Приятно пригревало солнце. В демисезонном пальто становилось жарко, но Климову не хотелось уходить в тень. Да и тень-то на сквере найти было трудно. На голых тонких веточках вздрагивали одинокие желто-бурые листики. Некоторые из них отрывались и, лениво покружив, падали на дорожку. Здесь их подхватывал хлопотун-ветер, и листья пускались наперегонки.

«Какие разные люди! — размышлял Поликарп Александрович. — Вот Желткова минувшей весной плакала, упрашивала: дайте мальчишке пересдать осенью. А здесь: «Не беспокойтесь, товарищ учитель. Не пропадем. Руки-ноги есть. Не всем ученым быть». Какая гордость в человеке! Гордость и… обида… Одна… Работает… Муж жизнь за Родину отдал…

Чьи-то ребята учатся, а вот Миша Птаха на завод чернорабочим идет… И у его матери законная обида…»

…Когда Климов вошел во двор, где жил Птаха, бесчисленная ребятня встретила учителя как старого знакомого. Это была уже не первая попытка Поликарпа Александровича увидеть Птаху и выяснить, почему он бросил школу.

Поликарп Александрович пробежал глазами по головам мальчишек, по закоулкам двора и на крыше сарая около голубятни увидел Птаху.

Миша метнулся за голубятню и исчез. «Прячется от меня, избегает», — подумал учитель.

Мать Птахи встретила Поликарпа Александровича сдержанно и сказала, что пришел он напрасно: Миша уже устроился на завод. «Не беспокойтесь, товарищ учитель, не пропадем…» — и, сказав, что ей пора идти на работу, дала понять гостю, что пора уходить.

«И все-таки, я уверен, он еще нигде не работает, а лазает по голубятням», — размышлял Поликарп Александрович, сопоставляя события последних дней.

Учитель решил немедленно поговорить о Птахе с Зиминым. Олега Зимина Климов разыскал в пионерской комнате. Тот дежурил. В последнее время в школе ребята увлекались игрой в «балду». В нее играли в коридорах, в библиотеке, в пионерской комнате, в вестибюле, играли перед началом занятий и в перерыве между сменами, играли на переменах и тайком даже на уроках.

Когда Поликарп Александрович вошел в пионерскую комнату, Олег делал «балдой» какого-то пятиклассника. Увидев учителя, Зимин смутился. Он обыгрывал младшего.

— Я тебя, Зимин, о Птахе хочу расспросить. Ты его, говорят, видел? — спросил учитель.

Сейчас, вспоминая свой разговор с Зиминым, учитель улыбнулся.

«Иду это я по улице, навстречу мне — Мишка, — рассказал Зимин. — Я его спрашиваю: «Что это ты в школу ходить перестал?», а он мне и говорит: «Не твое это дело. А вообще-то ну вас всех к чертовой бабушке!»

…В конце аллейки появилось несколько девочек. Оживленно разговаривая между собой, они прошли мимо лавочки, на которой сидел Климов. Поликарп Александрович услышал обрывки фраз:

— Женька, не защищай, не защищай! Ты отличница и поэтому…

Второй голос:

— Блюмиха просто радуется, когда двойку ставит…

«Небось и обо мне так, чертенята, говорят, — подумал Климов, провожая взглядом девочек. — Конечно, говорят… Вот еще с Губиной эта история…»

Поликарп Александрович положил на колени стопку тетрадей, медленно развязал шпагат и достал тетрадку Наташи. На предпоследнем листе под контрольной работой его рукой была аккуратно выведена цифра «2».

«Отметка справедлива, — размышлял учитель. — Все в задачке перепутано, неправильно решен пример…»

Эту двойку Поликарп Александрович поставил часа три назад, в перерыве между третьим и пятым уроками, в час, который по расписанию у него был свободным. Третьим уроком в седьмом «А» была контрольная по алгебре. Поликарп Александрович внимательно следил, как ее писала Губина, и заметил, что девочка волновалась, кусала кончик ручки, вертелась.

Придя после контрольной в учительскую, Климов сразу же заинтересовался Наташиной тетрадкой.

«Нет, нет! Совершенно справедлива!» — думал Климов, отгоняя от себя смутное желание натянуть тройку.

