«Туманы над Волгою милой…» Туманы над Волгою милой Не спорят с моею мечтой, И всё, что блистая томило, За мглистою никнет чертой. Туманы над милою Волгой В забвении тусклых болот Пророчат мне счастья недолгий, Но сладостно-ясный полёт. Свирель В стиле французских бержерет «Амур – застенчивое чадо…» Амур – застенчивое чадо. Суровость дня него страшна. Ему свободы сладкой надо. Откроет к сердцу путь она. Когда ничто не угрожает, Как он играет, как он рад! Но чуть заспорь с ним, улетает И не воротится назад. И как ни плачь, и как ни смейся, Уже его не приманить. Не свяжешь снова, как ни бейся, Однажды порванную нить. Поймите, милые, что надо Лелеять нежную любовь. Амур – застенчивое чадо. К чему нахмуренная бровь? «Бойся, дочка, стрел Амура…» «Бойся, дочка, стрел Амура. Эти стрелы жал больней. Он увидит, – ходит дура, Метит прямо в сердце ей. Умных девушек не тронет, Далеко их обойдёт, Только глупых в сети гонит И к погибели влечёт». Лиза к матери прижалась, Слёзы в три ручья лия, И, краснея, ей призналась: «Мама, мама, дура я! Утром в роще повстречала Я крылатого стрелка И в испуге побежала От него, как лань легка. Поздно он меня заметил, И уж как он ни летел, В сердце мне он не уметил Ни одной из острых стрел, И когда к моей ограде Прибежала я, стеня, Он махнул крылом в досаде И умчался от меня». «За цветком цветёт цветок…» За цветком цветёт цветок Для чего в тени дубравной? Видишь, ходит пастушок. Он в венке такой забавный. А зачем, скажи, лужок? На лужке в начале мая Ходит милый пастушок, Звонко на рожке играя. Для чего растёт лесок? Мы в леску играем в прятки. Там гуляет пастушок. С пастушком беседы сладки. А песочный бережок? Он для отдыха годится. Там гуляет пастушок, В воды светлые глядится. А прозрачный ручеёк? Хорошо в ручье купаться. Близко ходит пастушок, Хочет милую дождаться. «Цветков благоуханье…» Цветков благоуханье, И птичье щебетанье, И ручейков журчанье, – Всё нам волнует кровь, И сказывает сказки Про радостные ласки, Про сладкую любовь. Прекрасна, как цветочек, Легка, как мотылёчек. Иди ко мне в лесочек, Иди ко мне смелей. Чего тебе бояться? Не долго улыбаться Весне в тени ветвей. Поспешно мчатся Оры. И дни, и ночи скоры. Замолкнут птичьи хоры, Всё милое пройдёт. Настанет час истомный, Увянет ландыш скромный, Фиалка отцветёт. К чему терять мгновенья На ложные сомненья, На скуку размышленья? Целуй меня, целуй! Любви отдайся нежной И ласке безмятежной У этих звучных струй. «Нет, я тому не верю, что шепчет мне Колен…» Нет, я тому не верю, что шепчет мне Колен, Как радостен для сердца любовный милый плен. Перед Клименой отчего же Климен в слезах, И вечно всё одно и то же, То ох, то ах! О нет, я не поверю, как ни шепчи Колен, Что сладостен для сердца любовный нежный плен. Тогда зачем же все моленья У милых ног, И столько горести, томленья, Тоски, тревог? О нет, о нет, не верю, как ни шепчи, Колен, Что для сердец отраден любовный хмельный плен! «Тирсис под сенью ив…» Тирсис под сенью ив Мечтает о Нанетте, И, голову склонив, Выводит на мюзетте: «Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь, К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь». И эхо меж кустов, Внимая воплям горя. Не изменяет слов, Напевам томным вторя: «Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь, К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь». И верный пёс у ног Чувствителен к напасти, И вторит, сколько мог Усвоить грубой пасти: «Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь, К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь». Овечки собрались, – Ах, нежные сердечки! – И вторить принялись, Как могут петь овечки: «Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь, К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь». Едва от грусти жив Тирсис. Где ты, Нанетта? Внимайте, кущи ив! Играй, взывай, мюзетта: «Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь, К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь». |
