Речь идет прежде всего о самом понятии объекта науки, понятии, выносимом обычно за рамки логики как науки или сводимом к «индивидуальным[61] объектам», как это сделано в сборнике «Логика научного исследования». Лишь в единичных работах проводится последовательное различение между этим понятием и понятием предмета науки. Поясним это различие.
Часто говорят, что ряд наук (языкознание, физиология[62] и психология речи, патология[63] речи и мышления, логика[64] и поэтика[65]) имеет один и тот же объект. Это означает, что все они оперируют одними и теми же индивидуальными событиями или индивидуальными объектами. Однако процесс научной абстракции[66] протекает во всех этих науках по-разному, в результате чего мы строим внутри теоретической системы различные абстрактные объекты…[67]
Что такое эти абстрактные объекты? Это средства для характеристики объективно-реальных индивидуальных процессов (событий, явлений) описываемой области (примеч. lxxi), а более строго абстрактная система объектов понимается как «все множество возможных (моделирующих) интерпретаций»[68] (примеч. lxxii), объединяющее логические модели, вернее, конкретные логические модели (не логические исчисления). Таким образом, наряду с индивидуальными процессами или объектами мы получаем построенные под определенным углом зрения модели[69], обобщенные понятием абстрактной системы объектов…
Совокупность конкретных объектов научного исследования – это и есть объект данной науки. Абстрактная система объектов или совокупность (система) абстрактных объектов образует предмет данной науки (примеч. lxxiii, lxxiv).
Пустословие и нелепость написанного («ряд наук имеет один объект, объекты – это средства, совокупность есть объект, система образует предмет») становятся ясными при простом разборе его по составу с одновременным обращением к словарям греческого, латинского и русского языков[70]. В словаре В.И. Даля имя действия «бредить» кроме значения «бессвязно говорить» имеет еще несколько смыслов: грезить (в горячке), молоть вздор по доброй воле, городить чепуху, врать.
Показательно также употребление бредящим местоимения «мы». До Февральского переворота 1917 г. в русской речи от первого лица это местоимение было прилично в писанине хозяина, например, природного русского императора. Израильский славист М. Вайскопф приписывает такую же привычку[71]тов. Сталину (примеч. lxxv), что подтверждают свидетели, как и то, что вождь любил говорить и от третьего лица (например, «ЦК считает, что…») (примеч. lxxvi). Сталин учился в семинарии, имел хорошее представление о древнегреческом языке. Уроженец Вятки В.М. Молотов отметил, что «Сталин знал очень хорошо античный мир и мифологию. Эта сторона у него очень сильная» (примеч. lxxvii). Сталина вполне можно назвать классическим филологом.
Употребление местоимения «мы» вместо «я» указывает на готовность писателя отвечать за свои слова не только лично, но и в составе группы лиц, действующих по предварительному сговору или без оного (примеч. lxxviii). Для речи классического филолога все отмеченные особенности языка психолингвиста просто немыслимы.
Опыт не раз сидевшего в узилище М.В. Ломоносова не был учтен создателями психолингвистики. Они пошли по опасному пути, втягивая в живой великорусский язык слова из мертвой литературной латинской речи. Несчастья живого латинского языка италиков в восстановленной Августом республике (Res publica restituta) повторились с русским языком в СССР и странах соцлагеря (примеч. lxxix).
IV. Встреча живого языка и мертвой речи
Глубокое понимание происшедшего лежит на поверхности, но для полного овладения картиной необходимо вспомнить историю живого латинского языка, оставившего след в виде мертвой литературной речи. Считается, что латинский язык умер, и уже почти две тысячи лет никто не может услышать живой речи италиков. Но это не так (примеч. lxxx).
Первым «национальным литератором» римлян стал Вергилий, сочинения которого преподавали в римских начальных школах (I в. до н. э.) (примеч. lxxxi). Однако распространение по свету речи италиков началось задолго до появления литературной латыни. Сперва ее разносили военные Рима и римские наемники (примеч. lxxxii). Затем коренные италики покинули Италию, которую заселили недостаточно понимавшие латынь варвары. Об исходе римских граждан на Восток писал Вергилий:
Мы же уходим – одни к истомленным жаждою афрам,
К скифам другие; дойдем, пожалуй, до быстрого Окса
[72]И до британнов самих, от мира всего отделенных.
Буду ль когда-нибудь вновь любоваться родными краями,
Хижиной бедной моей с ее кровлей, дерном покрытой,
Скудную жатву собрать смогу ли я с собственной нивы?
Полем, возделанным мной, завладеет вояка безбожный,
Варвар – посевами. Вот до чего злополучных сограждан
Распри их довели! Для кого ж мы поля засевали! (примеч. lxxxiii).
Общеевропейская тяга к изучению латыни объясняется тем, что она была языком международного общения (lingua franca, cp. с русск. брань) раннего Средневековья не только на Востоке, но и на Западе[73]. К III в.
смешанные браки и огромное количество импортированных рабов совершенно изменили этнический состав населения Италии (примеч. lxxxiv). Т. Франк пришел к выводу, что 90 % населения Рима было иностранного, или смешанного происхождения; так было и в других больших городах Италии. Люди с Востока, особенно сирийцы и евреи, проникали не только в центр империи, но также в Галлию, Испанию[74] и даже Британию (примеч. lxxxv).
В III в. греки– и евреи-христиане (ныне таких именуют «выкресты»[75]) уже давно завладеют западом Римской империи. «Римская империя стала варварской» (примеч. lxxxvi).
Известно по крайней мере три крупных переселения римских военных на Восток, однако их, несомненно, было больше. Люди (нем. Leute, ср. лютые, этруск, lautuni = libertus[76]. Lautni – ладный) (примеч. lxxxvii) пришли в спокойную от гражданской войны Балтику[77] морем с венетами через Британию из Бретани (примеч. lxxxviii) во времена Галльских войн Гая Юлия Цезаря (примеч. lxxxix). Венеты были искусными моряками, их корабли отличались от римских и похожи на египетские (примеч. хс). На Балтику ушли легионеры-помпеянцы, имевшие от венеток сыновей (примеч. xci).
В Испании находились семь легионов старых войск «царя царей»[78] Гнея Помпея (примеч. xcii) под начальством Люция Афрания[79] (примеч. xciii), Марка Петрея, Марка Теренция Варрона (известного ученого) и других легатов. Люди Помпея частью были распущены, частью перешли к Цезарю в июле-августе 49 г. до н. э. (примеч. xciv). После договорной сдачи легионов Помпея в Испании чувства чести и долга военных были поколеблены, возобладали родственные. Эти переселенцы станут отцами тех, кого мы ныне знаем как западных славян.
