Когда тыква закончила свою речь, хранитель пруда отпустил ее и подумал про себя, что дело это долгое и запутанное. Верно, только олень и знает, кто тут виноват. И хранитель пруда велел привести к нему молодого оленя.

— В здравом ли ты уме, олень, ― начал хранитель пруда, ― если решился в такую жару мчаться сломя голову да еще и не глядя под ноги? Зачем ты поломал побеги большой тыквы и сбросил ее с горы?

— О справедливый владыка, моей вины здесь нет! ― отвечал молодой олень. ― Я сладко спал под деревом уши, что на расстоянии одного зова отсюда. И вдруг обезьяна, сидевшая на верхнем суку, запустила в меня большим плодом. Я мигом проснулся от жестокой боли и бросился бежать. Хотел укрыться в горной пещере, да, на беду, запутался в побегах горной тыквы. И сам упал, и стебель поломал. А тыква оторвалась. Но только, владыка, не собирался я топтать и портить тыквенные побеги!

Тяжело вздохнул хранитель пруда и позвал обезьяну.

— Ну, что ты расскажешь? ― спросил он у обезьяны, думая про себя, что, верно, она во всем и виновата. ― Что за прихоть тебе была швырять плодами уши в молодого оленя?

— Позволь мне оправдаться, справедливый владыка! Я была очень голодна, вот в полезла на старое дерево уши. Плоды на нем сладкие и вкусные. Я лакомилась в свое удовольствие. И вдруг какая-то цикада как затрещит, да еще так громко! От неожиданности я выпустила из рук большущий плод уши. Сочный такой был, даже теперь мне еще жалко! Он и упал вниз. Да только у меня и в мыслях не было кидать его в оленя! Все вышло из-за этой цикады, о владыка!

Тут хранитель пруда наконец понял, кто виновник всего случившегося. Он позвал цикаду и, лишь только она явилась, приступил к допросу:

— Ответь, о цикада, отчего ты так громко затрещала в тот знойный полдень? Ведь из-за этого случилось столько неприятностей!

— О владыка! ― начала цикада. ― Ты справедливо заметил, что я запела слишком громко. К тому же и час для меня был неурочный. Поверь мне, не желала я никому ни зла, ни страдания. В томящую жару пахнул вдруг свежий ветер с гор, мне стало так сладко, что я не выдержала и пропела свою самую короткую и самую веселую песню! Только и всего!

Выслушав ответ цикады, хранитель пруда задумался. Он решил, что виноват в этом деле не горный ветерок, а все-таки цикада. И хранитель пруда сказал:

— Слушай меня, цикада! У тебя, как и у других, есть глаза, но ты не взглянула вокруг себя, не подумала о последствиях. Как и у остальных земных тварей, у тебя есть рот. Не смогла ты держать его закрытым, а затянула громкую песню. Ты не подумала о последствиях, а помнила лишь о своем желании повеселиться. Из-за тебя и случилось непоправимое. Больше всех пострадал ни в чем не повинный патан. Потому я решил так: выну из твоего живота кишки и вложу их несчастному патану! А ты, цикада, живи без кишок!

Так рассудил хранитель пруда, и все живые существа, обитающие на суше, в воде и в воздухе, выслушав решение, призвали его справедливым и возблагодарили мудрого владыку.

С тех пор цикада и осталась без кишок.

Перевод Ю. Осипова

В незапамятные времена в одной стране правил король по имени Асакавинда. Был он груб в деяниях и жесток в помыслах; в гневе не ведал границ, гордость его была непомерна. Однажды король Асакавинда даже издал указ, запрещающий всякому, кто с ним встретится, смотреть в лицо государю. Вот каков был этот король.

Как-то раз министр Субаваразин по делам службы находился в королевском дворце и загляделся на свадебную процессию, что двигалась по северной дороге. Играли музыканты, молодежь пела и плясала, кругом было шумно. Субаваразин смотрел на процессию и ничего не замечал вокруг. Но вдруг он обернулся и неожиданно столкнулся лицом к лицу с самим королем. И не успел отвести взгляда.

