- Куда проще идти по лестнице, чем лазать по стене, да, моя Рисуко? – сказала Чийомэ-сама не оторвав взгляда от того, что она писала. – А если тебя пригласили, нет смысла прятаться. И стоять на пороге.

Я шагнула вперед и опустилась на колени перед столом.

- Чийомэ-сама, - сказала я, пытаясь сдержать дрожь в голосе, - ваш скромный слуга никогда не тронул бы Масугу-сана, не полез бы в его комнаты или…

- Знаю, - сказала она и издала сухо смешок. – Еще один скромный слуга. Как мне и надо.

- Да, Чийомэ-сама.

- Кано Мурасаки, - обратилась она ко мне без смеха и официально, - ответь: зачем ты здесь?

- В… вашей комнате? – она подняла подведенную бровь. – О, я здесь, потому что вы хотели, чтобы я стала жрицей, Чийомэ-сама.

- И?

- И… куноичи.

- И что же, Кано Мурасаки, такое куноичи?

- Куноичи… - я видела, что она пишет слово, которое писала в первый день в Сосновом берегу, кисть скользила по бумаге. – Куноичи – женщина, обученная убивать, Чийомэ-сама.

Она тихо хмыкнула.

- Близко, - из-под стола она достала длинный красный шелк с белым краем – пояс посвященной. – Красный – свадебный цвет. Белый – цвет смерти. Мико замужем за тем, что не может умереть. Куноичи замужем за ее долгом. И смертью, - она протянула мне пояс. Я в ужасе смотрела на него.

Она фыркнула и бросила шелк на пол передо мной.

- Начну с того, что я не вижу тебя, копающуюся в гостевом домике. Это не в твоем стиле, - она склонилась, пронзая меня взглядом. – Во-вторых, я видела твое лицо, когда ты заметила стихотворение. Или ты величайшая лгунья, а я встречала многих лжецов, юная Кано, или ты не была внутри этих комнат ни разу до этого, а их обыскал неуклюжий демон-лис дважды прошлой ночью. Закрой рот, девочка. Ты как лягушка, что ждет мух.

Я закрыла рот, но не смогла опустить взгляд, хотя должна была.

- Подними пояс, Рисуко, - голос леди Чийомэ, как для нее, был теплым.

Я посмотрела на него.

- Надень пояс посвященной, Кано Мурасаки, - сказала Чийомэ-сама.

Пальцы услышали приказ и послушались.

Когда пояс был завязан на моей талии, леди Чийомэ вздохнула и сказала:

- Твой отец…

Я не осмелилась поднять голову.

- Мукаши, мукаши, давным-давно, когда ты была еще дитем, в долине неподалеку прошло великое сражение. Мой муж командовал тяжелой кавалерией Такеда-самы у острова Междуречья. Они давили на Уэсуги и их союзников, выгоняя их из провинции Темного письма. Боролись только отряды, что возглавлял союзник Уэсуги, лорд Ода.

Я подняла голову.

Леди Чийомэ смотрела на меня, но видела что-то другое.

- Твой отец… Кано Казуо столкнулся мечом к мечу с Мочизуки Моритоки на поле боя. Кано Казуо победил, - ее глаза снова видели меня, но в них были слезы. – Хотя мой муж проиграл, Такеда в тот день победили. Уэсуги и их союзники были разбиты, - она всхлипнула и отвела взгляд. – И когда прибыли новости, когда Ки Сан вернулся и сказал мне, я едва могли выйти из этой комнаты. Однажды слуги пришли и сказали мне, что приближается одинокий самурай на коне. Его мечи были привязаны к спине коня, но они беспокоились за мою безопасность. Я сказала открыть ему ворота. Я о своей безопасности не заботилась.

Я ждала, когда она продолжит.

- Это был, конечно, твой отец. Он сказал, что сожалеет о моей потере, и что мой муж погиб с честью. Что ему было почетно сражаться с ним. И то… поле боя не было местом для чести.

Я поняла, что по моим щекам текут слезы.

- Я поговорила с ним немного. Он говорил о тебе, о своей семье. И как, забрав жизнь моего мужа, он почувствовал, что забрал ваши жизни.

Звук вырвался из моего горла. Я и не понимала, что издаю его.

- Я напомнила ему выказывание Будды: «Вся жизнь – печаль. Все живое умирает. Один и тот же лес порождает тигра и лань. Те, кто убивает, и кого убивают, одинаковы».

