«Призрак ели с призраком луны…» Призрак ели с призраком луны Тихо ткут меж небом и землёю сны. Призрак хаты с призраком реки, Чуть мерцающие, зыблют огоньки. А над зыбко ткущимися снами, И над тихо зыблемыми огоньками, И над призраками бедных хат Ночь развёртывает чародейный плат, Опрокидывает чёрный щит, И о свете незакатном ворожит. «Как незаметно подступила…» Как незаметно подступила Успокоительница-ночь! Но где же все твои светила? «Я тучею заворожила Мои светила», – шепчет ночь. Одна ты радоваться хочешь Тому, что есть, вещунья-ночь. О чём же тьмой ты мне пророчишь? «Ещё ты много стрел отточишь, Ликуй, но бойся», – шепчет ночь. Зачем и чем меня тревожишь Ты, предвещательница-ночь? Судеб ты изменить не можешь. «Ты сам томления умножишь, Но не печалься», – шепчет ночь. Ночным вещаньям чутко внемлю И вопрошаю снова ночь: «Какую радость я приемлю?» – «Свой жезл вонзи в родную землю, Вновь расцветёт он», – шепчет ночь. Мне внятен твой утешный шёпот, Тебе я верю, верю, ночь, Но что же значит дальний топот? «Иди спокойно. Что твой ропот? Всё в Божьей воле», – шепчет ночь. «Только мы вдвоём не спали…» Только мы вдвоём не спали, Я и бледная луна. Я был тёмен от печали, А луна была ясна. И луна, таясь, играя Сказкой в зыблемой пыли, Долго медлила у края Тьмою дышащей земли. Но, восторгом опьянённый, Я взметнул мою луну От земли, в неё влюблённой, Высоко на крутизну. Что порочно, что безгрешно, Вместе всё луна сплела, – Стала ночь моя утешна, И печаль моя – светла. «Ты хочешь, девочка луна…» Ты хочешь, девочка луна, Идущая с крутого неба Отведать горнего вина И нашего земного хлеба. Одежды золотая сеть Пожаром розовым одела Так непривыкшее гореть Твоё медлительное тело. Вкусив таинственную смесь Того, что в непонятном споре Разделено навеки здесь, Поёшь ты в благодатном хоре. Твой голос внятен только мне, И, опустив глаза, я внемлю, Как ты ласкаешь в тишине Мечтательною песней землю. «И это небо голубое…» И это небо голубое, И эта выспренная тишь! И кажется, – дитя ночное, К земле стремительно летишь, И радостные взоры клонишь На безнадёжную юдоль, Где так мучительно застонешь, Паденья ощутивши боль. А всё-таки стремиться надо, И в нетерпении дрожать. Не могут струи водопада Свой бег над бездной задержать, Не может солнце стать незрячим, Не расточать своих лучей, Чтобы, рождённое горячим, Всё становиться горячей. Порыв, стремленье, лихорадка, – Закон рождённых солнцем сил. Пролей же в землю без остатка Всё, что от неба получил. «Пал на небо серый полог…» Пал на небо серый полог, Серый полог на земле. Путь во мгле безмерно долог. Долог путь в туманной мгле. Веет ветер, влажный, нежный, Влажно-нежный, мне в лицо. Ах, взошёл бы, безмятежный, На заветное крыльцо! Постоял бы у порога, У порога в светлый дом, Помечтал бы хоть немного, Хоть немного под окном, И вошёл бы, осторожный, Осторожно в тот приют, Где с улыбкой бестревожной Девы мудрые живут! «Час ворожбы и гаданья…» Час ворожбы и гаданья. Солнце в далёкой стране. Но не его ли сиянья На безмятежной луне? И не его ли очами Жизнь на земле зажжена? И не о нём ли ночами Томно мечтает она? В ясную ночь полнолунья Над колыханием трав Пляшет нагая колдунья, Золото кос разметав. Пан ли играет на флейте? Звучно ль падение вод? Девушки резвые, рейте, Вейте за ней хоровод. Вкруг одинокой берёзы, Дикого духа моля. Лейте горючие слёзы, Смехом будите поля. Тело стихиям откройте. Пыль полуночных дорог Росами травными смойте С голых стремительных ног. Вот, под луною мелькая Длинной и светлой косой, В белом покрове Иная С вашей сплелась чередой. Словно возникла из праха, Мчится, как вихорь, легка. В зыбком томлении страха Веет от дивной тоска. Смейтесь, и плачьте, и рейте, Вейте одна за другой, Страх и тоску одолейте Буйной ночною игрой. |
