[2] Древние - Истинные Драконы, по легенде создавшие этот мир, а затем покинувшие его.

[3] Завет – свод правил, по легенде оставленный Истинными драконами своим наследникам. Главный документ, регламентирующий многие стороны жизни Пределов, в частности, предписывающий мирное сосуществование драконов с людьми.

[4] Совет Драконов, или Совет Пределов, разбирает спорные вопросы, касающиеся всех драконов, живущих в подлунном мире. Состоит из правителей кланов (В Большой Совет входят также эссы). После Раскола западный клан был признан предателями и потерял право голоса.

[5] Альтэсса - глава клана драконов. У каждого клана есть свой Альтэсса и три эссы. В Южном Пределе этот титул передается по женской линии. Альтэсса южного клана среди людей известна как Верховная Жрица Южного Храма.

[6] В Южном Храме обучаются лекарскому искусству как члены южного клана драконов, так и простые люди, естественно последние за небольшим исключением не догадываются, что рядом с ними обитают потомки Древних. Большинство человеческих девочек по окончанию обучения получают серую мантию и знак жрицы Храма. Посвященных, детей драконов и немногих избранных людей, отличает золотой цвет.

А погода нынче загляденье! Природа решила вознаградить людей за терпение и стойкость, и вчерашняя метель, всю ночь завывавшая под окном, сменилась чудесным ясным днем. Свежевыпавший снег серебрился под лучами солнца, весь мир словно был заполнен светом. Мороз чуть пощипывал нос и щеки, дыхание вырывалось облачками пара. И жизнь начинала казаться вполне себе нечего.

Возможно, я даже полюблю зиму. Хотя если вспомнить первые недели, когда я все дни проводила, закутавшись в одеяло у пылающего очага, а высунуть нос за порог считала настоящим подвигом, тогда я верила, что эти холода обязательно убьют меня. Местные только сочувственно кивали, за спиной тихо посмеиваясь в усы над изнеженной южанкой, опаленной пустынным солнцем. Но ничего, приспособилась, притерпелась, даже нахожу какую-то странную прелесть в полях, заметенных белыми сугробами, в переливающихся на солнце сосульках, в деревьях, укутанных в пушистые шубы. А холод? К холоду можно привыкнуть. Наверно. Когда-нибудь. Бррр.

Мимо пронеслись гогочущие ребятишки. Ой-ей! Больно, однако! Резко обернулась. Озорник, угодивший снежком мне в спину, испуганно замер. На разрумяненном морозом лице появилось виноватое выражение.

- Простите, Госпожа Целительница.

А в глазах задорные смешинки – и ни капельки этому сорванцу не стыдно. Обычный человеческий мальчишка, немного нескладный, а, может, в этом виноват широкий полинявший тулуп с потертыми локтями (брата или отца?). Немного непутевый, чуть рискованный и безрассудный, но пока еще добрый, отзывчивый, хотя и пытающийся казаться серьезным и безразличным. Такими же были Крис и Алик, и я сама. Дети людей и драконов не сильно отличаются друг от друга.

Я нагнулась, захватила горсть чистого липкого снега. Ты у меня сейчас получишь! Снежки - северная игра. Там, где прошло мое детство, зима скорее похожа на здешнюю осень – грязно, сыро, пасмурно, и дожди, дожди, дожди, тянущиеся до бесконечности. А в Южном Храме, расположенном в центре Великой Пустыне, и дожди редкость. В снежки мы играли только когда приезжали в гости к Алику, в земли северных кланов, но мы с Крисом никогда не были в Морозных горах зимой.

Ага! Еще не все забыла! Метко пущенный снежок, попал по ушастой шапке мальчишки, отправив ее в ближайший сугроб. Тот растерянно хлопнул глазами – вид у него был донельзя глупый. Похоже, остальные ребятишки разделяли мое мнение, потому что окружили товарища, весело дразнясь и смеясь. Тот что-то буркнул в ответ и полез доставать потерянный предмет гардероба.

- Не болейте, малышня!

Я пошла дальше. Зимний день короток, и солнце постепенно начинало клониться к закату, а я проведала еще не всех моих подопечных. Да и пирог пора готовить, иначе не успеем к появлению первых гостей. Хорошо хоть пациентов у меня сейчас немного: всего трое.

