Ответственным государственным лицам необходимо материализовать во всех ветвях государственной власти завет Конфуция об исправлении имен. Пожелание Николая II и завет

В.И. Ульянова-Ленина об очистке русского языка необходимо исполнить. Человечество, люди должны узнать правду о своих ошибках, порожденных речью, откусившей у языка отцов хвост.

XXIV. Дополнения (Supplementa)[631]для самостоятельного изучения (в тенетах научных мудрот русскоязычных философов, психолингвистов, психиатров, психотерапевтов и психологов)

Для поучительной проработки приведенных примеров и изрядного овладения способами мета(пара)научной рефлексии (лингвопсихистики-психолингвистики) необходимы словари древнегреческого, латинского, английского и реже французского и немецкого языков. Целью упражнений является перевод отрывков с психолингвистического арго на русский литературный язык, понятный выпускнику самой средней среднеобразовательной школы.

ИЗ СТАТЬИ «ПСИХОЛИНГВИСТИКА» В ВИКИПЕДИИ

Патопсихолингвистика изучает патологические отклонения в формировании и протекании речевых процессов в условиях несформированности или распада личности. К речевой патологии относятся: 1) нарушения процессов, обусловленных действием высших психических функций (при психопатиях и акцентуациях); 2) речевые нарушения, вызванные локальными поражениями мозга (моторная и сенсорная афазия); 3) речевые нарушения, связанные с дисфункцией сенсорных систем (например, речь слепых, глухих и глухонемых); 4) нарушения, связанные с умственной отсталостью; 5) нарушения речи, связанные с затруднениями в реализации моторной программы (заикание, дисфония, брадилалия, тахилалия, дислалия, ринолалия, дизартрия).

В рамках патопсихолингвистики можно выделить психиатрическую лингвистику. Выявленные и описанные на материале нормы (художественные тексты) и патологии (реальная речь психических больных) словари акцентуированных личностей могут внести большой вклад в построение личностных тезаурусов. В отличие от общеязыкового тезауруса тезаурус языка акцентуированной личности организован по правилам, определяемым искаженной картиной мира, существующей в сознании акцентуированной личности. На основании эмоционально-смысловой доминанты текста можно говорить о картинах мира «светлых» (паранойяльных), «темных» (эпилептоидных), «печальных» (депрессивных), «веселых» (маниакальных) и «красивых» (истероидных). При этом речь идет не столько об индивидуальном сознании автора, сколько об общих закономерностях проявления акцентуированного сознания в языке и речи. В этой своей части психолингвистика близка психиатрическому литературоведению и патографии литературного творчества.

ИЗ ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ «СЛОВО В ЛЕКСИКОНЕ ЧЕЛОВЕКА» А.А. ЗАЛЕВСКОЙ (примеч. cmxliv)

Признание ассоциативной природы любых проявлений того, что принято называть значением слова, ведет к трактовке значения как процесса соотнесения идентифицируемой словоформы с некоторой совокупностью единиц глубинного яруса лексикона, отражающей многогранный опыт взаимодействий индивида с окружающим его миром. Отсюда слово в лексиконе человека представляет собой результат, продукт такого соотношения. Подобная трактовка специфики обсуждаемых явлений с позиций носителя лексикона хорошо согласуется с мнением о том, что слово имеет значение не само по себе, а только в силу того, что оно возбуждает определенные психические образы в сознании индивида.

На важность исследования значения как процесса неоднократно указывает А.А. Леонтьев. Вслед за Л.С. Выготским А.А. Леонтьев (1971, с. 10–11; примеч. cmxlv) подчеркивает, что «значение как психологический феномен есть не вещь, но процесс, не система или совокупность вещей, но динамическая иерархия процессов»; поскольку же, по Выготскому, «значение есть путь от мысли к слову», психологическую структуру значения следует искать «во внутренней структуре иерархии процессов психофизиологического порождения речевого высказывания»[632]. Использование такого подхода привело в работе Залевской (1977; примеч. cmxlvi) к трактовке лексикона как системы кодов и кодовых переходов и к гипотезе многоярусной структуры лексикона, а также к предположению, что глубинный ярус должен включать ряд подъярусов, отражающих продукты разных этапов процессов дифференцирования и генерализации (см. выше гл. 2). Теперь наше внимание будет сконцентрировано на иной стороне той же проблемы – на процессах соотнесения единиц поверхностного уровня с единицами глубинного яруса лексикона как условия осознания идентифицируемых индивидов слов (подробно этот вопрос обсуждался в публикации Залевской (1981; примеч. cmxlvii)).

