Лилит поворачивает и подвигает ко мне по столу ноутбук, и я вижу страницу почтового аккаунта, развернутую во весь экран. Я всматриваюсь в строку адресата и вцепляюсь в спинку стула, чтобы не потерять равновесие. Карусель. Мир кружится. И рушится. И крошится в пыль. Это адрес, на который я много раз отправляла полные любви и отчаяния письма…

– Отмени письмо! – прошу я, опускаясь на колени. – Удали видео с сервера! Умоляю! Умоляю, Лилит! Ради всего святого! Между ним и мной и так все кончено! Ему незачем это видеть! ЛИЛИТ!

– Все свободны! – объявляет Лилит, не сводя с меня ничего не выражающих глаз. – Всем незабываемых выходных, девушки. Хорошей погоды и приятных знакомств. С каждой по восемь новых телефонных номеров к понедельнику!

Из ринувшихся к двери гончих не оборачивается ни одна. Стая не испытывает жалости к больным и раненым сородичам.

Наверное, я бы испытывала нечто похожее, если бы мне в голову воткнули железный шест и начали вращать, наматывая на него нервные волокна. Дичайшая головная боль, мутнеющее сознание, предобморочная слабость.

– Любопытно будет посмотреть, как тот, ради кого ты пошла на такие немыслимые жертвы, пошлет тебя к дьяволу по щелчку моих пальцев. – Лилит присаживается на корточки рядом и водит рукой перед моими глазами, желая удостовериться, что я в сознании. – И снова ошметки, на этот раз мужской психики, но их я подбирать не стану. Брезгую. На этом моя месть официально закончена, Скай Полански. Думаю, ты хлебнула сполна за то, что предала меня. И этот ублюдок тоже получил свое. Сэм Гарри Оушен – на удивление горделивый сукин сын, с просто-таки патологическим самоуважением, так что зрелище того, как его куколка ублажает другого, порвет его в клочья. Осталась одна проблема. Заказчица. Тебе предстоит поговорить с ней и убедить отказаться от задуманного. Она очень сильно хочет ребенка от Оушена. Несмотря ни на что. Она готова отдать за это последние деньги. Последние нервы. Последнюю гордость. И какие бы сложности ни стояли перед ней – будет идти напролом. Она убеждена, что именно она должна стать матерью ребенка Сэма Оушена. Уж не знаю, с чего она так решила. Да, она здесь, в «Мальтезе». Приехала. Выглядит не ахти, одержимость чем-то или кем-то дает о себе знать. Так что вам будет о чем поговорить.

«Заказчица? Здесь?» – бледнею я.

– Что ты ей скажешь? Как убедишь отказаться от мечты? Идем со мной. – Лилит хватает меня под руку и ставит на ноги. – Живее, пока она не ушла.

Она ведет меня по коридору, вцепившись в мой локоть. Впервые с момента нашего знакомства я улавливаю запах ее пота. Она взмокла, ее шатает так же, как меня. Пинком ноги она распахивает дверь в туалет и затаскивает меня внутрь.

Я вижу в зеркале свое отражение и едва узнаю себя: серо-зеленое лицо, наспех замазанное толстым слоем тонального крема, оранжевые волосы, клоками торчащие в разные стороны, покрытая синяками грудь. И глаза – они выглядят страшней всего…

Лилит хватает меня за волосы и тычет лицом в зеркало.

– Знакомься. Ее зовут Скай Полански, и она – мать будущего ребенка Сэма Оушена. По крайней мере, до сих пор все шло именно к этому. И как я ни пыталась убедить ее отказаться от задуманного – все впустую. Но, может быть, получится у тебя?

– Ты сошла с ума, Лилит, сошла с ума, – пячусь я от зеркала.

– Ведь именно поэтому ты пытаешься не допустить, чтобы пыльца этого цветка досталась кому-то еще? Да, это и есть причина того, почему ты готова танцевать на раскаленных углях! Именно поэтому ты готова срывать с себя плоть, пока не останется один скелет. Потому что ты сама хочешь родить от него. Быть матерью его детей – единственной и неповторимой. Признайся себе в этом наконец! Это то, чего ты хочешь больше всего на свете!

