Если я добродетельна, пусть эти боги снова сделают мне нос такой же, как был прежде. Если же я хоть в мыслях пожелаю другого мужчину, пусть они обратят меня в пепел». И, произнеся эти слова, она снова обратилась к нему: «Эй, злодей, посмотри: силой моей добродетели нос стал таким же, как прежде». И когда он взял головню и поглядел, то увидел у нее такой же самый нос, а на земле — большую лужу крови. Тогда в изумлении он освободил ее от веревки и начал услаждать сотнями ласк.
А Девашарман, видя все это, произнес с изумленным сердцем:
«Вся мудрость безграничная Брих
аспати с Уш
анасом
[96] |
Уступит ухищреньям жен. Как нам за ними углядеть? (142)
Поспешность, хитрость, глупость, ложь и жадность безграничная, |
Жестокость и нечистота — врожденные пороки жен. (143)
Не увлекайтесь женами чрезмерно,
Не допускайте, чтоб росла их сила, |
Ведь все они мужчиною влюбленным
Играют, как бескрылою вороной. (144) upa
Ведь из уст ее сладкий мед течет,
А в груди женщина сильный яд
[97] хранит. |
Потому и пьют из желанных губ,
А рукой сжатою ударяют в грудь. (145) viyo
Пучину опасений, || нескромности обитель, ||
поспешностей собранье,
Вместилище пороков, || дом сотни злых обманов ||
и поле подозрений, |
Ту, что сильней героев, || корзину дел коварных, ||
смесь нектара и яда,
Жену, что с куклой схожа, || кто создал в этом мире ||
на гибель добрым нравам? (146) srag
Газелеоких жен, чья добродетель — грех, ||
прославленных повсюду
Упругостью грудей, живым сияньем глаз, ||
прелестными устами, |
Кудрявой головой, размерностью в речах, ||
великолепьем бедер,
Пугливостью своей и чарами в любви, — ||
пусть их скоты лишь любят
[98]. (147) çārdū
Они смеются и грустят, чтоб достигнуть цели,
И, пробудив к себе доверье, не верят сами. |
Пускай же каждый человек из семьи достойной
Обходит их, как на кладбищах обходят урны. (148) vasa
Цари зверей с косматой гривой и страшной пастью,
Слоны, что в мускусе обильном сияют блеском, |
Герои мудрые и стойкие в страшных битвах —
Близ женщин все они теряют свою отвагу. (149) vasa
А также:
Внутри они скрывают яд, снаружи — блещут красотой. |
Кто создал в этом мире жен, подобных гунджи
[99] ягодам?» (150)
Так размышляя, этот странствующий монах кое-как провел ночь.
А сводня с отрезанным носом подумала, придя домой: «Что теперь делать? Как скрыть эту большую рану?» Пока она так размышляла, муж ее проводил ночь, занятый делами, в царском дворце. На заре он пришел домой и, озабоченный многочисленными делами, предстоящими ему в городе, сказал ей, остановившись в дверях: «Дорогая, скорей принеси футляр с бритвенным ножом — я отправляюсь в город по делам». А она, стоя внутри дома с отрезанным носом, сохранила присутствие духа и бросила ему в лицо один только нож. Тогда цирюльник, разгневанный, что не получил ножа вместе с футляром, кинул ей нож в лицо. И вслед за этим дурным поступком злодейка выбежала из дома с воздетыми руками и завопила: «Ах! Глядите, этот злодей отрезал нос у меня, ведущей добродетельную жизнь! Защитите!»
В то же мгновенье явились царские служители, сильно избили цирюльника, связали его крепкой веревкой и вместе с безносой повели на место суда. И вот судьи спросили его: «Почему ты так жестоко поступил со своей женой?» И когда, ошеломленный от удивления, он не дал ответа, сидящие в собрании произнесли согласно с законом:
«Бледнеет, с дрожью говорит,
Испуганно глядит, теряет весь свой блеск — |
Так выглядит всегда злодей,
Когда он преступленьем устрашен. (151) ār
А также:
Переменился цвет лица, и ноги спотыкаются, |
По лбу его струится пот, и заикаясь говорит. (152)
Дрожит и вниз глядит всегда, кто злое дело совершил. |
По этим явным признакам легко найдешь преступника. (153)
И затем:
С уверенностью держит речь невинный человек в суде, |
Нет страха на его лице, горит негодованьем взор. (154)
Поэтому он кажется человеком дурного поведения. За насилие над женщиной полагается казнь. Пусть же его посадят на кол».
Между тем Девашарман, видя, как того ведут на место казни, подошел к судьям и сказал: «Эй! Несправедливо осужден этот бедный цирюльник, ведущий достойный образ жизни. Выслушайте мою речь:
Шакал баранами убит, мне горе из-за жулика, |.
А сводне — из-за дел чужих. Три горя по своей вине». (155)
Тогда те судьи сказали ему: «Эй, блаженный! Как это?» И Девашармаы подробно рассказал им обо всех трех происшествиях. И выслушав его, все они, изумившись, отпустили цирюльника и сказали:
«Брахмана, женщину, дитя, больного и отшельника |
Нельзя казнить. За тяжкий грех калечить их предписано. (156)
Ведь по собственной вине ей отрезали нос. Пусть же в наказание от царя ей отрежут и уши». И когда это было исполнено, Девашарман, укрепив свое сердце двумя этими примерами, отправился в свой монастырь.
* * *
Поэтому я и говорю: «Шакал баранами убит...». Каратака сказал: «Что же нам делать в таком тяжелом положении?» Даманака ответил: «Несмотря на подобное стечение обстоятельств, я разлучу Сандживаку с господином благодаря блеску своего разума. К тому же наш господин Пингалака предается очень дурной наклонности. Ведь:
Коль впавший в заблужденье царь дурною страстью ослеплен, |
То слуги всеми средствами должны ему препятствовать». (157)
Каратака сказал: «Какой же дурной наклонности предается наш господин Пингалака?» Даманака ответил: «Имеется семь дурных влечений. Это:
Охота, жены, кости, хмель и в пятых — речи злобные, |
Насильем оскорбление и жадность до чужих богатств. (158)