Следует прежде всего отметить, что актуализация значения исходного слова может быть более или менее эксплицированной. Так, в ходе свободного ассоциативного эксперимента с двуязычными испытуемыми без ограничения языка реакции (т. е. когда испытуемым разрешалось давать реакцию на том языке, на котором она пришла ему в голову) перевод слова-стимула на родной язык нередко фигурирует в качестве ассоциата (например, young, молодой) или легко прослеживается в качестве промежуточной ступени между исходным словом и ассоциатом, ср.: dog (собака) – злая; word (слово) – «О полку Игореве» (см. детальный анализ примеров в работе Залевской (19786; примеч. cmxlviii)).

§ 1. ВЕРОЯТНОСТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОШЛОГО ОПЫТА У БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ: ОБЗОР ЛИТЕРАТУРНЫХ ДАННЫХ ИЗ ГЛАВЫ III «ИССЛЕДОВАНИЯ СУБЪЕКТИВНОГО ПРОГНОЗА У БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ» МОНОГРАФИИ[633]Р.М. ФРУМКИНОЙ, А.П. ВАСИЛЕВИЧ, П.Ф. АНДРУКОВИЧ И Е.Н. ГЕРГАНОВА «ПРОГНОЗ В РЕЧЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»

(примеч. cmxlix)

Шизофрения, несомненно, является патологическим состоянием, для которого характерна дезадаптация поведения. Откуда возникло представление о том, что дезадаптация поведения у больных шизофренией так или иначе связана (а, быть может, и обусловлена) с нарушением способности к субъективному прогнозу? Это представление возникло как обобщение выводов, сделанных разными авторами из результатов патопсихологических экспериментов. Эти выводы в большинстве случаев формулируются так: «у больных шизофренией имеет место недостаточное или своеобразное использование прошлого опыта» (Hoch, 1966; примеч. cml); «для больных шизофренией характерен “аисторизм”» (Salzinger et al., 1966; примеч. cmli); «у больных шизофренией ослаблено влияние прошлого опыта на процессы актуализации» (Богданов, 1971; примеч. cmlii); «у больных шизофренией нарушено вероятностное прогнозирование» (Фейгенберг и др., 1970; примеч. cmliii).

При этом подчеркивается, что выявляемые в эксперименте особенности дезадаптивного поведения больных не имеют отношения к нарушению собственно функций памяти. Это соответствует клиническим представлениям о том, что память при шизофрении является сохранной и тем самым, если бы оказалось, что при шизофрении действительно нарушена способность к субъективному прогнозу, то это заведомо нельзя было бы объяснить утратой памяти как таковой. Напомним, что в терминах предложенной выше модели субъективного прогноза могут быть обусловлены: а) нарушением работы блока Память (сюда относится как ситуация, когда сведения о вероятностях из Памяти вообще не поступают (примеч. cmliv), так и ситуация, когда имеющиеся в Памяти сведения о вероятностях оказываются неадекватными); б) нарушением работы Блоков прогноза.

Ситуация, когда сведения из Памяти вообще не проступают, с точки зрения наших задач не представляет интереса. В противоположность этому плодотворным и методологически ценным был бы анализ таких состояний, при которых нарушение способности к субъективному прогнозу было бы связано не с тем, что из памяти вообще не поступают «не те» сведения, т. е. данные о субъективных вероятностях, на которых базируется прогноз, не соответствуют объективно существующими вероятностным характеристикам внешней среды. В равной мере нас интересовал бы анализ таких состояний, при которых можно подозревать нарушение работы Блоков прогноза, т. е. ситуаций, при которых сведения о вероятности неправильно перерабатываются.