– Ты не в себе…

– Признайся в этом! Потому что сейчас тебе нужно решить, что делать дальше, Полански. Семя твое. Ты можешь забрать его в любую минуту из хранилища «Мальтезе». Одно твое слово – и цикл заморозки будет прерван. Гаметы погибнут. И больше никто и никогда ими не воспользуется. Включая тебя. Или… Ты можешь использовать их по прямому назначению и обрести то, о чем всегда мечтала. Ребенка от любимого. И, полагаю, отныне это твой единственный шанс получить желаемое.

– Я не буду беременеть от него. Не имею права…

– Пф-ф! – Лилит закатывает глаза. – Вопросы морали никогда тебя не волновали, Полански! Но ты всегда любила невинно хлопать глазками и строить из себя святошу. Хочешь, я преподам тебе напоследок еще один урок? Мне доставит немыслимое удовольствие доказать тебе, что вопросы морали для тебя такой же пустой звук, как и для меня.

– Звони лаборанту, – твердо говорю я. – Я требую уничтожения спермы Оушена.

Лилит пожимает плечами и достает из кармана телефон.

– Кэтрин, прервите цикл заморозки. Материал ка эс два девять ноль два один девять восемь четыре. Он больше не потребуется, утилизируйте его. Заказчица отказывается от него.

Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с головокружением.

– Лаборантка ушла на обед, но я оставила ей сообщение в голосовой почте, – говорит Лилит, приблизив лицо к зеркалу и поправляя волосы. – Через часик она вернется и выполнит твое требование… Поговорим о чем-нибудь другом напоследок? Как обстоят дела с покупкой виллы Оушена? Чудесный подарок себе самой на память об отношениях с ним, не так ли? Его дом у тебя будет, а ребенок – нет.

Откуда ей известно, что я собралась покупать его дом?!

– Я знаю кое-что наверняка, Скай Полански. Ты будешь возвращаться в этот день мысленно снова и снова. Вспоминать эту самую минуту. День за днем, год за годом. И думать о том, что было бы, если бы ты приняла другое решение. Как бы ты жила в его доме и воспитывала его ребенка. Что получила бы вместо гнетущего, сводящего с ума одиночества. И заодно залечила бы рану, которая не дает тебе покоя уже столько лет. Получить живого ребенка вместо… того, утраченного.

– К чему ты клонишь? – напрягаюсь я.

Она не может этого знать. Чего-чего, а этого точно знать не может. Я никогда и ни с кем об этом не говорила. Разве что с парой самых близких подруг…

– Ты сделала аборт в семнадцать лет. Не по своей инициативе, тебя умело вынудили. Мать твоего одноклассника была не рада, ой как не рада стать бабушкой. Но в Ирландии запрещены аборты, вот ведь незадача. Поэтому она потащила тебя в Лондон. Самолет туда, операция, самолет обратно. Мне не в чем тебя упрекнуть. Семнадцать лет, девочка из бедной семьи, ни образования, ни работы. Так поступили бы многие. Но ты себе этого не простила. Нерожденный ребенок продолжает приходить к тебе во сне, снова и снова. Возможно, если бы тот, от кого ты забеременела, был с тобой рядом, ты бы нашла способ простить себя, но… Его отправили на каникулы в Испанию. Оттуда он так и не вернулся. Экскурсионный автобус разбился в тоннеле в Мадриде, пятьдесят жертв, среди которых оказался и Джейми Кэннингэм, твой первый парень, первый мужчина. Как жаль, как жаль. Все произошло в тот же день, когда ты сделала аборт. Представляю чувства миссис Кэннингэм. Нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом. Но она решила попробовать! Наверняка сын и внук снятся ей тоже. Однако твои злоключения на этом не закончились. В тот же день, когда ты вернулась домой из Лондона, твоя мать решила сменить земную прописку на небесную, и вполне успешно. Потерять трех близких людей в один день – парня, ребенка и мать – и не сойти с ума… У тебя крепкие нервы, Полански!

– Как ты об этом узнала? – сглотнув, проговариваю я. Меня вдруг мутит от ужасного предчувствия.

– Твоя подружка Кейт, официантка из соседнего стейк-бара, с которой ты бегала на перекуры в обеденный перерыв, оказалась щедрым источником информации. Она охотно разговорилась с заплаканной посетительницей, которая только что была вынуждена сделать аборт и оставила просто космические чаевые. Общительной и сердобольной пигалице хотелось поддержать меня, рассказывая еще более жуткие истории, чем моя собственная. Знала бы она, что именно за этим я туда и пришла. Я должна была понять, на струнах какой гитары мне предстоит играть.