- Да, госпожа, - ответили Братишки.

Раздался всхлип. Фуюдори стояла, закрыв кулаком рот, слезы текли по ее лицу.

- Прекращай! – прорычала Чийомэ-сама. – Мы поели. Шино. Отведи эту беловолосую дурочку в Убежище. Если у вас еще не началось, то скоро это случится.

- Но…! – всхлипнула Фуюдори.

Леди Чийомэ это надоело.

- ИДИ! ЖИВО!

Фуюдори умолкла, широко раскрыв глаза. Она пошла за обиженной Шино прочь.

- Остальные оставайтесь на местах. Все!

Никто не шевелился.

- А ТЫ КУДА ПОШЛА? – проревела Чийомэ-сама.

Я покраснела от страха, думая, что она кричит на меня. Я не двигалась. Я была испугана тем, что Масугу-сана – кого-то из нас – отравили.

Миэко была готова открыть дверь. Я стояла рядом с местом, где она сидела, но даже не заметила, как она двигалась. Она будто появилась на другом конце зала. Братишки дрогнули, и я поняла, что и они этого не заметили.

Миэко просто и быстро кивнула.

- Скромный слуга предугадал мудрый приказ госпожи.

Леди Чийомэ прищурилась, но промолчала.

Миэко, не выглядя скромной, выпрямилась.

- Я знаю о ядах больше всех в Полной Луне. Я лучше всего подхожу для лечения Такеда-самы.

- Не отводя взгляда от Миэко, Чийомэ пробормотала Братишке, что был перед ней:

- Мальчик там?

- Да, госпожа.

- Иди с ней туда. Мальчика отошли. Проследи, чтобы ничего не случилось.

Братишка коснулся лбом пола.

Чийомэ-сама оперлась на локти, глядя на Миэко.

- Не делай глупостей, девочка.

Миэко поклонилась свободнее и выбежала из двери, Братишка старался не отставать.

«Я знаю о ядах…»

- Рисуко! – крикнула леди Чийомэ.

Ноги несли меня к двери. Я знала, что нельзя оставлять Миэко с Масугу-саном, ведь она уже угрожала его убить. Умереть от яда самурай не мог. Масугу-сан умереть…

Моргнув, я повернулась к госпоже, опустилась на колени и поклонилась, коснувшись подноса с грязными тарелками.

- Расскажи Ки Сану о случившемся. Пусть… он поможет в лечении Масугу. Скажешь, что можешь ему помогать, если понадобится.

Вскочив на ноги, я бросилась на кухню, замерла, попыталась повернуться и поклониться, а потом побежать, но споткнулась, поднос и миски полетела в воздух. Несколько разбилось. Я попыталась поднять их, и Чийомэ-сама проревела:

- Брось тарелки, балда. ИДИ! – я выбежала, слыша ее рычание. – Остальные остаются здесь.

Обязанность

- Полынь! – прорычал Ки Сан, вытаскивая крошечные пилюли из травы. – Могуса! Старики говорят сжигать такое каждый год, да?

- Да, - сказала я. Руки дрожали. Я надеялась, что Братишки следили за Миэко. – На Новый год. Одна пилюля…

- …на один год, да, да, - он глубоко вдохнул. – Зажги эти и держи у его пяток, слышишь? Пока не проснется. Вскрой мозоли, если нужно будет. Не останавливайся, пока не проснется.

- Да, Ки Сан.

Он схватил миску маринованного имбиря.

- Помаши этим под ее носом.

- Ее?

- Его! Его носом! – он, казалось, бросит глиняной миской в меня. – Не беси меня, девчушка.

- Да, Ки Сан-сан, - я забрала имбирь и прижала обе травы к животу.

- Иди, - он повернулся к котелку с водой на огне, она закипала. – Я буду, как только приготовлю настой.

- Да, Ки Сан-сан.

- Иди!

И я пошла. Разум не покидал недавний сон об отце, танцующим, как Миэко, и ссора, которую я подслушала, и звук падающих тел солдат Имагавы на татами. Я знала, что Миэко была убийцей. Она казалась милой и грациозной, даже доброй ко мне, но ее учили забирать жизнь. Я не могла отдать ей жизнь Масугу-сана.

Снег перестал идти, тучи расступились, и утро было ясным и очень холодным. Я бежала по покрытому снегом двору, держа имбирь и полынь так нежно, как только могла дрожащими пальцами.

