Взлетающим Хотя б вы нам и обещали Завоевание луны, Но всё ещё небес скрижали Дня ваших крыл запрещены, И всё ещё безумство радо Ковать томительные сны Над плитами земного ада Под гулы тусклой глубины. И всё ещё разумной твари Века неволи суждены – Томиться в длительном угаре Всегда сжигаемой весны. Додо Бедная птица Додо! Где ты построишь гнездо? Было уютно в гнёздышке старом, – Сгублена роща ярым пожаром. Птенчиков огненный шквал Горькой золой заметал. Весело было в гнёздышке милом, – Стала вся роща полем унылым. Будет над рощей летать И без конца тосковать Бедная птичка! Только ль привычка – Каждое утро писк-перекличка? Плачет росою туман, Сердце багряно от ран, И под золою, пыль доедая, Бегают искры, стая живая. Бедная птица Додо! Где же совьёшь ты гнездо? Певице О, если б в наши дни гоненья, Во дни запёчатлённых слов Мы не слыхали песнопенья И мусикийских голосов, – Как мы могли бы эту муку Безумной жизни перенесть! Но звону струн, но песен звуку Ещё простор и воля есть. О, вдохновенная певица, Зажги огни и сладко пой, Чтоб песня реяла, как птица, Над очарованной толпой, А я прославлю звук звенящий, Огонь ланит, и гордый взор, И песенный размах, манящий На русский сладостный простор! Я любила «Я любила, я любила, Потому и умерла!» Как заспорить с любой милой, Как сказать: «С ума сошла!» «Мне покойно в белом гробе. Хорошо, что здесь цветы. Погребенья час не пробил, И ещё со мною ты. Всё минувшее бесследно. Я – совсем уже не та. Но не бойся любы бледной, Поцелуй мои уста. Были пламенны и алы, Вот, – недвижны и бледны. Милый, пей их нежный холод, Снова тки, как прежде, сны. Не хочу, чтоб скоро умер, – Мне одной пускаться в путь, Без тебя в прохладном доме Хоть немного отдохнуть. Я любила, я любила, Оттого и умерла!» Как заспорить с любой милой, Как сказать: «С ума сошла! Здесь не гроб, а только койка, Не кладбище, жёлтый дом». Вдруг запела: «Гайда, тройка! Снег пушистый, мы вдвоём». Иоанн Грозный
Сжигаемый пламенной страстью, Мечтатель, творец и тиран, Играя безмерною властью, Царил на Руси Иоанн. Он крепко слился поцелуем С тобой, проливающей кровь, Тобой он был пьяно волнуем, О жизнь! О безумство-любовь! Он смертных покоев не ведал, Он знал только прелести мук И жертвам терзаемым не дал Отрады покойных разлук. Чтоб мёртвых тревожить, синодик Кровавая память вела, Стремя его вечно к свободе, К азийской несдержности зла. А просто, – он был неврастеник, Один из душевных больных. В беспутной глуши деревенек Таится немало таких. Навеки тёмный Кто-то, чёрный и покорный, кнопку повернул, И хрусталь звенящим блеском встретил зыбкий гул. Здесь когда-то, кто-то ясно пировал, И когда-то, кто-то сердце заковал. Лёгкая русалка заглянула к ним в окно, – Кто-то вздрогнул и подумал: «Всё равно». И отвёл глаза от заоконной темноты, И смотрел, навеки тёмный, на вино и на цветы. Астероид В путях надмарсовых стремлюсь вкруг солнца я, Земле неведомый и тёмный астероид. Расплавленный металл – живая кровь моя, И плоть моя – трепещущий коллоид. Приникнуть не могу к тебе, земной двойник, Отвеян в пустоту дыханием Дракона. Лишь издали гляжу на солнцев светлый лик, И недоступно мне земное лоно. Завидую тебе: ты волен, слабый друг, Менять свои пути, хотя и в малом круге, А мой удел – чертить всё тот же вечный круг Всё в той же бесконечно-скучной вьюге. Путь Пернатая стрела Для тебя, ликующего Феба, Ясны начертанья звёздных рун. Светлый бог! Ты знаешь тайны неба, Движешь солнцы солнц и луны лун. Что тебе вся жизнь и всё томленье На одной из зыблемых земель! Но и мне ты даришь вдохновенье. Завиваешь Вакхов буйный хмель, И мечтой нетленной озлатило Пыльный прах на медленных путях Солнце, лучезарное светило. Искра ясная в твоих кудрях. От тебя, стремительного бога, Убегают, тая, силы зла, И твоя горит во мне тревога. Я – твоя пернатая стрела. Мне ты, Феб, какую цель наметил, Как мне знать, и как мне разгадать! Но тобою быстрый лёт мой светел, И не мне от страха трепетать. Пронесусь над косными путями. Прозвучу, как горняя свирель, Просияю зоркими лучами, И вонжусь в намеченную цель. |