30. Есть ли у вас увлечение? Помогает ли это вашему творчеству?
Вицин. Я люблю книги и астрономию, оптику. Смотришь этак на Луну, и это так умиротворяет…
Моргунов. И без хобби дел хватает.
Никулин. Собираю смешные случаи, анекдоты. Помогает ли в творчестве? А как же?
31. И последний вопрос, вернее, просьба… Произнесите новогодний тост.
Вицин. Люди, Будьте Веселы! А мы постараемся вас смешить!
Моргунов. Берегите здоровье, цените жизнь, будьте добрыми и миролюбивыми всегда!
Никулин. За дело, которому мы служим!
Ну что ж, после того как артисты высказали свое мнение по общим и частным вопросам, пора переходить к рассказу о каждом из них в отдельности. Ведь, зная о том, что было до того и после того, мы сможем понять, как получилась «веселая троица». Начнем по старшинству…
Георгий Вицин
ДРУЖЕСКАЯ БЕСЕДА С ГОГОЙ
Принимай жизнь такой,
как ее нет!
Геннадий Малкин.
Я позволил себе назвать эксклюзивное интервью для данной книги с Георгием Михайловичем Вициным именно так. Потому что именно так назвал его сам Мастер. И именно так он представился. Когда беседа заканчивалась и я стал благодарить Георгия Михайловича за интервью, он мне прямо так и сказал:
— Ну что вы… Какое интервью. У нас была просто дружеская беседа.
А начиналось все непросто. Несколько человек предупредили меня: «Вицин никому не дает интервью. Никому. И не потому, что он что-то имеет лично против тебя. Он просто не любит давать эти самые интервью. Личная жизнь Георгия Михайловича для многих остается тайной. Даже известный телеведущий Глеб Скороходов в своей программе «В поисках утраченного» не мог сообщить каких-то точных данных».
Журналист Феликс Медведев охотился за Вициным два месяца. Да почитай, говорили мне, что сам Медведев пишет:
«Это был изнурительный, жесткий и опасный поединок. Я вылавливал его в арбатских переулках, сторожил возле Дома киноактера на Поварской… Я израсходовал весь свой гипотетический гонорар за интервью с актером… Я чуть было не простудился от сырой погоды, которую предсказал Гидрометцентр. Неприступную вицинскую твердыню я пытался брать модными нынче взятками в виде шампанского супруге, собраний сочинений любимых Вициным философов, заметками о талантливой художнице — дочери Георгия Михайловича в «Правде» или «Вашингтон пост», а также мешка овса для кормления прирученной Георгием Михайловичем живности».
Вот гак, однако… И что было делать мне? Не взять интервью (язык не поворачивается сказать, рука не поднимается напечатать) у единственного оставшегося в живых актера из знаменитой троицы? Насколько же тогда беднее станет книга. Выручил заслуженный артист России Вадим Сергеевич Тонков, известная всем Вероника Маврикиевна.
— Лева, я частенько выступаю с Вициным в одном концерте «Киноюморины» в Театре на Таганке… Попробую замолвить словечко… Попробую навести мосты…
И замолвил словечко. И навел мосты. Громадное спасибо вам за это, Вадим Сергеевич!
И еще меня предупредили:
— Никаких видеокамер, никаких фотоаппаратов… Даже диктофон не бери… даже миниатюрный, специально одолженный для этой цели Феликсом Медведевым в местном отделении ФСБ.
— Как же так?
— Ну, не любит этого Георгий Михайлович. Не лю-бит…
И я не взял ни видеокамеру, ни фотоаппарат, ни диктофон. Я только быстренько конспектировал то, что говорил Вицин. И правильно сделал. Может быть, поэтому и получилась дружеская беседа.
Не скрою, перед интервью волновался. Что спросить? Как сделать так, чтобы вопросы не показались банальными, трафаретными?
Беседа, собственно, и состоялась в Театре на Таганке перед выходом Вицина на сцену. Тонков провел меня в артистическую, где вскоре появился Георгий Михайлович.
— Лева, — представился я.
Георгий Михайлович по-доброму улыбнулся своей фирменной вицинской улыбкой и протянул руку.
— Гога, — представился он.