Асакавинда пришел в великий гнев и принялся распекать министра. Долго он неистовствовал, а потом повелел:

— За то, что ты посмел пялить на меня глаза, будто ты ровня своему государю, завтра на рассвете мы с тобою посчитаемся! За свою неслыханную дерзость ты представишь мне тело свое, ибо оно не умеет склоняться в глубоком поклоне, руку свою, ибо она не привыкла приветствовать повелителя, и глаз свой, ибо не научен он быть опущенным долу!

Низко склонил голову министр, почтительно выслушал короля, и потом с печальным лицом и потускневшим взором отправился домой, думая про себя: «Завтра на рассвете пробьет мой последний час!»

Когда Субаваразин явился домой, его дочь Сунандари тотчас заметила перемену в отце, подивилась его печальному виду и спросила:

— Батюшка, отчего ты не весел?

А надо вам сказать, что дочь министра ― Сунандари была не только пригожа и нежна, но и премудра: ведь она уже побывала в стране, где правят отшельники-мудрецы, и у каждого из отшельников училась его знанию. Так к своим семнадцати годам Сунандари уже познала девять главных наук мира. Закончив учение, она возвратилась к отцу и теперь жила подле него.

Когда дочь обратилась к отцу с вопросом, он поведал ей обо всем, что с ним приключилось во дворце:

— Сегодня твой несчастный отец выглянул из дворца и увидал, как веселятся на свадьбе юноши и девушки. Долго я глядел, как они с музыкой, пением и плясками двигались по северной дороге. А потом, когда свадебная процессия скрылась из виду, я повернулся и вдруг встретился взглядом с государем. Лишь один миг я смотрел на него. Но государь сильно разгневался: как это, мол, слуга посмел поднять на него глаза! И он повелел, чтобы твой несчастный отец завтра, лишь рассветет, поднес ему свое собственное тело, свою руку и свой глаз. И это будет платой за содеянное. Ты, дочь моя, верно, понимаешь, что завтра ждет меня неминуемая гибель. И сегодняшней ночью нет мне покоя.

Тогда премудрая Сунандари сказала:

— Батюшка, ты напрасно печалишься из-за слов короля. Жизни твоей вовсе не грозит опасность! В словах короля был скрытый намек. Он потребовал твоего тела, твоего глаза и твоей руки ― это все уловка. Король ждет, чтобы ты привел к нему свою дочь. Не ломай голову и зря не горюй! Завтра поутру отведи меня во дворец. А я научу тебя, что сказать королю!

И Сунандари растолковала отцу тайный смысл королевского повеления. Субаваразин спокойно спал всю ночь. А на следующий день, чуть только рассвело, он пришел во дворец вместе со своею дочерью и, представив ее королю, смиренно доложил:

— О высокочтимый государь! В согласия с твоим приказом представляю свою дочь Сунандари! Мое дитя, она ― часть моего тела! Разумная и послушная, она ― моя правая рука! Коли примешь ее к своему двору, будет и мой глаз в королевском дворце!

Благосклонно выслушал министра король, похвалил его за догадливость и смекалку, а дочь его Сунандари пожелал сделать королевой.

И вот однажды, уже после того как Сунандари стала королевой, к королю Асакавинде пришли его министры, придворные сановники и брахманы. Пока все они выказывали свое почтение государю и докладывали о делах, король вдруг заметил, что Сунандари внимательно смотрит на придворных, неотступно наблюдает за всяким их жестом или выражением лица. Надменный Асакавинда помрачнел и сказал:

— Я не терплю, когда мне смеют глядеть в лицо. Но в неменьшей мере я возмущаюсь, если моя королева смотрит в упор на посторонних!

Король поднялся с места и прошествовал во внутренние покои. А королева Сунандари не последовала за ним. И даже будто не обратила внимания на его слова. Она осталась на троне и рассказала всем придворным, с почтением склонившим головы, одну притчу. Вот эта притча.

У короля, что в стародавние времена управлял некой страной, было четыре жены-королевы. Как-то королю прошло в голову отличить одну из жен и сделать ее главной королевой Аггадевимахеси[148]. Но он не знал, которую из четырех выбрать. Тогда он задумал испытать их всех, чтобы выяснить, кто более подходит для этой роли.