Не менее значимыми оказались и действия наркоминдела, предпринятые для обеспечения безопасности южных границ Советского Союза. После неоднократных предупреждений, сделанных по дипломатическим каналам — 26 июня только Москвой, 19 июля и 16 августа Москвой и Лондоном совместно, — тегеранскому правительству о необходимости «пресечь враждебную деятельность немцев», последовала военная акция. В соответствии с ранее достигнутой договоренностью, советские и британские войска 25 августа вступили на территорию Ирана, заняв всего за двое суток согласованные зоны. Сложившееся стратегическое положение не позволяло отныне Турции даже мыслить о возможном союзе с Германией, превращало Закавказье в тыловой район, создавало возможность беспрепятственного функционирования трансиранской железной дороги как линии поставки в СССР британской и американской помощи.
Тогда же, в августе, через ГКО было проведено столь же серьезное решение — о возобновлении военной помощи Китайской республике самолетами, авиамоторами, запасными частями к ним, боеприпасами, иными материалами через город Кульджу в Синьцзяне[261]. Но так как подобные действия могли быть истолкованы Японией как нарушение пакта о ненападении, поставки приходилось осуществлять тайно.
Второй жизненно важной задачей, столь же успешно решенной Молотовым, явилось развитие всесторонних отношений с Великобританией и США, достижение соглашений с ними о помощи. Той самой, в которой Советский Союз остро нуждался на период, прежде всего, эвакуации предприятий в глубокий тыл, до резкого увеличения мощностей оборонной промышленности, и в первую очередь — танковой, авиационной, боеприпасов.
Начало тому положила британская экономическая миссия Кадбюри, посетившая Москву в конце июня. Однако до поры до времени практический результат ее оставался чисто символическим: прибытие в Архангельск корабля «Аргус» с грузом военных материалов в июле и двух эскадрилий — 40 истребителей «харрикейн» — в первых числах августа[262]. Дело пошло только после подписания Микояном и Криппсом 16 августа в Москве советско-британского соглашения о товарообороте, кредите на 10 млн. фунтов стерлингов и клиринге. А 6 сентября оно было дополнено весьма важным для СССР решением Лондона о поставках на условиях ленд-лиза.
Первый британский конвой, под кодовым названием «Дервиш», состоявший из семи судов с самолетами, танками, каучуком и оловом, вышел из военно-морской базы Скапа-Флоу 21 августа и пришел в Архангельск десять суток спустя[263]. Несколько позже начала действовать и южная, иранская линия коммуникаций.
Значительно труднее оказалось достичь аналогичного соглашения и получить военную помощь от США. Несмотря на твердые заверения в поддержке, сделанные Уэллесом и Рузвельтом, рассмотрение вопроса растянулось на три месяца. Правда, до некоторой степени положение смягчилось после трехдневного визита в Москву, начиная с 30 июля, главного уполномоченного президента по вопросам снабжения Гарри Гопкинса. Во время бесед со Сталиным и Молотовым он затрагивал в равной степени как масштабы и размеры возможных поставок в СССР, так и общеполитическую ситуацию в мире, особенно — ближайшие вероятные действия Японии. Все возраставшая потенциальная угроза интересам США в тихоокеанском регионе, судя по всему, и способствовала тому, что прямым следствием переговоров оказалось продление на год старого, заключенного еще в 1937 году, советско-американского торгового соглашения.
Не удовлетворенный достигнутым, Молотов продолжал настойчиво добиваться иного, более существенного. Используя все возможные средства дипломатии, стремился к намеченной цели: получению долгосрочного кредита в 500 млн. долларов при 3 % годовых, закупкам в пределе этой суммы вооружения и техники. Однако военно-промышленная программа США, предусматривавшая оказание помощи лишь Великобритании и Китаю, пока не позволяла достигнуть желаемого.
