В сердцевине учения предшественника убитого Бога славян и пророка Мухаммеда – Мани – лежат рассуждения о двоичности мира, в котором Сияние борется с Зиянием, посягнушим на него. Уничтожение материального мира Мани связывает с Солнцем.
В современной науке описана вероятность, когда все живое на Земле одномоментно может оказаться под губительным воздействием солнечного сияния. В троллинге ученых он именуется переполюсовкой планеты, сопровождаемой исчезновением магнитного поля Земли (эффект Джанибекова, обоснованный в 1775 г. теоремой вращения Л. Эйлера). Не исключено, что вскоре после смерти Мани такая переполюсовка имела место. Она сопровождалась грандиозными наводнениями и другими неприятностями в восточной части Евразии и Америке. Временной промежуток между переполюсовками Земли нуждается в уточнении.
Язык или речь – дело тонкое[627]. Чистый перевод с языка на язык – дело непростое. Точный перевод дает решающий перевес в ТРЛ. В Евангелиях о Мошиахе-Христе главный герой разъяснял и прояснял последователям имя Бога, произнося его по-арамейски: Yah, Yao, Ya[628]; апостолы записали имя на греческом: ego, его верно перевели русские переводчики: Аз, Я, Ѩ, Ѩѯъ.
В итальянском это Iо, в английском – I, немецком – Ich. Русским мужчинам напоминают о глубоком смысле слова «Я» в Вооруженных силах.
Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил СССР, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, соблюдать Конституцию СССР и советские законы, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству
Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся (примеч. cmxl).
XXIII. Вывод
Александр Зайцев заметил, что «в англо-американской традиции поведение в обществе определяется двумя видами чувств». Первый называют shame-culture (нарушитель должен испытывать стыд), второй – guilt-culture (нарушитель должен чувствовать вину) (примеч. cmxli). Иначе говоря, есть два вида обществ, в одном поведение составляющих его членов определяет совесть, в другом – сознание берет верх над совестью составляющих его личностей и индивидуальностей. Не только русские речь и язык за прошедший век показали, как происходит мена одного вида чувств, управляющих общественным поведением, на другой. В этой книге составитель постарался рассказать о случившемся как можно нагляднее, обделив своим вниманием язык общества, поведением в котором управляет совесть.
Однако не прояснить этот вопрос было бы досадной несправедливостью. Восполнить пробел могут рассуждения о знаке и слове, языке и письме ученого представителя shame culture, китайского филолога Люй Шусяна из его «Очерка грамматики китайского языка», ставшего доступным читателям во время бурного размножения в науке о языке адептов психолингвистики. Перевод мыслей Люй Шусяна, сохранивших в себе античную простоту и свежесть, был сделан Ю.В. Пламой, Е.В. Пузицким, Ю.В. Рождественским, Н.В. Солнцевой, В.М. Солнцевым и выверен И.М. Ошаниным.
Что такое язык? Язык – это наша устная речь. Речь – самое обыкновенное явление нашей повседневной жизни, столь же обыкновенное, как ходьба. Люди очень редко не пользуются речью, если у них есть что сказать. Некоторые стремятся говорить, даже когда в этом нет необходимости. Однако пользуется ли человек речью, когда он один? Нет, в одиночестве он не разговаривает. Если это иногда и случается, мы говорим, что человек «разговаривает сам с собой», видя в этом как будто что-то необычное… Проще сказать, мы говорим лишь тогда, когда кто-нибудь нас слушает. Тогда мы либо разговариваем или сообщаем какую-либо новость (например, «Сегодня нерабочий день»); либо высказываем какое-нибудь соображение (например: «Послушай, мы можем пойти в кафе “Ухоуцы” напиться чаю»); либо требуем, чтобы собеседник произвел какое-нибудь действие (например: «Вэнь Цай, на этот раз тебе быть хозяином»); либо, наконец, выражаем какие-нибудь чувства (например: «Ай-да он!»). Итак, мы пользуемся речью лишь тогда, когда нам надо сообщить другим наши мысли и чувства.
Однако речь наша ограничена в двух отношениях: в пространстве и во времени. Эти ограничения могут быть преодолены письменностью. Если ты учишься в школе, у тебя вышли деньги, и надо, чтобы тебе выслали денег, – ты должен написать домой, поскольку родственники не могут услышать твой голос, то есть, ты должен прибегнуть к помощи письма. Еще пример. Ты купил часы. Часовой магазин гарантирует исправную работу механизма и бесплатный ремонт в случае его поломки в течение года. В удостоверение этого выдается гарантия, то есть опять-таки письменный текст.
В большинстве случаев назначение письменного текста – сообщить что-либо на расстоянии, и для потомков такие тексты могут сохраниться лишь случайно. Бывают, однако, и тексты, основной целью которых является передача чего-либо потомкам. Возьмем, например, философов или поэтов. Первые облекают свои мысли в письменную форму, вторые выражают свои чувства в стихах и песнях. Они предназначают свои сочинения не только для современников, но надеются и через столетия быть понятыми еще большим количеством людей.
Вообще говоря, письмо – это лишь заменитель языка, это запись устной речи. Поэтому обычно письменный язык в известной мере совпадает с устной речью. Это верно, но такое совпадение не может быть совершенным: ведь процесс говорения идет одновременно с процессом мышления, в то время как письменный язык фиксирует уже обдуманное. Письменный язык поэтому отличается большей стройностью.
Почти полностью совпадает с обычным разговорным языком язык пьес: если этого нет, пьеса хорошей быть не может. Дальше всего от устной речи отстоит язык научно-публицистических текстов. Последние не могут быть такими легкими и вольными, как обыкновенная устная речь. В силу тесной связи, существующей, как мы говорили, между устной речью и письменным языком, оба эти аспекта языка обозначаются во многих языках одним и тем же словом, например, словом language в английском языке. Лишь при необходимости указать на различия между устным и письменным языком к этому слову прибавляют еще определение: «устный» или же «письменный» язык.
В китайском языке этого нет: в нем всегда различали «устный язык» 語 юй и «письмо» 文 вэнь» (примеч. cmxlii).
Примером понимания на китайский лад слова как понятийного знака (греч. ἱερογλύφος, священная черта) дают преображения римского сокращения SPQR в языках образованных рабов и малограмотных господ[629]. Греки переосмыслили его в своих романах как Спарта (Σπάρτη), в современном русском языке оно живет в словах «спор», «споры» и «сбор» (примеч. cmxliii), а в языке англосаксов дало название развлечения для джентльменов[630] «спорт» (sport).
За полвека после выхода книжки Люй Шусяна в китайском ученом языке тоже произошли значительные изменения, отразившие шизофреническое разделение речи и языка. Поэтому выводы, вытекающие из рассказанного в этой книжке, не относятся только к погибающему языку великороссов.