Мы сидели какое-то время. Старушка и девочка. Она плакала тихо, я – громко. И каждый горевал о потерянном.

Поднимая меч

Я вышла из комнаты леди Чийомэ в слезах от воспоминаний, что слепили меня, и я спускалась по лестнице к Братишкам. Тот, что был крупнее, взглянул на меня и повернулся к дверям на улицу и на кухню.

Другой улыбнулся. Из-за широкой спины он вытащил два изделия из бамбука, что немного изгибались, на одном конце у каждого была рукоять.

- Мечи, - прошептала я.

- Для тренировок, - сказал Братишка, кивнув и улыбнувшись. – Ты посвященная, так что пора начинать твою тренировку.

Братишка протянул один из мечей, но я застыла, как камыш зимой.

- Мурасаки-сан?

- Я… не могу. Не могу, - я видела, как он хмурится, так было и когда я пришла утром в комнаты Масугу. Утром? Казалось, это было уже в прошлой жизни. – Мой отец… я…

- Мурасаки-сан, - тихо сказал Братишка. – Госпожа хочет, чтобы ты могла защитить себя. Ты – слуга Чийомэ-сама.

- Я живу, - сказала я, язык не слушался, - пока этого хочет Чийомэ-сама. Но я не могу убивать. Не буду, - я опустилась на колени и коснулась лбом холодного дерева. – Если госпожа хочет, чтобы слугу убили за непослушание, слуга с радостью умрет.

Братишка прошипел:

- Встань. Не… Есть разница в защите себя, Рисуко, и убийстве других.

Я подняла голову, на его лице была тревога.

- Я знаю, что такое куноичи. И знаю, что такой меня хочет видеть леди Чийомэ.

Он скривился и покачал головой, то ли отрицая мои слова, то ли очищая разум.

- Не будь так уверена. Твой отец хотел бы этого. Подними свой меч.

- Братишка, сэр… - лепетала я.

- Учиться защите с бамбуковым мечом – не значит убивать, - он протянул мне меч. – Возьми.

Я подумала об отце. Как он чистил мечи.

Рука дрожала, но я обхватила рукоять.

Рукоять была обернута кожей, подходила ладони, словно была создана для моей руки. Я стояла, расставив ноги, держа перед собой ученический меч. Не думая, я заняла первую позицию танца Миэко-сенсей. Упражнений с мечом, что Ото-сан проводил во дворе каждое утро до того дня, когда его вызвал лорд Имагава. Я смотрела на крепко связанные полоски бамбука, видела мысленно вместо этого меча стальную катану отца.

Перед глазами все вспыхнуло.

- Молодец, Рисуко, - сказал Братишка. – Ты приняла первую позицию. Хорошо. Начнем.

И он провел меня через все упражнение – танец – и, как всегда, я знала каждое движение до того, как предыдущее заканчивалось. Разве мы с Усако не повторяли за Ото-саном по утрам, сжимая ветки сосны или бамбуковые палки, пока он взмахивал мечом?

Я помнила, как мы стояли в тени низкой крыши возле кухни, как повторяли за ним. А Ото-сан притворялся, что не видит нас.

Братишка провел меня через упражнение четыре раза, и мы поворачивались в разные стороны: на восток, юг, запад и север.

Братишка поклонился, и я поклонилась в ответ. Во мне словно бурлило серебро.

- Это, - сказал он, - мы называем Шестьдесят четыре перемены. Усвоишь эти позиции, и сможешь держать меч в равновесии, атаковать и нападать, оставаясь прикованной к своему центру. Каждая позиция сочетает пять элементов, две энергии. Все течет с первой позиции Двух полей, - он занял стойку, широко расставив ноги, меч был перед ним. – Ты должна врасти в землю.

Он обошел меня, поправил стойку кончиком меча, заставил встать чуть шире, согнуть колени, но не слишком сильно, показывая, как держать меч не слишком высоко и не слишком низко, поправил рукоять.

Удовлетворившись, он встал напротив меня и снова занял стойку.

- Дальше – Бутон бамбука, - он склонился в сторону правой ноги, меч поднял по диагонали от левой ноги к макушке. – Эта позиция позволяет перенаправить силу противника вниз без вреда для себя или меча, как юный бамбук ты трещишь и качаешься, но не ломаешься.

Если бы не его размер, он бы выглядел как бамбук в лесу с этим деревянным мечом в руках.