Сдвиг наметился только после 24 сентября. В тот день, когда СССР совместно с Великобританией, Польшей, Чехословакией, Бельгией, Нидерландами, Люксембургом, Югославией, Грецией, Норвегией и Свободной Францией принял участие в Лондонской межсоюзнической конференции. Более того, объявил о присоединении к Атлантической хартии. «Советское правительство, — отмечалось в декларации, зачитанной А. Е. Богомоловым, послом при союзных правительствах в Лондоне, — выражает свое согласие с основными принципами декларации президента Соединенных Штатов Америки Рузвельта и премьер-министра Великобритании Черчилля, с принципами, имеющими столь большое значение в современной международной обстановке»[264].
Спустя пять дней, 29 сентября, в Москве открылась еще одна конференция, но уже только трех стран, в коммюнике впервые названных «тремя великими державами». Гарриман, специальный представитель президента США, лорд Бивербрук, министр авиапромышленности Великобритании, и Молотов, как главы полномочных делегаций, наконец окончательно согласовали все вопросы первоочередной помощи Советскому Союзу. Зафиксировали в секретном протоколе и сроки, и размеры поставок: начиная с 10 октября что 400 самолетов, 500 танков ежемесячно; 152 зенитных пушек, 756 противотанковых орудий, 5000 «виллисов» и грузовиков в течение девяти месяцев; сырье — алюминий, олово, никель, каучук; металлорежущие станки, различное промышленное оборудование; пшеница, сахар, какао-бобы, армейское обмундирование; многое иное, столь же необходимое, за то же время[265].
Чтобы обеспечить быструю доставку этих стратегических грузов, советскому руководству, в дополнение к уже действовавшим транспортным коммуникациям — морским на Архангельск и Владивосток, сухопутной через Иран, пришлось создать еще одну, воздушную — «Восточный маршрут». Вскоре он связал Аляску через Уэлен, Анадырь и Якутск с Красноярском[266].
Тогда же новым лидерам удалось завершить, как они полагали, и реконструкцию властных структур, изменившую расстановку сил в узком руководстве. Еще 10 июля вывести из БСНК Булганина, назначив его членом военного совета Западного фронта. А 20 августа решить и судьбу Вознесенского. Принятым в тот день постановлением ГКО его освободили «от всех текущих дел по Совнаркому СССР». Возложили его прежние обязанности на Микояна, Малышева и Первухина. Теперь бывшему триумвиру отводилась весьма скромная роль — ответственного за выполнение промышленных планов производства боеприпасов[267], т. е. куратора всего лишь одного наркомата.
Неожиданное возвышение Микояна, сменившего Вознесенского на посту председателя Комиссии по текущим делам БСНК, объяснялось, вероятнее всего тем, что ему, одному из немногих старых членов ПБ, удалось отлично проявить себя с первых дней войны и как организатора, и как руководителя. И в должности уполномоченного ГКО по вопросам снабжения обозно-вещевым имуществом, продовольствием и горючим, и в Совете по эвакуации. Единственное, что не давало оснований для полного торжества, это то, что новый пост Анастаса Ивановича в весьма значительной степени утратил прежнюю значимость. Впрочем, как и Совнарком в целом, функции которого после 30 июня существенно ограничили. Полностью подчинили решению только тех задач, которые ставились перед ним ГКО, да и то лишь по мобилизации трудоспособного населения для работы вместо призванных в армию, сельскому хозяйству, местной промышленности, торговле, образованию…
Берия и Маленкову пришлось всерьез отрешиться от привычных, хорошо знакомых прежних дел, полностью погрузиться в совершенно незнакомые, узкопрофессиональные проблемы оборонной промышленности. Входить во все детали в целом по отраслям, по отдельным предприятиям, каждому из видов продукции. А для начала заняться и самым насущным, не терпящим ни малейшего отлагательства — эвакуацией и пуском заводов на новых местах, немедленном возобновлении с непрерывным наращиванием производства.
