— Понятно. Ну, бывай. Удачи, — черт развернулся и направился в стене.

— Погоди, Варфаламей, — остановил я его, — как-то все не по-людски.

— Немудрено. Мы ж не люди, — засмеялся он и исчез.

В тот незамысловатый вечер мне так и не хватило мужества встретить бой курантов с поднятым забралом. Как я ни уговаривал себя — морок рассеялся, чертова троица исчезла навсегда, все равно в башке червем копошилась мыслишка, что бестиарий придумал новую каверзу и готовится выкинуть очередной финт ушами, а столь неожиданное прощание лишь дымовая завеса, чтобы усыпить мою бдительность. Я наливал и спорил сам с собой, смотрел на стену в районе принтера и снова опрокидывал внутрь пойло, давно уже не приносящее ни радости, ни куража, пока количество выпитого не достигло критического объема, за которым следовало забвение.

Утро мигнуло левым глазом, зажмурилось в страхе перед грядущим и разлепило мне веки окончательно.

Окружавшая меня действительность была не то чтобы прекрасной, но настолько обыденной, что подействовала успокаивающе. Все еще не веря умиротворяющей тишине, я метнулся к компьютеру, пошевелил мышкой, экран монитора очнулся от сна, и ничего не произошло. Я просидел перед монитором где-то с полчаса, ни о чем не думая, пока луч солнца, прорезавшийся сквозь шторы, косой полоской не разделил монитор надвое строго по диагонали. Это показалось мне символичным. Теперь, с уходом бестиария, я заживу новой жизнью, чистой и честной, в которой не будет даже намека на маленькое облачко на горизонте. Мне захотелось помечтать, представить то ослепительное будущее, что ждет впереди, но мелькающие образы никак не хотели сливаться в единое полотно. Не хочу гадать, сколько бы я мог просидеть в счастливом безмолвии, но затишье продлилось недолго. Сперва зашумел лифт, он выл слишком громко, словно из последних сил, затем с лестничной клетки раздался неприятный металлический звук, будто уронили пустой бидон, и он покатился по ступенькам с таким грохотом, заставив буквально съежиться от мрачных предчувствий. Последним аккордом хлопнула дверь в квартиру, я застыл в ужасе, ожидая увидеть смерть с косой наперевес, но в комнату вошла запыхавшаяся Наталья. Еще ни разу в жизни я не был так рад появлению жены.

— Я на минутку, документы забыла. Заодно и переоденусь, — жена подбрасывала ключи на ладони, видимо, действительно спешила.

— Встретили Женьку? — спросил я.

— Угу. Прямо из аэропорта снова помчались к Пете в больницу. Там все без изменений. Потом посидели, выпили, поплакали.

Только я хотел задать уточняющий вопрос — за что пили и об чем плакали, как в подъезде опять загрохотало с новой силой, в дверь квартиры чем-то ударили, послышались мужские голоса. Жена повернулась на звук и двинулась к выходу.

— Не открывай, — я попытался ее остановить и не заметил, как почти закричал. — Не надо!

— Да что с тобой? — Наталья была спокойна, как удав. — Сейчас гляну, кто там безобразничает с утра пораньше.

Жена скрылась в коридоре, хлопнула дверь, я остался наедине с липким страхом. Хотел было подкрасться к двери и подслушать, но понял, что не могу подняться, ноги стали, как ватные. Слава богу, сила в руках осталась, я подтянул бутылку и хлебнул из горла.

Наталья отсутствовала минут десять, за это время у меня перед глазами пробежали картины она нелепее другой. Последним представилось, что в комнату ввели связанную жену в окружении бестиария в рыцарских доспехах. Я ошибался, Наталья вернулась сама, без посторонней помощи, в полном здравии и печально сообщила, что умер наш сосед, Афанасий Егорович, а грохот стоит потому что тупорылые санитары, никак не могут развернуться на лестнице с носилками, сдуру попытавшись вынести его тело головой вперед.

— Когда он умер?

— Сегодня ночью. По всей видимости, во сне. Дочь пришла будить, а он уже холодный.

