Казалось, отныне больше не должно было оставаться сомнений в том, что непродолжительный период «добрососедских отношений» с Германией завершился. Прервался внезапно и именно тогда когда вчерашний партнер Кремля, а теперь его главный потенциальный противник обеспечил себе бесспорное стратегическое преимущество. Обезопасив европейские тылы, начал сосредотачивать десятки дивизий вдоль всей западной границы Советского Союза — от Баренцева до Черного моря. Теперь оставалось надеяться на одно из двух. Либо балканская кампания начнется не очень скоро, либо, если и начнется в ближайшее время, то окажется достаточно серьезной, затяжной.

Положение стало проясняться лишь через полтора месяца. 1 марта болгарский премьер-министр Филов подписал в Вене протокол о присоединении своей страны к Тройственному пакту и дал согласие на ввод германских войск, которые в тот же день появились на греческой границе. Четыре дня спустя в Афинах началась высадка 2-й новозеландской, 6-й и 7-й австралийских дивизий, британской 1-й бронебригады. Дальнейшее развитие событий теперь зависело лишь от Лондона, от его желания активно бороться с нацизмом. Да еще и от того, сумеет ли он склонить Югославию и Турцию к вступлению в войну с Германией, создать вместе с ними мощный фронт на Балканах, способный остановить агрессоров хотя бы здесь.

Глава правительства Великобритании Уинстон Черчилль принял уклончивое решение. Счел более оправданным, более отвечающим интересам Британской империи вновь избежать серьезных боевых операций и еще раз уйти из Европы. Уже 6 марта он внушал Идену: «Потеря Греции и Балкан не явится для нас серьезной катастрофой…»[210]

Реакция советского руководства оказалась совершенно иной. Оно перестало тешить себя иллюзиями и явно начало менять внешнеполитический курс. Вернее, ориентацию, явно отказываясь от прежней, продолжавшейся почти два года, безоговорочной поддержки Германии на международной арене. Во всяком случае, именно так понял, расценил посол Великобритании в Москве Стаффорд Криппс заявление, которое сделал 3 марта А. Я. Вышинский[211]. Первый заместитель наркома иностранных дел от имени советского правительства безоговорочно осудил согласие, данное Филовым, на ввод германских войск в Болгарию. Подверг осуждению как решение, «которое ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны»[212].

Сильнее подчеркнуть обозначившееся, далеко идущее расхождение интересов Москвы и Берлина пока было невозможно, да и не нужно. Кремль предпочитал дождаться реакции на заявление и действовать строго в соответствии с нею. И все же явная нерешительность Великобритании, ее большая озабоченность завершением операций против итальянских сил в Африке — в Киренаике, Эритрее, Сомали и Эфиопии, нежели исходом сражений на европейском театре, сыграла свою негативную роль. 25 марта к Тройственному пакту присоединилась и Югославия. Казалось, балканская кампания, еще даже не начатая вермахтом, уже выиграна им.

На столь сложную обстановку, означавшую лишь одно — нарастание военной опасности, узкое руководство Советского Союза отреагировало весьма своеобразно. Однако, в отличие от внешнеполитических шагов, достаточно заметных, процессы, происходившие в Кремле, оказались в значительной степени скрытными, тайными не только для западных политиков, но и для граждан страны.

10 марта, в первый пик балканского кризиса, ПБ приняло далеко идущее по своим последствиям решение: «1. Назначить тов. Вознесенского Н. А. первым заместителем председателя СНК Союза ССР по Экономсовету с освобождением его от обязанностей председателя Госплана СССР. 2. Назначить тов. Сабурова М. 3. председателем Госплана СССР и заместителем председателя СНК Союза ССР. 3. Вопрос о председателе Совета оборонной промышленности и заместителе председателя Комитета обороны при СНК Союза ССР обсудить дополнительно»[213]. Появившееся на следующий день в газетах изложение первых двух пунктов, правда, в несколько иной редакции, как указ ПВС СССР, выглядело обычным государственным актом. Внешне — еще одним свидетельством стремительной карьеры Вознесенского. Но только внешне, в том случае, если не принимать во внимание главного — что именно Вознесенский до последнего времени отвечал за оборонную промышленность.

