— А газеты на что печатают, телевизоры зачем существуют, интернеты на фига придумали? — не унималась Дунька, — Радио, в конце концов — воткнул наушники и слушай новости на подлете.

— Так я в английском ни шиша не понимаю — сит даун плиз и фак ю.

— Врешь!

— Я ж во время второй мировой под бомбежку попал, контузило меня, все языки помню, а английский выбило, как трансформатор на подстанции в Капотне, — виновато оправдывался Гриф.

— Врешь, падальщик!

Я не стал дослушивать, лег на диван, повернулся на бок и закрыл глаза. Интересно — Дунька обозвала так грифа, потому что он падалью питается или, вспомнив, как Шарик со шкафа упал, подрабатывая чучелом?

На этой мысли и уснул.

Сегодня я проснулся рано в отличие от вчерашнего дня, когда ошибочно принял полуденное солнце за теплый рассвет. Бильярдная, погруженная в бархатную истому, ничем не напоминала о водочных баталиях, случившихся накануне. Стол с сетчатыми лузами, свисавшими шестью авоськами, сиял как лужайка после полива, на тумбочке рядом с диваном застыл в почетном карауле свежий графин с водкой, молчаливо докладывая, что недавно заглядывал мажордом Решетов, чтобы переменить поднос с огурчиками. Наполнив рюмку, выпил с удовольствием, чтобы усилить хорошее настроение, овладевшее мной с утра.

Нелепое создание человек — его приговорили к смерти, но отсрочили казнь на денек, и вот он уже строит планы на будущее. Так и я, получив небольшую передышку, взирал в грядущее с оптимизмом, несмотря на то, что ситуация никак не изменилась — просто выспался и все.

Надел джинсы, натянул рубашку, обратив внимание, что ткань на пузе, обычно вздутая парусом, повисла, будто попала в штиль. Провел дрогнувшей рукой по животу и ахнул про себя, еще не веря в чудо, пивной нарост исчез, вернув меня в состояние годичной давности, когда я так гордился природной худобой, столь редкой среди городских мужчин, бегущих с горочки жизни.

За спиной заиграла тихая мелодия, постепенно нарастая, я обернулся и ахнул во второй раз — на бильярдном столе, облаченная в короткий малиновый топик и такого же цвета шаровары извивалась Дунька, исполняя фривольные движения отдаленно напоминавшие танец живота. Поискав глазами остальных участников арабского перфоманса, я увидел их, осторожно выглядывавших из-за колонны — черт лыбился во всю пакостную морду, дурашливо покачивая в такт головой, как китайский болванчик, а стоящий позади гриф уткнулся ему клювом в плечо и, судя, по сотрясающимся перьям и ритмичному храпу, ржал как лошадь, точнее, как пегас с крыльями, а глаза прятал, потому что не мог вынести того позора, что представляла из себя полуобнаженная крыса.

Было ясно — именно «два братца из-за колонны» выступают застрельщиками представленья, бери выше, креативными продюсерами, ответственными за постановку, музыкальное сопровождение и реквизит.

Дунька выглядела как дура, энергично виляя задом, вернее, трясла им влево, будто стучалась бедром в закрытую дверь, ритмично позвякивая колокольчиком на конце хвоста. Она пыталась строить глазки, томно хлопала ресницами, накрашенными ядовито-зеленой тушью, оттого лицо крысы приобретало сходство с хищным тропическим цветком пожирающим доверчивых насекомых на острове Борнео. Казалось, она мечтает съесть глупого зрителя взглядом, а что не влезет, затолкнет внутрь ресницами. Если забыть про фантасмагоричность действия, танец Дуньки, включавший помимо мотивов востока элементы гопака и блатной чечетки, смотрелся откровенно пошло.

— Если это обещанный соблазн, — крикнул я в направлении колонны, указывая пальцем на крысу, — то я голосую за умерщвление плоти. Если красота в безобразном, безобразие в красоте.

Черт с грифом тут же спрятались. Из-за колонны послышался мерзкий смех, музыка внезапно оборвалась.

— Ты еще пожалеешь об этих словах, — решительно крикнула Дунька, выставив вперед ногу, как горнист, и погрозила в бешенстве маленьким кулачком. — Ты еще узнаешь, как страшна мстя отвергнутой крысы!

