Искали дочь Печаль в груди была остра, Безумна ночь, – И мы блуждали до утра, Искали дочь. Нам запомнилась навеки Жутких улиц тишина, Хрупкий снег, немые реки, Дым костров, штыки, луна. Чернели тени на огне Ночных костров. Звучали в мёртвой тишине Шаги врагов. Там, где били и рубили, У застав и у палат, Что-то чутко сторожили Цепи хмурые солдат. Всю ночь мерещилась нам дочь, Ещё жива, И нам нашёптывала ночь Её слова. По участкам, по больницам (Где пускали, где и нет) Мы склоняли к многим лицам Тусклых свеч неровный свет. Бросали груды страшных тел В подвал сырой. Туда пустить нас не хотел Городовой. Скорби пламенной язык ли, Деньги ль дверь открыли нам, – Рано утром мы проникли В тьму, к поверженным телам. Ступени скользкие вели В сырую мглу, – Под грудой тел мы дочь нашли Там, на полу. «Тяжёлыми одеждами…» Тяжёлыми одеждами Закрыв мечту мою, Хочу я жить надеждами, О счастии пою. Во дни святого счастия Возникнет над землёй Великого безвластия Согласный, вечный строй. Не будет ни царящего, Надменного меча, Ни мстящего, разящего Безжалостно бича. В пыли не зашевелится Вопрос жестокий: чьё? И в сердце не прицелится Безумное ружьё. Поверженными знаками Потешится шутя В полях, шумящих злаками, Весёлое дитя. «Я спешил к моей невесте…» Я спешил к моей невесте В беспощадный день погрома. Всю семью застал я вместе Дома. Все лежали в общей груде… Крови тёмные потоки… Гвозди вбиты были в груди, В щёки. Что любовью пламенело, Грубо смято тёмной силой… Пронизали гвозди тело Милой… «Догорало восстанье…»
Догорало восстанье, – Мы врагов одолеть не могли, – И меня на страданье, На мучительный стыд повели. Осудили, убили Победители пленных бойцов, А меня обнажили Беспощадные руки врагов. Я лежала нагая, И нагайками били меня, За восстанье отмщая, За свободные речи казня. Издевался, ругался Кровожадный насильник и злой, И смеясь забавлялся Беззащитной моей наготой. Но безмерность мученья И позора мучительный гнёт Неизбежности мщенья Не убьёт и в крови не зальёт. Дни безумия злого Сосчитал уж стремительный рок, И восстанья иного Пламенеющий день не далёк. Жалость Пришла заплаканная жалость И у порога стонет вновь: «Невинных тел святая алость! Детей играющая кровь! За гулким взрывом лютой злости Рыданья детские и стон. Страшны изломанные кости И шёпот детский: „Это – сон?“» Нет, надо мной не властно жало Твоё, о жалость! Помню ночь, Когда в застенке умирала Моя замученная дочь. Нагаек свист, и визг мучений, Нагая дочь, и злой палач, – Всё помню. Жалость, в дни отмщений У моего окна не плачь! Парижские песни I Раб французский иль германский Всё несёт такой же гнёт, Как в былые дни спартанский, Плетью движимый, илот. И опять его подруга, Как раба иных времён, Бьётся в петлях, сжатых туго, Для утех рантьерских жён. Чтоб в театр национальный Приезжали, в Opéra, Воры бандою нахальной, Коротая вечера, – Чтоб огни иллюминаций Звали в каждый ресторан Сволочь пьяную всех наций И грабителей всех стран, – Ты во дни святых восстаний Торжество победы знал И, у стен надменных зданий, Умирая, ликовал. Годы шли, – теперь взгляни же И пойми хотя на миг, Кто в Берлине и в Париже Торжество своё воздвиг. |
