— Дождь шел. Капнуло, — объяснила Нина и, к великому неудовольствию Евстратовой, стала рассказывать о том, каких больших трудов ей стоило добиться этого автографа.
— Понимаете, если б я одна! А то много нас. Все девчонки большие, сильные. Стоят около самого подъезда и меня отталкивают. Он вышел из двери — и к машине. Мы кричим: «Сергей Яковлевич, подпишите!» А он и слышать не хочет… Я его около машины нагнала. Никому не подписал, только мне! Наверно, потому, что я меньше всех была. «Ладно, — сказал он мне. — Не мерзни ты здесь, глупая!»
— И правда, глупая, — сказала Наташа.
Наташе представился вечерний театральный подъезд, около которого толпятся поклонницы. Она и раньше слышала, что есть такие. И вот перед ней одна из них. Наташа удивлялась тому, как поклонение таланту может принять такую уродливую форму.
Что ответить Наташе, Нина не знала.
Инна понимала, что, дружа с Сорокиной, она косвенно одобряла это Нинино увлечение. И все-таки упрекнула ее:
— Правда, Нинка, глупо! Ну, для чего ты собираешь его карточки?
Сорокина посмотрела на Инну с укором: «Что ж ты раньше так не говорила?» Нина сочла это за второе предательство, и, если бы не Наташа, шаткий мостик, переброшенный в этот день между рассорившимися подругами, мог бы рухнуть.
— Я понимаю, Нина, — сказала Наташа, — можно любить оперу, ходить в театр, самой заниматься музыкой. Ну, а какой толк в том, чтобы так бездарно терять свое время и не давать житья бедному артисту? Ты думаешь, вы ему не осточертели? А ты сама на чем-нибудь играешь или поешь?
— Нет, — призналась Сорокина. — Пианино у нас нет, а без пианино…
— Слушай, Нинка, — загорелась Наташа, — может быть, у тебя слух хороший? Способности есть? Давай попробуем заняться музыкой.
От такого предложения Нина пришла в восторг.
«Как это я тоже не догадалась?» — подумала Инна и предложила:
— Заниматься можно у меня. Полдня пианино свободно.
Провожая до дверей подруг, Нина с теплотой думала о Губиной, которая предложила ей свою помощь.
— Да, Нина, — уже на лестничной площадке вспомнила Наташа, — мы сейчас с Инной к Фатею за чертежами идем. Хочешь с нами? Ты бы только знала, как радуется Васин отец, когда кто-нибудь новенький приходит! Знаешь, какое для него это важное дело!
— Я давно хотела, — тихо ответила Сорокина. — Да вот она не хотела… — кивнула она на Инну. — А сама…
— Ладно, — примирительно сказала Наташа. — Кто старое помянет, тому глаз вон.
Глава пятьдесят пятая
Сбор отряда был назначен на восемь часов вечера. В актовом зале проводить его не стали, потому что отряд затерялся бы в столь просторном помещении. Пионерская комната была маловата, а класс — неуютен. И выбор пал на библиотеку. Там имелось достаточно стульев, столы можно было сдвинуть и на них поставить стенд. Рядом со стендом прикрепили стенную газету, в выпуске которой Олегу помогала Вера Кошкина.
Ребята собрались пораньше, и совет отряда выслал в вестибюль дежурных — встречать гостей.
Вообще-то академик считался главным гостем, а отец Наташи — председатель колхоза — особенно никого не интересовал.
Окунев приехал раньше Губина. Он не спеша вышел из машины, и она, прорезав огненными ножами фар темноту ненастного вечера, скрылась вдали, весело помигивая красными фонариками.
Ребята бросились к Игнатию Георгиевичу.
— Здравствуйте, молодые люди! — весело сказал он и, снимая широкое старомодное пальто, спросил: — Где распорядитесь оставить?
Несколько рук подхватили пальто, двое мальчишек поспорили из-за трости. Какому-то счастливцу досталась шляпа.
Сопровождаемый стайкой ребят, Игнатий Георгиевич легкой походкой поднялся на второй этаж — в библиотеку.
Рем, пришедший раньше, с тревогой наблюдал издали, как, широко улыбаясь, дед подошел к Поликарпу Александровичу.
«Как бы он деду чего не наплел», — подумал Рем, видя, что беседа деда с учителем затягивается.
Но вот Поликарп Александрович и дед подошли к стенду, и учитель стал что-то объяснять гостю, указывая на стенд. Рем успокоился.
