Так замысел, и вызвавший к жизни блокаду Западного Берлина — путем давления заставить западные страны возобновить диалог по германскому вопросу, увенчался некоторым успехом. Послужил толчком для движения к становившейся все призрачней цели. Если не к решению вопроса, то хотя бы возобновлению обсуждения его. Возможно, сработало и иное обстоятельство — освобождение Молотова с поста министра — западным странам как бы давали тем понять, что не исключается некоторое смягчение прежнего курса Кремля.
Согласие Вашингтона, Лондона и Парижа на сделанное предложение, объявленное в Нью-Йорке 4 мая, заставило Москву сдержать свое обещание. 6 мая было опубликовано коммюнике правительств четырех заинтересованных стран, сообщившее о достигнутом важном соглашении. С 12 мая блокада Западного Берлина прекращалась, а 23 мая в Париже должна была приступить к работе 6-я сессия СМИД. Правда, Вашингтон вначале самостоятельно, 2 апреля, а затем и вместе со своими союзниками, Лондоном и Парижем — 31 мая, до и после открытия сессии СМИД, попытался прозондировать, насколько далеко может пойти Кремль в своей уступчивости. Заявил, что Болгария, Венгрия и Румыния якобы нарушают условия подписанного ими мирного договора. И поэтому, для решения спорных вопросов, необходимо созвать совещание представителей Великобритании, СССР и США для обсуждения сложившегося положения. Однако Москва, хотя и весьма заинтересованная в положительных результатах парижской сессии, категорически отклонила демарш как явное намерение вмешаться во внутренние дела трех независимых стран.
После этого вполне логичным оказался провал работы министров иностранных дел четырех великих держав. За месяц, с 23 мая по 20 июня, они так и не смогли достигнуть взаимоприемлемого решения для восстановления экономического и политического единства Германии, хотя блокада Западного Берлина и была прекращена. Правда, облекли министры столь пессимистические итоги своей деятельности в оптимистическую упаковку. Согласились, что «продолжат свои усилия, чтобы добиться этого результата». На ближайшей сессии ООН, консультативных встречах в Берлине, на еще одной сессии СМИД, правда, не оговорив сроков ее созыва[686].
В Париже добиться удалось только одного — выработки принципиальных основ условий будущего мирного договора с Австрией. Восстановление ее полной независимости, границ на 1 января 1938 года, величину репараций, выплачиваемых Советскому Союзу.
В нелегкой, обострявшейся с каждым месяцем ситуации, узкому руководству все еще приходилось не столько рассчитывать на экономический рост страны, сколько уповать на организаторские способности Берии, отвечавшего за ядерный проект. А потому и исключить его одного полностью как объект возможных интриг, закулисных сделок по кадровым вопросам. Не затрагивать его на всех витках продолжавшейся, не стихавшей борьбы за власть. При любых перестановках не ущемлять его статуса, роли. Даже позволить провести этническую чистку Грузии — выселить из нее в апреле — октябре 1949 года турок, армян, греков и персов. Жертвовать можно было кем угодно, но только не им. Столь же завидное прочное положение обрел еще и Булганин, волею случая сосредоточивший в своих руках не просто важные — решающие в условиях холодной войны, открытого противостояния двух блоков полномочия по военно-промышленному комплексу.
Позволить себе продолжать борьбу за лидерство в узком руководстве могли только двое, Молотов и Маленков, что они и не преминули сделать. Уже 12 июня, всего через три с половиной месяца после очередного поражения, Вячеславу Михайловичу удалось вернуть утраченное было положение, хотя и в весьма своеобразной форме. Решением ПБ, принятым в тот день, министра металлургической промышленности И. Ф. Тевосяна утвердили заместителем председателя СМ СССР — председателем бюро по металлургии и геологии. То есть доверили пост Молотова. Последнего же, и тем же решением, обязали «сосредоточить свою работу на руководстве делами министерства иностранных дел и внешнеполитической комиссии ЦК»[687]. Поставили тем не только над Вышинским, но еще и над В. Г. Григорьяном. Вынудили Суслова теперь ограничиться контролем за работой только Агитпропа, заведующим которого его утвердили 20 июля. Шепилов же, обвиненный в пропаганде книги Вознесенского «Военная экономика СССР», был смещен со своей должности, отправлен в полуторамесячный отпуск, после чего вопрос о его дальнейшей работе предстояло решить Секретариату ЦК[688]. Иными словами, Маленкову.
Одновременно последовали и другие серьезные перемещения в системе Агитпропа. Заместителем Суслова по отделу утвердили В. С. Кружкова. Самого Михаила Андреевича назначили — видимо, чтобы он не мог отвлекаться на вопросы секретариата, еще и главным редактором «Правды» при заместителях Л. Ф. Ильичеве и Сатюкове, Поспелова отправили в почетную ссылку — директором Института марксизма-ленинизма. Одновременно был смещен и последний из когорты Жданова — Александрова П. Н. Федосеев — с должности главного редактора журнала «Большевик» «за необеспечение должного руководства и неправильные методы в работе»[689].
Потерю прежнего контроля за Агитпропом Маленков компенсировал иным. Вхождением в состав комиссии ПБ по радиолокации, созданной еще 25 апреля и включавшей, помимо Георгия Максимилиановича, еще Булганина, Берия, Кагановича, Сабурова и министра промышленности средств связи Г. В. Алексеенко[690]. Кроме того, сумел Маленков в значительной степени обеспечить контроль и за всей деятельностью за пределами страны с помощью созданного 29 апреля нового органа ЦК — отдела кадров дипломатических и внешнеторговых органов. Отдела, получившего право курировать все назначения не только в МИДе, МВТ, но еще и в Главном управлении советского имущества за рубежом, которое возглавлял бывший министр госбезопасности Меркулов[691].
Наконец, 1 сентября последовало постановление ПБ, зафиксировавшее некий промежуточный итог борьбы за лидерство в узком руководстве — об очередной реорганизации СМ СССР. Его руководящий орган, бюро, преобразовали в президиум (ПСМ СССР), а председательствование на его заседаниях, иными словами — пост фактического премьера правительства, возложили «поочередно на заместителей председателя Совета министров СССР тт. Берия, Булганина, Маленкова, Кагановича и Сабурова»[692]. В новой структуре Лазарь Моисеевич, получивший еще 15 декабря 1947 года, по возвращению в Москву из Киева, относительно малозначащий пост председателя Госснаба, призван был, как можно догадываться, не столько участвовать в работе, заменив своего предшественника Молотова, сколько лишь представлять былых сталинских сподвижников, олицетворяя тем некую преемственность старых лидеров. Сабурову же предстояло действовать, выполнять обязанности единственного из всех членов ПСМ СССР профессионала в области экономики. Претворять в жизнь разработанный и внесенный на рассмотрение ПБ вместе с министрами электростанций — Д. Г. Жимериным, путей сообщения — Б. П. Бещевым и руководителем группы проектных научных институтов С. Я. Жуком, принятый ПБ 17 июня десятилетний план электрификации страны[693]. Тот план, который заменил собою долгосрочную, рассчитанную на два десятилетия, программу развития народного хозяйства страны, которую так и не разработал Вознесенский, не утвердил не состоявшийся съезд партии.
Определило же и передел власти, и новую расстановку сил в высшем исполнительном органе государственных структур, значительно усилившие позицию Сталина, событие, происшедшее всего за два дня до того. То, к чему ученые и инженеры, трудившиеся в ПГУ при СМ СССР под неослабным руководством, при неограниченной поддержке, но вместе с тем и под постоянным строжайшем контроле Берии, шли четыре года.