Молодая мать чувствовала себя прекрасно, с новорожденным тоже все было в порядке, к тому же с ними оставалась деревенская бабка-повитуха. Женщина опытная и умелая, знающая людские недуги, несмотря на отсутствие какого-либо образования. Ей я доверяла, поэтому за этих своих подопечных не волновалась.

Гораздо больше меня тревожил второй пациент. Мужчина полторы недели назад сломал руку (в шахтах несчастные случаи не редкость), но упрямо отказывался сидеть дома, срывал повязки и уверял, что «все прошло, Госпожа Целительница, вашими стараниями ниче не болить». Конечно «не болить». Я, накладывая повязку, целый час как заведенная беззвучно шептала наговоры (трактирщик еще удивлялся потом, что аппетит у меня, словно я весь день вместо лошади телегу с рудой таскала). Но магия магией, а кость за неделю все равно не срастется. Я могу лишь ускорить процесс, да снять боль, но полностью излечить за один день мне не под силу – не хватает ни скромного магического потенциала, ни умений. Может, у сестры получилось бы, да и то вряд ли.

Похоже, добралась. Крепкий приземистый домишко, сложенный из осиновых бревен, как и большинство в деревне, покрывала толстая снеговая шапка, из-за чего он напоминал картинку в одной из моих детских книжек. Сугробы, похоронившие под собой весь двор, лежали вровень с наглухо закрытым резными ставнями окном. И только узенькая расчищенная и утоптанная тропинка вела от приоткрытой калитки к дому и еще в сторону, где стоял низкий сарай. Я посмотрела на чуть покосившийся забор – сразу угадывая отсутствие сильной руки.

Муж Машки, как мне рассказали деревенские сплетницы, погиб во время обвала в шахте полтора года назад, оставив молодую еще женщину одну с семилетней девчушкой на руках. Замуж во второй раз Мария выходить не спешила, хотя считалась на селе красивой, фигуристой, как говорят мужики, и сзади и спереди есть за что подержаться. Мужа, вздыхали кумушки, очень любила, как узнала, что он погиб, так три дня не жива, не мертва, словно тень, по полям шаталась, соседки думали, уж за ним последует. Но нет, выплакалась, оттаяла и всю любовь свою дочке единственной отдала, души в своей кровиночке не чаяв. Женщина она была работящая, без дела с ранних лет не сидеть приученная, а от мужа хозяйство неплохое осталось – корова, козы, и кусок земли в долине. Да и Динька матери помогала, как умела.

Смерть отца не отняла у девчушки не задорной легкой улыбки, ни жизнерадостности. Она всем говорила, что ее папка уехал далеко-далеко в прекрасную страну за Восточными морями, где всегда много хлеба, нет суровой зимы и не нужно работать в пыльных темных шахтах, но однажды вернется и заберет и ее, и мать с собой. Может, этим мне и нравилась Динька. Она, как и я, не верила в смерть.

Я легонько постучала. Дверь тут же открылась, будто только меня и ждали. На пороге стояла Мария. Поверх старенькой одежки, которую не жалко и попортить, повязан серый фартук, волосы забраны назад и подхвачены косынкой. В руке женщина сжимала грязную тряпку, которую, смутившись, попыталась спрятать за спину

- Проходите, Госпожа Целительница. Я вот прибраться решила. Праздник все-таки на носу.

Я кинула на лавку шубейку, стянула меховые сапоги. Женщина провела меня через сени в светлицу, где у окна стояла кровать ребенка. Динька при моем появлении подскочила, хотела встать, но под строгим взглядом матери сникла и вернулась обратно, натянув одеяло до самого кончика острого носа.

- Егоза моя не минуты лежать спокойно не хочет, - вздыхает Мария. – Скучно ей все время в постели. Я ей говорю: «Госпожа Целительница тебе почивать велела», а она ноет «не хочу».

Каждая мать любит своего ребенка, каким бы он ни был. Глаза Марии с такой нежностью и заботой смотрели на дочь, а в голосе звучало столько доброты и ласки, что мне на мгновение стало завидно – моя мать погибла во времена Раскола, когда мне не было и пяти, а на сестру свалилось целая гора хлопот и обязанностей, и порой она не могла уделять мне достаточно внимания.