Увидев, что академик Окунев пришел в библиотеку в сопровождении дежурных, Наташа побежала в вестибюль встречать отца.
— Ты что прискакала? — поинтересовался сторож Антон Иванович. — Беги наверх. Приехал уже ваш академик.
— Отец еще мой должен прийти, — ответила Наташа. — Я его пришла встречать…
— Отец тоже на сбор?
— Он у меня председатель колхоза. О том, как выращивается хлеб, он будет нам рассказывать.
— Значит, у вас сегодня и академики и колхозники. Может, и мне вам, что ли, что-нибудь такое рассказать? — засмеялся Антон Иванович.
На дворе послышался шум автомобильного мотора, и сноп света выхватил из темноты косую сетку дождя.
Приехал отец. Наташа бросилась к нему.
— Боялся, что опоздаю… Такси взял, — объяснил Наташе отец. — Я прямо с занятий…
Наташа с отцом вошли в библиотеку, и то, что произошло минуту спустя, удивило ребят. Заметив Губина, и академик и Поликарп Александрович, улыбаясь, пошли навстречу отцу Наташи.
«Откуда они его знают?» — терялись в догадках ребята.
— Здравствуйте, Сергей Афанасьевич, — басил академик, пожимая Губину руку. — Давно, давно мы с вами не виделись. Знаю, слышал — в Москве учитесь. Правильно делаете…
Приветствуя гостя, Поликарп Александрович был более сдержан:
— Очень рад с вами познакомиться, товарищ Губин. Признаться, рад, что ваша дочь стала моей ученицей.
…Гости прибыли, и сбор можно было бы начинать. Но сделать это по всем пионерским правилам было невозможно. В отряде не было пионера, умеющего горнить. Коля позвал Мухина, но Женя чистосердечно признался:
— Опозорюсь только!
— Кто еще умеет? — спросил Коля.
Услышав, о чем идет речь, подошел Желтков.
— Горнист нужен? Имею честь представиться: Желтков Валентин. Горнист лагеря профсоюза коммунальников.
— Не шутишь? — обрадовался Коля.
Валя молча взял из рук Никифорова горн, продул мундштук и спросил:
— Начинать?
— Давай! Так, чтоб стекла зазвенели! — распорядился Коля и вместе с Валей вышел в коридор.
Горнил Желтков великолепно.
Отряд построился в коридоре. Посоветовавшись с Наташей и еще кое с кем из активистов, Никифоров подошел к Евстратовой и поручил ей внести знамя дружины.
Инна обрадовалась этому предложению. Она птицей взвилась по лестнице в пионерскою комнату, где хранилось знамя, и мигом вернулась обратно.
— Смирно! — скомандовал Никифоров. — На знамя равняйсь! Знамя внести!
В руках Жени Мухина замелькали барабанные палочки, Инна, гордая, прошла перед строем и стала на правом фланге.
— Вольно! — скомандовал Никифоров, и отряд перешел из коридора в библиотеку.
Открывая сбор, Коля Никифоров рассказал гостям о работе, которую провели звенья, готовясь к сбору, и предложил гостям начать беседу с пионерами.
Ребята шумно зааплодировали. Игнатий Георгиевич встал и, дождавшись, когда ребята поудобнее усядутся, сказал:
— Сбор, который вы сегодня устроили, полезное дело. Вам, детям, молодежи, надо постоянно доискиваться до причин тех или иных явлений, беспрестанно задавать себе, родителям, классным наставникам вопросы: «Что?», «Как?», «Почему?», «Откуда?» Молодой человек, который этого не делает, никогда не вырастет полноценным гражданином коммунистического общества.
Академик говорил о книгах, без которых жить так же невозможно, как без воздуха. Он вспоминал, как ценили книги великие люди.
Ребята стали удивляться: уж не перепутал ли гость, на какую тему сбор?
— Великое дело — создать изобилие материальных благ, — продолжал академик, — но еще более величественная и грандиозная задача — вырастить и воспитать хороших людей, достойных строителей коммунизма.
На лицах некоторых молодых людей я вижу недоумение: мол, старик Окунев запамятовал, что мы собрались здесь поговорить о проблемах развития промышленности и сельского хозяйства. Ничего, что я говорю не на тему. О том, что сделано и что делается на пути к изобилию, не хуже, чем я, вам расскажет председатель колхоза «Заря коммунизма», депутат Верховного Совета Сергей Афанасьевич Губин.