. А потом пинками всех нас выводила из объятого пламенем города. Шутка ли, но, по-моему, только она в тот момент не была в шоке, словно всё происходящее для неё не в новинку...
Женщина застыла, смотря на магазинчик, куда забежала её подруга. Она там носилась с корзинкой, сваливая в кучу различные полуфабрикаты, пиво и сладости. Другого от неё ожидать и не стоило.
— Если бы не её самообладание, мы бы, наверное, пропали в том аду: или сгорели бы заживо, или получили бы критическую дозу облучения, — наблюдая за своей гиперактивной подругой, Рицко даже не обратила внимания на то, как сигарета в её зубах уже выгорела до фильтра. — Нет, это не самообладание, — вернулась из прострации Рицко и выкинула окурок. — Безумие. В её глазах было только безумие, которое она еле сдерживала. Я никогда у неё об этом не спрашивала, но, думаю, она нам помогла не из доброты душевной: просто ей необходимо было на что-то отвлечься, забыться. Убежать от чего-то.
«Мисато — и убежать?!» — не верил ушам юноша. Это казалось невозможным, не укладывалось в голове. Икари считал, что уже достаточно хорошо знал Кацураги, чтобы вот так просто поверить на слово... Однако это Акаги, напомнил он себе.
— Надо же, — Синдзи отклонился на спинку сиденья, — мне страшно представить, что я бы делал.
— То, что должен, — незамедлительно ответила Акаги, зажигая очередную сигарету. Она, видимо, хотела возместить дефицит никотина в своём организме, образовавшийся за весь день.
Юноша очень сомневался, что в ответственный момент не растеряется или не впадёт в панику. Ведь одно дело — пинать большого Ангела, находясь в относительной безопасности, а другое — когда собственными руками необходимо спасать десятки, а то и сотни жизней.
— А когда вы всё-таки подружились? — Синдзи всё ещё хотел услышать ответ на вопрос.
— Это уже не так интересно, — махнула она рукой, — более года спустя, в Киотском университете. Часть факультетов и лабораторий Токийского технологического туда переехала, поэтому мой выбор вполне очевиден. А что Мисато туда потянуло — известно только ей самой.
— Там вы и пересеклись?
— Мягко сказано, — слегка улыбнулась Рицко. — Мисато за это время радикально изменилась и стала живой, позитивной, до скрипа в зубах болтливой. Увидит она знакомое лицо — моё лицо — я обречена слушать её часами напролёт. Было ощущение, что она старалась выговориться за все те годы, что молчала.
— Так, значит, вы её подруга поневоле? — развеселился Синдзи.
Но Акаги ничего не ответила, только иронично улыбнулась и покачала головой, глядя, как её подруга выходит из магазина с набитым пакетом.
— Эй, Риц! Салон уже пропах, хватит пыхтеть! — Кацураги плюхнулась на водительское сиденье и махом закинула продукты на колени Икари.
Акаги только развела руками и закрыла окно.
— В пакет не смотреть! — пригрозила пальцем Мисато, прежде чем тронуться в путь.
Синдзи улыбнулся и отложил продукты в сторону, после чего устроился поудобнее.
Дорога за окном медленно плыла, монотонно сливаясь в единую протяжную массу. Никакого резкого ускорения, никаких обгонов. Только спокойная езда по идеально прямым и ровным дорогам, которые почти не отличались друг от друга.
— После всестороннего анализа, — произнесла Рицко своим фирменным тоном и потянулась к автомагнитоле, — я пришла к умозаключению, что нам не хватает музыки! Как ты, Мисато, вообще можешь без неё водить?
— В этом и кроется весь успех — я не отвлекаюсь на посторонние шумы!
— Да, «шумы»... Ты просто неправильный водитель, — буркнула Акаги, прокручивая плей-лист. Она издала протяжный вздох: — Такое ощущение, что роюсь в кассетах отца...
— Отличный у него, наверное, был вкус!