Недели полторы назад был первый опрос по алгебре. Поликарп Александрович вызвал к доске Губину. Сначала она отвечала бойко, потом стала путать. Поликарп Александрович задал ей наводящие вопросы. Наташа ответ закончила неплохо. Но все же поставить Губиной четверку стоило Климову размышлений. «Может быть, она смущается новых товарищей?.. Эх ты, Наташка, Наташка, а ведь в поезде говорила, что учишься хорошо…» — думал теперь учитель, перелистывая тетрадку Губиной.

Климов сложил тетрадки, перевязал их бечевкой и поднялся со скамейки. Он неторопливо прошел по аллейке, задержался у стенда с газетой, понаблюдал, как, примостившись на лавочке, два старичка играют в шахматы, и уже направлялся к выходу из сквера, когда лицом к лицу столкнулся с Наташей Губиной.

Наташа держала сумку с продуктами.

— Простите, Поликарп Александрович, — извинилась девочка, — я чуть-чуть на вас не налетела.

— Ничего страшного. Бывает.

Наташа опустила голову. Вдруг она в упор посмотрела на учителя. Поликарп Александрович почувствовал, что она хочет сказать что-то чрезвычайно важное. Но глаза Наташи вдруг погасли, и она сказала:

— До свидания, Поликарп Александрович! — и быстро пошла дальше.

«Переживает девчонка!» — подумал Поликарп Александрович и, поправив очки, вышел из сквера на улицу.

Однако он ошибался. Наташу волновала не ее двойка.

Инне хотелось показать себя абсолютно хладнокровной. Когда ребята немного угомонились, она уверенно и спокойно, как это делала всегда, сказала:

— Начинаем перевыборный сбор отряда. Я сейчас расскажу о работе в прошлом году.

— Знаем, не надо! — послышалось с задней парты.

«Опять Мухин!» — подумала Инна. Надежда, что, может, ее выберут в совет отряда, поколебалась.

— Давайте сразу выбирать! — крикнул кто-то. — Предлагаю Кольку Никифорова в председатели.

Хотя ребята сидели, обхватив руками портфели, и не скрывали желания, чтобы сбор поскорее кончился, чувствовалось, что им вовсе не безразлично, кто будет избран в совет отряда.

Избранием в совет Коли Никифорова Поликарп Александрович остался доволен. Коля в прошлом году был прекрасным звеньевым. Он водил свое звено на каток. По воскресеньям ребята выезжали на лыжные прогулки за город, ходили в кино, помогали друг другу готовиться к экзаменам.

К Никифорову Поликарп Александрович питал слабость. Он всегда старался сделать мальчику что-нибудь приятное. Однажды Поликарп Александрович подарил Коле книжку о знаменитом математике Софье Ковалевской. В другой раз настоял, чтобы в зимние каникулы Никифорова, как сына погибшего фронтовика, послали в загородный лагерь. А летом, отдыхая в санатории, Климов писал Коле письма. «Никто ж ему не напишет», — рассуждал учитель.

Отчетно-выборный сбор отряда проходил вяло. После избрания совета отряда Поликарп Александрович предложил ребятам дать совету наказ: определить, чем заняться, какие провести сборы.

Ребята отмалчивались.

— Ну, что ж вы ничего не говорите?.. Давайте. Только время теряем, — пытался расшевелить отряд новый председатель. — Ты, Мухин, хотя бы скажи.

Женя встал.

— Я думаю, что надо организовать технический кружок.

— Хорошо. Запишем технический кружок, — обрадовался Коля.

Опять молчание.

— Еще что? Предлагайте, ребята.

— Провести экскурсию в ресторан, — сострил Желтков.

— Хватит, Желтков, дурачиться! — сделал замечание Никифоров.

Потом Сорокина предложила провести экскурсию в зоопарк, и Никифоров записал: «Зоопарк».

После неоднократных просьб Коли: «Давайте, ребята, высказывайтесь!», слова попросил Олег Зимин.

Олег вспомнил о статье академика Обручева, обращенной к путешественникам в третье тысячелетие, и предложил провести сборы на эту тему.

— Проведем сбор «Путешествие на Марс» или «Атомный автомобиль», — говорил Зимин.

Поликарпу Александровичу эта мысль очень понравилась. «Молодец, стригунок! — подумал он. — Светлая у тебя голова». Вслед за Олегом с предложениями стали выступать и другие ребята. Никифоров только успевал записывать. И в результате план работы отряда получился интересным.