Старший из Братишек стоял у входа в гостевой домик, словно статуя на входе в храм Будды на Сосновом берегу. Его ноги были широко расставлены, а рука лежала на рукояти меча. Хотя выражение его лица было спокойным, смотрел он с яростью.

- Я п-принесла травы для М-масугу-сана, - он не отошел, и я добавила. – От Ки Сана.

Его лицо не смягчилось ни на йоту, но он отошел и отодвинул дверь для меня.

Внутри творился хаос. Ширмы валялись, татами лежали не на местах, посреди пола оказалась ваза. Я начала поднимать ее, но поняла, что у меня уже полные руки, и что у меня есть задание важнее, чем уборка в комнате лейтенанта.

Другой Братишка стоял у входа в спальню с отвращением на обычно теплом лице. Я услышала стон из другой комнаты и тихое пронзительное ругательство.

- Скрывать все! Я говорила, - рычал высокий голос, и я убедилась, что это могла быть Миэко. – Игры с куноичи приносят лишь боль. Я говорила!

Я хотела броситься на помощь Масугу, но страх приковал ноги к полу.

Лейтенант издал стон, и Миэко прокричала:

- Нужно было выпить все, идиот! – и пропажа – бутылка сакэ – вылетела из дверей и разбилась о стену над головой Братишки. Впервые за все время он дрогнул.

Теперь мои ноги освободились. Я вбежала в комнату, все еще прижимая лекарства к животу, готовая защищать Масугу.

Лейтенант лежал на матрасе, глаза были открыты, но ничего не видели, а лицо блестело от пота. Миэко тоже вспотела, но его лицо было бледным, ее же – необычно красным. Ее волосы, что обычно были уложены, свисали растрепанными прядями. Она напоминала медведя. Злую медведицу.

Она ударила его по плечу с удивительной силой, он застонал. Она зарычала и затрясла его, бормоча:

- Идиот! Все. Ты должен был выпить все прошлой ночью, так? Бака-яро! – Миэко тряхнула Масугу еще раз, а потом ударила по спине.

Я, видимо, вскрикнула, потому что она подняла голову, увидела меня и нахмурилась.

- Ты.

- Я не дам ему умереть, - пропищала я.

Ее глаза медленно расширились.

- Что у тебя?

Я опустилась на колени напротив нее рядом с Масугу, стараясь показать ей, что буду его защищать.

- Имбирь. И полынь.

- От Ки Сана?

Я кивнула.

- А настой?

- Он делает его. Сказал, нужен свежий женьшень.

Ее глаза сузились.

- Дай имбирь.

Несмотря на мое недоверие, я отдала его. Она открыла крышечку, а я посмотрела на лицо Масугу. Его глаза были теплыми, но не человеческими. И я поняла, что это потому, что у него почти исчезли зрачки.

Она понюхала маринованный имбирь, а потом вытащила кусочек и попробовала. Она кивнула, лицо ее снова стало спокойной маской, к которой я привыкла.

- Мне имбирь, - сказала она. – А ты можешь жечь пилюли у его ног.

- Я… - я прижала обе травы к груди. Не знаю, что я представляла – что она как-то отравит его имбирем? – Я… не умею жечь могусу. Могу его ранить.

- Вряд ли ему будет больнее, чем сейчас, - я не шевельнулась, и она, вздохнув, протянула руку. – Тогда дай мне полынь.

И я дала. Не нашла повода отказать.

Она вытащила длинную соломинку из татами и зажгла от огонька, греющего комнату.

- Если хочешь помочь, разломи имбирь под его носом.

Я послушалась, сжала кусочек между большим пальцем и указательным. Его ноздри дрогнули от аромата, хотя остальное лицо не двигалось.

Горький запах горящей полыни столкнулся со сладким жаром имбиря. Я посмотрела на ноги Магусу, где сидела Миэко с яростной решимостью на лице. Она сейчас напоминала волчицу. В длинных изящных пальцах она держала дымящую пилюлю возле голой пятки лейтенанта. Она подняла взгляд.

- Не суй ему в нос. Ему нужно дышать.

Я опустила взгляд и поняла, то отвлеклась и совала имбирь в его ноздрю.

- О, простите. Простите, лейтенант, - я вытащила имбирь и взяла из мисочки свежий кусочек.

Она зажгла еще одну пилюлю могусы и поднесла к ноге Масугу. В этот раз он дернулся.

- Ну, - сказала она, - ты нашла то, что искала?

- Нашла? – начала я, но тут лейтенант застонал, и его туманные глаза сосредоточились на моем лице.