Были и иные мотивы, породившие данное решение — указ. Связанные с борьбой внутри узкого руководства, проявлявшиеся неоднократно и прежде. Еще в конце 1939 — начале 1940 года, когда Микоян уже выступал как председатель Экономсовета, заменив в нем Молотова. И вскоре после того, в начале декабря, когда Сабурова, работавшего (или стажировавшегося?) в Госплане всего несколько месяцев, назначили первым замом — «под» Вознесенского. Именно эти факты свидетельствовали о пошатнувшемся положении Молотова. О том, что в любую минуту его могут освободить не только от должности главы правительства, но и наркома иностранных дел. Ведь не случайно в НКИД, и опять же осенью 1940 года, вдруг появился первый заместитель А. Я. Вышинский. «Человек со стороны», сразу и весьма активно включившийся в повседневную деятельность по руководству наркоматом, взявший на себя не только прием многих послов, но и подготовку весьма важных дипломатических документов.

Что же склоняло в пользу столь значительной, непременно вызвавшей бы широкий мировой резонанс акции, как смена главы правительства? Скорее всего, две весьма веские причины. Во-первых, Молотов оставался одним из тех немногих членов прежнего узкого руководства, кто сумел пока сохранить все свои старые позиции во властных структурах — и в партийных, и в государственных. Сохранить несмотря на «большую чистку», кадровое обновление конца 30-х годов. Невольно стал олицетворением политики тех лет, о которой старались не упоминать, стремились предать забвению. Олицетворял Молотов и иное — то руководство, которое уже сошло с политической арены.

Во-вторых, при весьма возможной резкой смене внешнеполитического курса было бы желательно позаботиться и о смене хотя бы некоторых из тех, кто проводил в жизнь прежний. А ведь именно Молотов, и никто иной, был более других связан с политикой сближения с Германией. Именно он подписал столь известный, сыгравший столь важную роль для первого периода Второй мировой войны пакт. Именно он возглавлял официальную делегацию СССР в Берлине, вел переговоры с Гитлером. Словом, Молотов по всем позициям оказывался наиболее подходящим человеком, на которого можно было бы списать все просчеты и ошибки. Человеком, отстранение которого лучше и ярче всего отразило бы новую политическую линию советского руководства, полный и безоговорочный отказ от прежней, уже изжившей себя. Человеком, приносимым в жертву ради того, чтобы оправдать пребывание на вершине власти тех, кто оставался там.

Очередная перестройка проводилась стремительно. Всего две недели спустя, 21 марта, ПБ приняло еще два столь же важных постановления — от имени СНК СССР и ЦК ВКП(б)[214]. Первое из них «Об организации работы в СНК СССР», пространное, в четырнадцать пунктов, по существу сводилось к решению вопросов управления. Прежде всего потребовало «ликвидировать хозяйственные советы при Совете народных комиссаров Союза ССР, оказавшиеся на практике средостением между народными комиссариатами и СНК СССР». Тем самым подвергло осуждению результат организационных реформ, административных нововведений, связанных с именем все того же Молотова, совсем недавно единодушно поддержанных, одобренных и ПБ, и Пленумом ЦК. Вместо прежних пяти основных структур по управлению народным хозяйством страны, постановление предусмотрело создание иных, более многочисленных на первый взгляд:

«4. Для улучшения руководства наркоматами, — указывалось в документе, — и быстрого решения оперативных вопросов увеличить в СНК СССР количество заместителей председателя СНК СССР с тем, чтобы каждый заместитель ведал только двумя-тремя наркоматами. 5. Установить, что заместители председателя СНК СССР решают единолично, в рамках установленных планов и постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР, все оперативные вопросы, выносимые руководимыми ими наркоматами, кроме: а) повышения зарплаты и изменения цен; б) использование государственных бюджетных резервов и материальных фондов по УГР (управлению государственных резервов. — Ю. Ж.). 6. Все решения заместителей председателя СНК СССР по подведомственным им наркоматам издаются в качестве распоряжений СНК СССР».