— Вот пишу книгу о вашей веселой троице.
Теперь Георгий Михайлович грустно улыбнулся.
— Когда двое… — начал он.
Нас с Тонковым явно ждала мрачная реприза. О себе. О своих партнерах по тройке.
Вадим Сергеевич быстро перебил Георгия Миайловича:
— Прошу тебя, не продолжай дальше. Ну прошу тебя…
Вицин подчинился. Мы с Георгием Михайловичем присели. Деликатный Тонков оставил нас наедине.
Не мешкая, зная, что у меня время ограничено, я достал блокнот, ручку и задал первый вопрос:
— Георгий Михайлович, есть ли у вас любимый афоризм, постулат, которого вы придерживаетесь в жизни?
— Есть целых два. Проживи незаметно. И второй: все проходит.
«Проживи незаметно, — мысленно повторил я. — С его-то славой? Но это, как говорится, не его «вина». Профессия такая… Если актер выдающийся, то он всегда будет на виду».
Потом Георгий Михайлович объяснил, что он понимает под любимым изречением «Проживи незаметно»: «Это из античной философии. Кажется, из Эпикура. Оно — изречение — мне давно понравилось. А понимаю я его в высшем смысле: все настолько преходяще, призрачно, что не стоит пыхтеть, нестись, спешить куда-то, делать глупости и причинять кому-то зло. Но в актерскую профессию этот девиз не возьмешь. Как там быть незаметным, если вся профессия построена на высовывании? А вот для жизни это годится. Особенно — если ты в славе».
Ну, это было позже. А тогда…
— А любимый анекдот? — задал я второй вопрос.
— Я их не запоминаю… Может быть, неприличные. Но неприличные я вам рассказывать не буду. Неприлично.
— Как вы сейчас относитесь к Трусу?
— Хорошо. Как и раньше.
— Сыграли бы вы его сейчас по-другому?
— А зачем? По-моему, образ героя был сыгран неплохо, — улыбнулся Георгий Михайлович.
«Еще как хорошо!» — подумал я про себя.
— Георгий Михайлович, что вас радует в сегодняшней жизни? Что огорчает?
— Все огорчает. Но видите ли, Лева, я и в горьком нахожу радость. Знаете, что мне больше всего не нравится? Монотонность жизни…
Я мысленно присвистнул. Это у Вицина-то монотонность в жизни? У которого, на взгляд кинозрителя, вся жизнь — сплошной праздник?
Георгий Михайлович продолжил:
— Жизнь коротка. А надо снимать штаны, надевать штаны. Чистить зубы… Ехать на репетиции. Не нравится мне проза жизни.
— И вы… о чем-нибудь жалеете?
— Нет, не жалею. Я не воспринимаю жизнь всерьез.
— Идете по жизни смеясь?
— Пожалуй. В годы моей озорной театральной юности один пожилой актер, утомленный жизнью и трагическими ролями, глядя на мои ужимки и прыжки, мрачно, но с некоторой завистью произнес: «Обезьянка… Дурачок… Шут гороховый!»
— Ваши любимые роли в театре? В кино?
— В кино — сэр Эндрю в «Двенадцатой ночи», тот же Трус… В театре — в пьесе Островского «Невольницы» роль пьяного слуги Мирона.
— Насколько я знаю, вы — самый известный киноалкоголик в стране, но не курите и практически не пьете. Как же вам удается?..
— Точно сыграть алкашей? Именно поэтому и удается. Трезво оценить пьющего может только непьющий… Потому я так хорошо играю алкоголиков. Пьяный артист на сцене и в кино не сыграет пьяного.
— В таком случае, Георгий Михайлович, какой ваш любимый напиток?
Вицин призадумался.
— Клюквенная настойка.
Я рассмеялся:
— Да нет… Не алкогольный. Безалкогольный.
— Компот… Нет, все-таки кисель. С молоком.
— А какая ваша последняя роль в кино?
— В новеллах Боккаччо «Декамерон». Там я играю в пикантных сценах сексуально озабоченного аптекаря.
«Ого! — подумал я. — Это в его-то возрасте».
— Как-то в интервью корреспонденту «Московского комсомольца» вы сказали, что все интервью вранье…