Еще 8 октября узкое руководство образовало комиссию «в составе тт. Ежова (председатель), Берия, Вышинского, Рычкова и Маленкова», коей в десятидневный срок предстояло разработать «проект постановления ЦК, СНК и НКВД о новой установке по вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[65]. И здесь необходимо отметить две весьма примечательных детали. Во-первых, практика ПБ, узкого руководства показывает, что оно никогда не намечало работу над проектом какого бы то ни было постановления, не располагая загодя одобренным им же первоначальным вариантом. Следовательно, к 8 октября имелась некая записка, определявшая суть «новой установки», и предполагалась лишь редакционная доработка ее, уточнение, выверка формулировок намеченных решений. Во-вторых, небезынтересен и состав комиссии. Он включал прежде всего тех, чью деятельность и должен был осудить, отвергнуть готовившийся документ. Поэтому невозможно даже представить, что нарком Ежов, прокурор СССР Вышинский и нарком юстиции Рычков могли действительно активно участвовать в подготовке постановления. Более логично предположить иное. Инициативную записку составил Маленков — иначе невозможно понять его роль в комиссии. Дальнейшую же работу над текстом вел он вместе с Берия, которому предстояло проводить в жизнь «новую установку» и, что нельзя исключить, с Вышинским и Рычковым. Ведь двое последних, в отличие от Ежова, так и не пострадали впоследствии, а значит, своевременно и достаточно самокритично успели покаяться в грехах, переоценить прошлую деятельность и прокуратуры, и суда.
Судя по всему, узкое руководство два дня внимательно изучало проект и, полностью согласившись с изложенным в нем, 17 ноября утвердило его. Приняло без изменений или корректив как совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), т. е. подписанное Молотовым и Сталиным — «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» на заседании, в котором из членов ПБ приняли участие лишь Сталин, Молотов и Жданов, а помимо них еще Маленков, Берия и почему-то Фриновский[66].
Практически немедленно постановление было издано, хотя и под грифом «секретно», типографским способом тиражом в несколько тысяч экземпляров. Разослано по всей стране — в парторганизации районов, городов, округов, областей, краев, союзных республик, в соответствующие местные отделы и управления НКВД, органы прокуратуры.
Постановление от 17 ноября имело довольно много сходного с речью Маленкова на январском Пленуме. Также, лишь в первых абзацах, бегло поминало «успехи» в деле разоблачения всевозможных «шпионов», «диверсантов» и их чисто советского варианта — «троцкистов», «бухаринцев». Также, вслед за тем, резко и неожиданно, переходило к негативной стороне явления, сосредотачиваясь теперь исключительно на нем.
«…Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию враждебных элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 годах, — отмечал документ, — при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры». А далее следовало перечисление их основных грехов:
«Главнейшими недостатками, выявленными за последнее время в работе органов НКВД и прокуратуры, являются следующие:
Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования. Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых „лимитов“ для проведения массовых арестов…
Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрошенный порядок расследования, при котором, как правило, следователи ограничиваются получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботятся о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, данные экспертизы, вещественные доказательства и пр.)… Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях. Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающего те или другие данные обвинения… В дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, помещаются неподписанные допрошенным и не заверенные следователем протоколы показаний, включаются не подписанные и не утвержденные обвинительные заключения и т. п…. Органы прокуратуры не только не устраняют нарушения революционной законности, но фактически узаконяют эти нарушения…»
С помощью такого, чисто формального метода — оценки исключительно профессионализма следственной работы, но ни в малейшей степени не ставя под сомнение само существование «врагов», необходимость «разоблачения» их, постановление и объясняло, одновременно решительно осуждая, массовые репрессии. Лишь в подтексте, намеком, рассматривало их как широкомасштабное негативное явление. Однако даже с помощью подобного приема и своеобразной логики подводило к далеко идущим по своему значению выводам:
«1. Запретить органам НКВД и прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению. В соответствии со статьей 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.
2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК (рабоче-крестьянской. — Ю. Ж.) милиции…
3. При арестах органами НКВД и прокуратуры руководствоваться следующим:…б) при истребовании от прокуроров санкций на арест, органы НКВД обязаны представлять мотивированное постановление и все обосновывающие необходимость ареста материалы… г) органы прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований. Установить, что за каждый неправильный арест наряду с работниками НКВД несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор.
4. Обязать органы НКВД при производстве следствия в точности соблюдать все требования уголовно-процессуальных кодексов…
5. Обязать органы прокуратуры в точности соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД».
Завершалось же постановление своеобразным и весьма грозным дополнением — «СНК СССР и ЦК ВКП(б) обращают внимание всех работников НКВД и прокуратуры на необходимость решительного устранения отмеченных выше недостатков в работе органов НКВД и прокуратуры и на исключительное значение организации всей следственной и прокурорской работы по-новому. СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждает всех работников НКВД и прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив партии и правительства каждый работник НКВД и прокуратуры, не взирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности»[67].
Постановление, таким образом, дало, хотя и в довольно своеобразной, предельно завуалированной форме, вполне официальную оценку происходящего в стране. Признало опасность, а потому и недопустимость продолжения разгула «массовых операций по арестам и выселениям». Объявило их, пусть и с огромным запозданием, незаконными, нарушающими конституционные права граждан, дух и букву республиканских уголовно-процессуальных кодексов. Потребовало ликвидации внесудебных органов — «троек». Однако, при всем небывало резком осуждении действий прежде всего НКВД, не назвало его руководителей ответственными за беззаконие. Но не сделало этого постановление и в отношении партийных органов, не в меньшей степени виновных в вакханалии произвола. Попыталось вообще уйти от выяснения причин огульных, росших в геометрической прогрессии, репрессий. Сделало все, лишь бы избежать того, что сохранило, усилило бы дестабильность, возможно, породило бы открытое противостояние двух властных группировок и стоящих за ними сил и в конце концов привело бы к общему краху, гибели режима.
