Он придаст ему форму планера. И сделает матерчатым. Был большой соблазн исполнить его фанерным. Но это утяжелит вес конструкции, к тому же не решен главный вопрос — что и как поднимет самолет в воздух.

Решение пришло неожиданно. Сергей возвращался из школы. Вдоль обтаявшего после первых теплых дней шоссе волнами ходил сырой мартовский ветер, рябя лужицы на обочине дороги, путая полы пальто прохожих.

За спиной настойчиво затренькал велосипедный звонок. Сергей удивленно обернулся. Столь непривычной показалась ему эта звонкая трель в самом начале марта. Так рано мог вывезти велосипед какой-нибудь чудик, нормальному человеку подобная затея и в голову бы не пришла. Он посторонился, пропуская велосипедиста, который действительно выглядел сейчас потешно на своей вихляющей, трудно управляемой из-за шального ветра машине. Мужик был тучным, а может, таким его делали толстые одежки — ватные брюки, большие серые валенки с надрезанными голенищами, торчащие раструбами, рыжий овчинный полушубок, горбившийся на спине. Велосипед вихлялся еще и потому, что седло было низко опущено и мужик, как показалось Сергею, толкался коленями о руль. Лицо мужика было тесно стянуто ушами кожаной шапки-ушанки. Длинные скрутившиеся тесемки болтались под подбородком черными червяками. Лицо горело от ветра, на щеке стыла крупная слеза. Велосипедист ехал медленно, сбочив голову, и Сергей долго видел лицо странного, одержимого человека, вопреки здравому смыслу оседлавшего по этой ранней мартовской поре свой велосипед.