Но этим усилением роли возраставших количественно с этого момента зампредов Совнаркома и тем самым, казалось бы, ослаблением роли собственно главы правительства, чисто бюрократическая перестройка, отнюдь не изменившая, не сломавшая остававшийся незыблемым принцип вертикального управления экономикой страны, не ограничилась. Второе постановление, «Об образовании Бюро Совнаркома», весьма серьезно скорректировало первое, по сути свело на нет все те полномочия, которые якобы получали зампреды Совнаркома СССР.
Оно как бы между прочим, девятым пунктом, ликвидировало давно уже утративший свою прежнюю значимость Экономсовет. Создало, также внутри самого правительства, подлинный, хотя и совершенно неправовой, неконституционный орган власти:
«1. Образовать в Совете народных комиссаров Союза ССР Бюро Совнаркома, облеченное всеми правами СНК СССР.
2. Бюро Совнаркома образовать в составе председателя СНК СССР — тов. Молотова В. М., первого заместителя председателя СНК СССР — тов. Вознесенского Н. А. и тт. Микояна А. И., Булганина Н. А., Берия Л. П., Кагановича Л. М. и Андреева А. А.
3. На Бюро Совнаркома возлагается: а) подготовка квартальных и месячных народнохозяйственных планов, бюджета и военных заказов с внесением на утверждение ЦК ВКП(б) и СНК СССР; б) утверждение квартальных и месячных планов снабжения, квартальных кредитных и кассовых планов, месячных планов перевозки; в) решение текущих экономических и административных вопросов и вопросов культурного строительства.
4. В основу своей работы Бюро Совнаркома кладет проверку исполнения народнохозяйственных планов и основных постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР…»
Содержало постановление и еще одно столь же важное положение: «10. Сократить состав Комитета обороны при СНК СССР до пяти человек, персонально утверждаемых СНК СССР. 11. Возложить на Комитет обороны при СНК СССР: а) принятие на вооружение новой техники по представлению НКО и НКВМФ; б) рассмотрение военных и военно-морских заказов; в) разработку мобилизационных планов с внесением их на утверждение ЦК ВКП(б) и СНК СССР».
Оба постановления, как достаточно хорошо видно из их содержания, призваны были сообща решить одну-единственную задачу: реорганизовать Совнарком СССР. Найти для него иную, нежели раньше, более оптимальную структуру, систему управления важнейшими отраслями народного хозяйства. Однако многочисленные пункты и подпункты взаимосвязанных и взаимодополняющих постановлений выполненными оказались далеко не все. Так, и месяц спустя, количество заместителей председателя СНК оставалось прежним — 13 человек. Ими являлись Вознесенский, Ворошилов, Землячка, Косыгин, Малышев и Первухин, не имевшие никаких иных обязанностей; Берия, Булганин, Каганович, Мехлис, Микоян и Сабуров, обладавшие еще, но как основной должностью наркома; а также Вышинский, в отличие от остальных — лишь первый замнаркома иностранных дел. Таким образом, «в ведение» каждою из них приходилось не 2–3, как намечалось, а 3–4 ведомства.
Именно это обстоятельство могло породить обманчивое представление, что в конечном итоге 21 марта изменилась лишь расстановка сил в высшем эшелоне власти, и не более. Лишились ключевых постов «молодые», вновь усилилось положение «старых кадров», хоть и не получивших высшего образования, но зато поднаторевших в «аппаратных играх», доказавших не раз свою управляемость. Но так произошло бы только в том случае, если бы постановления свелись лишь к замене давно отжившего Экономсовета и пяти хозяйственных советов новым органом, Бюро Совнаркома СССР (БСНК). В действительности последнему предназначалось не только вернуть к власти тех, кто начал ее утрачивать, но и стать своеобразным военным кабинетом, что было запрограммировано его подлинной сутью.
До 21 марта в СНК СССР действовала двухуровневая система управления: хозяйственный совет — наркомат для отраслей, прямо или косвенно связанных с оборонной промышленностью, обеспечением всем необходимым армии и флота; зампред СНК СССР — наркомат или комитет, главное управление, управление для сугубо мирных отраслей. Теперь же организация менялась, становилась трехуровневой; БСНК — зампред — наркомат, причем нижний уровень системы составляли все без исключения ведомства. Полномочия же на верхнем распределялись следующим образом: Молотову отводилось руководство внешней политикой, Вознесенскому — оборонной промышленностью, Микояну — снабжением в целом, Булганину — тяжелой промышленностью, Берии — государственной безопасностью, Кагановичу — транспортом и перевозками, Андрееву — сельским хозяйством. Вне компетенции БСНК оставались только армия и военно-морской флот, однако реорганизация, правда, чисто кадровая, весьма ощутимо сказалась и на них.
