Не помню точно, чем я занималась, когда в дверь позвонили. Кажется, заваривала ройбуш. Или укладывала тарелки в посудомоечную машину. Или протирала зеркало в ванной. Одним словом, была занята, а когда услышала звонок, тут же все бросила и побежала к двери. Ну наконец-то!

Распахиваю дверь. Терри одет не по погоде, под глазами тени – друзья двадцатичасового перелета, кожа по-ирландски бледная, триста лет не видавшая солнца. Ничего, я сделаю из тебя человека!

– Как долетел? Не отвечай, вижу, что ужасно! Я обнимаю его, кудахча и рассыпая вокруг искры радости. Терри стоит на пороге и неловко переминается с ноги на ногу.

– Да проходи уже, или мне затаскивать тебя силой?

– Скай… Пообещай, что не будешь… нервничать. Черт. Он бледен не по-ирландски. Это бледность иного рода: он взволнован. Он нервничает.

– Что стряслось? – замираю на месте я.

– Ничего не стряслось, просто… Пообещай, что дашь все объяснить.

– Не могу ничего обещать, пока не узнаю, о чем речь.

– Ладно… Постой здесь, – говорит он и исчезает за дверью.

Что за?..

Закрывшаяся за Терри дверь открывается снова, и…

Я пячусь, натыкаюсь на стол, хватаюсь за столешницу, опрокидываю чашку с горячим чаем. Он капает мне на ногу, пропитывает подол платья. Мне в висок словно вонзается стрела с металлическим наконечником – оглушительно, с хрустом.

Терри снова входит в гостиную, уже не один. Он толкает перед собой инвалидное кресло, в котором…

Ударяю себя по щеке, тру виски, закрываю глаза.

В кресле сидит и не сводит с меня глаз мой… Нет, не мой – возлюбленный Королевы Инферно!

Я потрясена настолько, что могу стоять целую вечность, не чувствуя ни капающего мне на ногу горячего чая, ни прилипшего к бедру подола платья. И я могу смотреть на него вечно – на бледное, как мел, лицо, на руки, крепко сжавшие подлокотники, на волосы, в которые я так часто запускала пальцы…

Я могу замереть, как статуя, как глыба камня, – только бы он не признал во мне живое существо. Только бы он покинул эту гостиную как можно быстрее… Мне нет дела, почему он в инвалидном кресле и как давно. Должно быть, Лилит так сильно тискала его в порыве страсти, что сломала ему хребет.

Я могу стоять молча и неподвижно. Но только до тех пор, пока он не начнет говорить. Если он посмеет обратиться ко мне, бросить в меня хоть одно слово – я взорвусь. Причем так сильно, что взрывная волна докатится до самого пляжа.

– Скай, – обращается ко мне Боунс.

– Уходи! – произношу я громко и четко, как приговор.

– Скай, пожалуйста, – просит Терри.

– Уходи, бога ради. – Я закрываю глаза, едва сдерживая нарастающую внутри истерику, и панику, и отчаяние.

– Я хочу объяснить, – умоляюще произносит Боунс.

Объяснить! Как будто можно просто прийти и дать объяснение всему, что произошло!

– Ты плохо слышишь? Выметайся, черт бы тебя побрал! – взрываюсь я, не осознавая, что выгоняю Боунса теми же словами, какие он бросил мне в лицо в доме его отца в Дублине. – Как они заставили тебя? Как?! – поворачиваюсь я к Терри. – Взяли тебя на пушку? Ты знаешь, кто он? Ты знаешь, на что эти люди способны?! Да он же убьет меня, убьет!

– Он в инвалидном кресле, черт побери! – зеленеет Терри. Впервые в жизни вижу, как он злится.

– Дрянная уловка, на которую ты клюнул! И вот теперь они выследили меня! О чем ты только думал?!

Швыряю в Боунса смятое в ком полотенце, которое он машинально ловит. Отличная реакция для инвалида.

– Давай покончим с этим наконец. Прямо здесь. Я готова, – раскидываю я руки в стороны. – Я знала, что однажды кто-то из вас придет за мной, ты или она.

Боунс смотрит на меня, не мигая. Линия губ прямая. Руки сжаты в кулаки.

– Нет? Убийства сегодня не будет? А когда? Когда мне быть готовой? Когда твоя жена наиграется вволю? От меня и так ничего не осталось! Ничего! Горстка пепла! Тебе нужна и она тоже? Хочешь уничтожить все до последней молекулы?

Что это? Слезы в его глазах? Неужели Принц Инферно разочарован приемом?

– Возьми это, хорошо? – протягивает он мне какую-то папку. – Я оставлю ее здесь… И уйду… Ты просто прочти.

– Что это? Ты написал мне гребаную песню? Или очередное признание в любви для бульварной газеты? Мне не терпится почитать!