Рицко смерила взглядом свою подругу:
— Будь он жив, вы бы нашли общий язык.
— Да, может быть, — меланхолично улыбнулась Мисато. — Замечательно как получается — с моим отцом ты бы тоже нашла общий язык. Нас случайно не подменили?
— Я тебя умоляю, с профессором Кацураги половина научного мира хотела бы пообщаться.
— Ясное дело, слишком многое он унёс с собой.
— Если бы ты могла хоть что-нибудь вспомнить... — Рицко осеклась, глянув мельком на Синдзи. Однако того скорее заинтересовало не то, кем был профессор Кацураги и что Мисато могла помнить из его работы, а то, что его, оказывается, нет в живых. С учётом того, что женщина как-то упоминала о проблемах со своим отцом, получается, у Мисато уже нет никаких шансов помириться с ним. А у Синдзи со своим — ещё есть.
— У тебя же вроде было что-то посовременнее, — Рицко постаралась сменить тему. — Из музыки.
— Есть, во втором списке.
Акаги помучила магнитолу и наконец-то вышла на нужные ей песни. Включила первый трек — и из динамиков полилась тоскливая музыка, которая медленно нарастала, переходя из обволакивающих тонов с мягкими басами в более продуманную и сложную композицию. Но при этом не теряя мелодичности.
— Тебе понравились эти завывания? — недоумевала Мисато. — На религиозную бунтарку или депрессивную девочку ты не очень-то похожа.
— В женщине ведь должна быть загадка.
— Надо было удалить этот альбом...
— Не смей — мне нравится.
Подруги быстро разговорились о своём, женском. Синдзи и не пытался вникать, предпочтя меланхолично созерцать пролетавшие огоньки фонарей и слушать приятную на слух песню. Из динамиков в салон вливался тонкий печальный женский голосок, повторяющий на английском один и тот же куплет про Бога и спасение от грехов. Грустью и тоской повеяло от музыки — Синдзи начало клонить в дрёму. Мелодичные звуки двигателя и проезжающих машин, музыка, а также два звонких голоса разговорившихся женщин слились в единую неразборчивую массу. Она перемешивалась, порождала удивительную какофонию из различных ярких и гулких отзывов. Тарабанила, давая новое звучание привычным вещам. Всё это повторялось вновь и вновь, пока ничего общего с изначальными звуками не осталось. Только режущие громыхания и изнурительные крики.
21) Токудай — устоявшееся сокращение Токийского технологического института на японском и английском языках.вернуться
[К оглавлению ↑]
Глава 32. [Интроект III]
Что-то или кто-то резко потряс Синдзи, отчего он встрепенулся и резко открыл глаза. Вокруг всё плыло, гудело. Тело ватное, не слушается — само двигается.
— Нам надо спешить, — эхом раздался голос Каору, который был в каких-то странных обносках. Его блондинистый цвет сошёл на нет, явив миру такие привычные для японца чёрные как смоль волосы. Но вместе с тем настолько необычные, что Синдзи пристально вгляделся — а его ли это Нагиса? Помимо всего остального, он какой-то серьёзный и озабоченный: нет той обворожительной улыбки, которая так успокаивает, нет того лоска и шарма, которые ставили его на ступеньку выше остальных. Сейчас он меньше всего походил на самого себя: уставший, с растрёпанными волосами, чумазый, в ссадинах и ранах.
— Где мы? — Синдзи пришлось сделать усилие, чтобы выдавить из себя пару простых слов.
— У нас нет времени, — схватил его Каору, — я должен с ней поговорить!
Ребята выбежали из полуразвалившейся хибары в натуральный хаос: небо заволокло чёрной пеленой, неприметные домики полыхали, сверху падали бомбы и снаряды, люди в таких же обносках, как и Нагиса, бежали, похватав своих детей и кое-какие пожитки. Где-то громыхало, ухало, стреляло. Хаос. Полнейший хаос.