Варфаламей не соврал, подумалось мне, он не стал откладывать долги, а принялся за работу на ошибками без промедления. Во мне боролись противоречивые чувства — с одной стороны я испытывал вину, осознавая пусть ничтожную, но все-таки причастность к смерти соседа. Вместе с тем, можно было выдохнуть с облечением — кандидатов на тот свет среди моих соседей по лестничной клетке, если считать грубо, по головам, набиралось человек десять, и черт смахнул с доски самую старую фигуру. Мне хотелось верить, что он, в каком-то смысле пощадил мою совесть, даже подумать страшно, как бы я корил себя, будь это кто-нибудь помоложе. Впрочем, пути черта неисповедимы, оставалось надеяться, что и с другими ошибками он разберется по справедливости, по крайней мере, без избыточной жестокости.

Дальнейшие события подтвердили, что я оказался прав — Петька резко пошел на поправку и уже через неделю скакал перед нами молодым козлом, когда мы приехали в больницу проведать инфарктника. Петруччо стал чрезвычайно набожным, без закидонов, что только пошло ему на пользу. При этом былая натура все равно давала о себе знать, он начал врать, что испытал клиническую смерть и с удовольствием делился с несведущими яркими впечатлениями от краткосрочного, но все же пребывании на том свете.

Ясновидящая таки вышла замуж за Генерала. Скажу больше, через девять месяцев она родила очаровательного сына, что недвусмысленно доказывало — с потенцией у неутомимого Жоржа все устаканилось. Генерал помолодел, будто отмотал двадцать лет назад, я все не мог понять, как это ему удалось, пока язвительный Петруччо, не шепнул мне на ухо название чудодейственного красителя для волос.

— Но все равно, орел! — резюмировал Петька.

Следователь Бессонов в безуспешных попытках выяснить имя настоящего отца зашел так далеко, что стал сущим докой по истории локальных военных конфликтов, в которых принимала участие наша страна. Он уволился из органов, написал две книжки и застрял в каком-то журнале военным корреспондентом. Одну из них, с подписью автора, я получил в подарок прямо на книжной ярмарке, куда меня торжественно пригласил Серега. На мой шутливый вопрос, не желает ли писатель, раз уж набил руку, отобразить все произошедшее с нами с такой же выразительной пунктуальностью, он лишь замахал на меня руками. Бессонов оглянулся по сторонам и шепнул мне на ухо только одно слово. «Окстись». Я понял, что он вступил в зрелый возраст.

Василика пошла на повышение — сменив тряпку на ноутбук, Василика Владимировна, как ее теперь величали, переместилась в заведующие редакцией фантастики в Петькином издательстве. Она выписала из Молдавии мужа с дочерью, была совершенно счастлива и подумывала об ипотеке для решения квартирного вопроса. Лишь один раз ее лицо омрачила внезапная скорбь, когда Петруччо, явно дурачась, подарил ей на день рождения серебристый велосипед. Я оказался свидетелем данного конфуза, случайно заехав к другу на работу за каким-то пустяком. Вася стрельнула в меня осторожным взглядом, глаза ее затуманились на мгновение, она отвернулась и выбежала из комнаты. Никто ничего не понял, кроме нас Петькой. Сапожников застыл с прилипшей улыбкой, а я красноречиво покрутил пальцем у виска.

Славка поплавал по фьордам, но, толи рыбалка ему не глянулась, толи фауна не приглянулась, вскоре вернулся назад в Первопрестольную. Вспомнив мой шутливый совет, через некоторое время он рванул на Гоа, да и застрял там, наслаждаясь покоем в компании смуглой аборигенки, судя по фоткам, годившейся ему в дочки.

У Таньки народился итальянский внук, Татьяна Борисовна на радостях чуть сама не родила, накупила вагон всякой всячины для мальчика пеленочного возраста, только собралась на Корсику к новой родне, как та сама пожаловала в наши пенаты многочисленным кагалом. Шумный мафиозный клан разместили в загородном доме, и уже через две недели русская бабушка начала вспоминать былые прегрешения, за которые ей объявили незапланированную корсиканскую вендетту.

Убийцу Мишки арестовали через два месяца, им оказался его визави по игре в шахматы, живший в соседнем доме. Почти год длилось следствие, потом был суд, на который я не пошел, тем более, что Танька в силу природного любопытства не пропустила ни одного заседания и регулярно докладывала мне вести с полей. Причиной убийства, кто бы сомневался, стала банальная тяга шахматиста к чужим деньгам, которых, как выяснилось с первых же дней процесса, у Мишки попросту не было. Я пропускал Танькины содержательные рапорты мимо ушей, меня не интересовали подробности, за исключением одной маленькой детали, но к счастью фамилия капитана Переверзина так ни разу и не прозвучала.