Еще в канун больших перемен, 8—10 марта, значительные изменения претерпело руководство НКО. Заместителями к С. К. Тимошенко, помимо уже занимавших такую должность С. М. Буденного — первого зама, Б. М. Шапошникова — по главному военно-инженерному управлению, А. Д. Румянцева — по кадрам, И. И. Проскурина — начальника разведывательного управления, Г. К. Жукова, возглавлявшего Генштаб, К. А. Мерецкова — замнаркома по боевой подготовке, А. И. Запорожца — начальника главного управления политпропаганды Красной Армии, утвердили командующих ВВС (9 апреля) П. Ф. Жигарева, Г. И. Кулика — артиллерией[215]. 10 апреля важные нововведения коснулись и Главного военного совета. ПБ постановило «1. Устраивать заседания Главвоенсовета регулярно раз в неделю. 2. Приказы наркомата обороны, имеющие сколько-нибудь серьезное значение издавать за подписями наркома, члена главвоенсовета т. Жданова или т. Маленкова и начальника Генштаба»[216]. Наконец в те же дни, 9 апреля, был утвержден и состав КО. В нем оставили Ворошилова, как зампреда СНК СССР становившегося связующим звеном между двумя властными структурами, наркома обороны Тимошенко, наркома Военно-Морского Флота Кузнецова и, разумеется, секретарей ЦК, Сталина и Жданова[217].
Все же свести реорганизацию только к ставшей в тот момент остро необходимой, просто неотложной подготовке страны к войне, скрытной мобилизации экономики невозможно. К реформе и довольно успешно, явно приложили руку те силы, которые никак не могли смириться с потерей партией и своей лично монополии на власть. Силы, которые вот уже полтора года настойчиво и последовательно подвергали ревизии основополагающее постановление XVIII съезда. Именно это и объясняет малопонятное на первый взгляд, даже бессмысленное, казалось бы, требование к членам и кандидатам в члены ПБ, теперь и составлявшим (за исключением Булганина) БСНК, действовать строго в соответствии с указаниями… того же ПБ, привычно названного в документе «ЦК ВКП(б)». Отсюда и установление контроля со стороны секретариата ЦК за всеми, «имеющими сколько-нибудь серьезное значение», приказами НКО, что лишало военное ведомство инициативы именно в тот момент, когда она требовалась как никогда. Словом, весьма тонко, почти незаметно, была сделана попытка восстановить зависимость профессионалов от мнения непрофессионалов, слишком часто оказывавшегося некомпетентным, а потому и ошибочным.
Но как бы то ни было, реорганизацию провели как нельзя вовремя. И далеко не случайно она совпала с активизацией Советского Союза на международной арене, со становившимся все тверже противостоянием агрессивным действиям Германии.
24 марта, явно стремясь облегчить Турции переход к более тесному военному сотрудничеству с Грецией и Югославией, советское правительство гарантировало Анкаре «полное понимание и нейтралитет СССР» в случае нападения на нее[218]. И почти сразу же после этого Кремль впервые бросил открытый вызов Германии, использовав как повод перемены, которые произошли в Белграде. Там 27 марта группа офицеров ВВС во главе с генералом Душаном Симичем, полная решимости сопротивляться немцам, совершила переворот. Отстранила принца-регента Павла и премьер-министра Д. Цветковича, подписавшего накануне протокол о присоединении Югославии к Тройственному пакту. Восемь дней спустя делегация нового белградского руководства прибыла в Москву и поздно вечером 5 апреля подписала договор с Советским Союзом о дружбе и ненападении. В соответствии с ним стороны обязались «воздерживаться от всякого нападения в отношении друг друга и уважать независимость, суверенные права и территориальную целостность СССР и Югославии». В случае же нападения на одну из сторон, другая обязывалась «соблюдать политику дружеского отношения к ней»[219]. Мало того, сразу же после подписания договора, Сталин приступил к обсуждению с послом Гавриловичем вопросов военных поставок Югославии. А 13 апреля, воспользовавшись остановкой в Москве следовавшего из Берлина на родину министра иностранных дел Японии Иосуке Мацуока, Советский Союз добился подписания советско-японского пакта о нейтралитете[220]. Устранил тем самым для себя вероятность войны на два фронта.