Прежде чем исчезнуть, она сдернула с хвоста колокольчик и запустила им точно мне в голову. Я остался один, почесывая ушибленный лоб, сам себя поздравил. — С добрым утром, Никитин!

Спустился на первый этаж, генерала на кухне не было, на столе стоял обязательный графин водки, между графином и тарелкой с завтраком лежала записка — я в магазине.

Стал лениво ковырять вилкой холодные макароны с сыром, а у самого на душе кошки скребли, как всегда — запоздало. Нехорошо я поступил с Дунькой, ой нехорошо — зачем обидел крысу — мало того, что она женского полу, так еще и абсолютно естественная во всех своих проявлениях, всегда заступалась, однозначно принимая мою сторону. Я не боялся ее мести, какие страхи на фоне предсказаний черта, но по прошествии пары минут собственный поступок выглядел более пошлым, чем танец крысы. Ну, сплясала бы, что стоило похлопать в ответ, послать воздушный поцелуй, да и разошлись бы миром. Нет, обязательно надо гадость сказать. Еще неизвестно, над кем смеялись гриф с чертом, прежде чем исчезнуть. Появится Дунька, покаюсь от чистого сердца. Стоп, сказал я себе — крыса уже второе существо, кому ты собираешься принести извинения, совсем недавно перед Бессоновым хотел голову пеплом посыпать. Я погрузился в размышления, перебирая четки воспоминаний, кого еще обидел мимоходом? И сразу, как огорошило, Наталья, сижу тут, водку трескаю, а жене даже не позвонил. Чтобы не быть голословным пустобрехом, выпил водки и стал поджидать генерала — звонить со своего телефона я не решался, хотя руки чесались. Решетов не заставил себя ждать, хлопнула дверь, он ввалился на кухню, розовощекий, с холодка, видимо подморозило сегодня, отточенным движением метнул сумку с плеча на стол, заряжая бодростью пространство вокруг себя, прикоснись, искры полетят. Я попросил у него телефон, передислоцировался в зал и набрал Наталью, предусмотрительно позвонив ей не на мобильный, а на рабочий городской.

На том конце долго не отвечали, и я в нетерпении стал вычерчивать синусоиды от камина к столу и обратно.

— Да, — послышался ее голос.

— Наташ, это я, — у меня почему-то запершило в горле.

— Какая ты свинья, Никитин, просто сил нет.

Возражать Наталье сейчас не имело смысла, тем более уточнять к какой именно категории свиней я принадлежу. В качестве оправдания мне пришлось повторить сказочку Петруччо, раскрасив цветастыми деталями, придуманными на ходу. Не скажу, что сумел полностью убедить Наталью, она не понаслышке знала о мужской солидарности. В конце замысловатого монолога я поинтересовался, как идут дела на подведомственной нашей семье территории.

Наташка шумно вздохнула, набирая воздух в легкие, видимо собралась-таки раскрыть тему классификации свиней, но в последний момент передумала, вспомнив что-то важное.

— Да! Совсем забыла, мне следователь вчера звонил.

Очередное упоминание о следователе, итак не вылезавшим из головы, застало меня врасплох.

— Чего он хотел?

— Тебя искал. Не скажу, чтобы слишком настойчиво, но что-то в его голосе мне не понравилось.

— А ты что?

— Ответила, что я не сторож мужу моему.

— А он?

— Никитин, что ты заладил как попугай, а ты, а он. Сам сидит за городом, шары в бильярдной гоняет, а я тут за него отдувайся, — Наталья немного выпустила пар и продолжила дурашливо — язвительным тоном. — Сергей Поликарпович желают вас видеть всенепременно в любом месте, в любое удобное для вашего высочества время. На мое робкое замечание, что вы скорее всего кушаете водку в какой-нибудь дыре, они-с уточнили, что мечтают лицезреть благородного дона Никитина в любом состоянии алкогольной интоксикации. Телефон для связи оставил, я на этот номер смсэску скину — и без перехода, — Что за любовь там у вас приключилась, не объяснишь доходчиво?

— Наташ, давай при встрече. Я тут еще несколько дней покантуюсь? — не дожидаясь ответа, я соврал, — слушай, тут по второй линии звонок, а телефон не мой. Давай закругляться.