Я выхватываю из его рук папку, выдергиваю из нее листы, подбегаю к окну и вышвыриваю на улицу. Ветер подхватывает их и разбрасывает по газону.

– Скай! – чуть ли не с рыком подскакивает ко мне Терри.

Но я уворачиваюсь, бросаюсь к входной двери и жму на ярко-красную кнопку. Тут же слышится слабый сигнал.

– Ты знаешь, что это значит, так, Боунс? – говорю я сдавленным от злости голосом. – Ровно через три минуты здесь будет полиция. Ты можешь либо убраться, либо провести остаток дня за решеткой. Я знаю, ты тут со всеми на короткой ноге, но твоя нога не спасет тебя, если я буду орать на весь Саймонстаун. Проваливай! Это мой дом! Моя жизнь! И тебе нет места ни там, ни там!

– Терри, – произносит он, глядя на покрасневшего от злости молодого хирурга, которого я до сегодняшнего дня считала своим другом. – Все нормально. Останься с ней. Я справлюсь сам. Расскажи ей все, что знаешь.

– Не надо мне ничего рассказывать, Терри! Только попытайся – и я пошлю тебя туда же, куда посылаю его: В АД!

– Я уже там, Скай, уже там, – говорит Боунс и направляет коляску к двери.

У меня к горлу подкатывает тошнота. Я едва успеваю подскочить к кухонной раковине. Рвать нечем, я с утра ничего не ела, желудок просто сжимается от сильнейших спазмов, исторгая выпитую чашку чая и желудочный сок, – обычная для моего желудка реакция на нервный шок.

– Ты должна была выслушать его! – восклицает Терри, схватившись за голову.

– Хватит, Терри!

– Господи, я впервые вижу тебя такой! Ты должна была…

– Я ничего ему не должна, ясно?! И тебе тоже! Замолчи или воспользуйся той же дверью.

– Гарри не сможет даже уехать отсюда, так что мне придется воспользоваться ею. Мы подождем, пока ты остынешь, потом позвони мне…

– МЫ?! Как ему удалось набиться тебе в друзья за такой короткий срок, а?! Конечно, у вас же много общего! Каждый из вас вытер об меня ноги и выкинул из своей жизни! Но все же мой тебе совет: если начинаешь верить чужаку слишком быстро – вылей себе на голову ведро ледяной воды! Идиотизм какой-то! Ты убедился, что он не может ходить на своих двоих? Молоточком по коленкам постучал?

– Я по кускам собирал ему спину! – орет Терри. Впервые за все время нашего знакомства повышает на меня голос. – Сшивал ее волокно за волокном! В тот день, когда мы встретились в больнице, он только поступил, доставила «скорая»! Это его я вез на операцию. Немудрено, что ты не узнала его тогда: он был в бинтах с головы до ног. И я тогда не знал, что вы связаны. Это выяснилось только спустя несколько недель, уже после твоего отъезда в Африку. Гарри вспомнил, что слышал твой голос, и начал расспрашивать о тебе.

– Мы больше не связаны, – цежу я сквозь зубы. – Что?

– Ты сказал, что мы связаны. Я утверждаю обратное. Мы не связаны – и точка! И больше я ничего не хочу слышать. Потому что знаю, о чем будет эта проклятая история! О демоне, который ему неподвластен, но с которым он храбро борется! Бла-бла-бла! И о чокнутой стерве, по которой этот демон сохнет и которая вертит им, как хочет!

– Даже не знаю, кто сейчас более безумен, она или ты, – вскидывает руки Терри.

Качаю головой и смеюсь надтреснутым старушечьим смехом.

– Тебе даже не интересно узнать, что с ним случилось?

– Дай угадаю. Бедняжка попал в аварию, когда надрался с ней до беспамятства и сел за руль? Даже предположу, куда они так спешили! Поскорее хотели попасть в аэропорт, чтобы улететь на Мальдивы, отпраздновать свой второй медовый месяц!

– Выпей успокоительного, хорошо? Ты не в себе, – говорит Терри и направляется к двери.

– Конечно, я не в себе! Не в себе от того, что Оушен на моих глазах нежничал с дьяволицей, которая чуть не убила меня! Ты когда-нибудь держал в руках вещь, которая взорвалась через пять минут после того, как ты чудом от нее избавился? Тебя когда-нибудь насиловали? Тебе когда-нибудь тыкали пистолет в живот? На тебя когда-нибудь наводили ужас такой, что не хотелось жить? Даже после всего, что она сделала со мной, он не захотел скрутить ее и уткнуть лицом в пол! Он мог отправить ее за решетку, но предпочел разглядывать и поглаживать – такую слабую и безоружную! И ты говоришь, что Я НЕ В СЕБЕ?! Оттого, что не хочу слушать его басни?!