Скакун привычным движением правой руки потянулся к груди, где всегда висел его ППШ. Автомата не было. Это не испугало, а удивило: кто и когда успел забрать у него оружие?

Он огляделся и увидел то, что искал.

Автомат лежал в снегу метрах в шести-семи от него.

Плетенный из зеленых ниток ремень был перерезан пополам.

— «Это пулей... Пуля, видно, была разрывная...» — Скакун приподнялся на локте, подобрал под себя левую ногу, пытаясь проползти, и в то же мгновение нестерпимая боль пронизала все его тело, впилась в сердце. Земля покачнулась снова, и он еще раз уцепился за нее пальцами, стараясь не выпустить ее из рук.

«Все, не встану. Позвоночник...» Он жадно глотнул снег и, собрав последние силы, еще раз оперся на локоть.

...Цапок был близко. Микола уже отчетливо слышал его тяжелое, прерывистое дыхание, видел его перекошенное лицо.

«Не спеши, Цапок, — вдруг уже спокойно улыбнулся Скакун. — Я нужен тебе живым. Ну, а живым ты меня не возьмешь».

Микола засунул руку за пазуху, отыскал во внутреннем кармане трофейный вальтер. В нем была только одна пуля. Неторопливо поднес пистолет к виску. Черное дуло перехватило последний луч солнца. Оно еще раз вспыхнуло и... погасло...

— Ну и гад, — с разбегу остановился и замер Цапок. — Видали?

Он растерянно обвел глазами своих подручных, зло пнул ногой в бок Скакуна.

— Ты б, Юрка, хоть мертвых...

— Молчать! — рявкнул Цапок и люто посмотрел на Атрашкевича своими страшными, набрякшими кровью, глазами. — Пожалел? Уложу рядом!

— Тьфу, бешеный! — пробормотал Атрашкевич, плюнул и отошел в сторону. Цапок наклонился над Скакуном, обшарил его карманы, вытащил из-под полушубка сверток. Белый шелк стал красным. Цапок отбросил прочь материю и сказал, кивнув на мертвого разведчика:

— Грузите на коня и в гарнизон. Завтра утром отправим в комендатуру.

— А ты? — заметив, что Цапок куда-то собирается, удивился Атрашкевич.

— Не твое дело.

Цапок поднял вальтер и, спрятав его в карман, зашагал назад, к хутору.

... Уцепившись доками за косяк. Курила стоял на чисто вымытом крыльце и какими-то пустыми, безжизненными глазами глядел на дочь, которая, скорчившись, по-прежнему неподвижно лежала на снегу в саду. Рот у Курилы был широко раскрыт, казалось, что он хочет закричать — и не может.

Цапок долго с омерзением смотрел на этот черный пустой рот, потом медленно расстегнул кобуру...

...Курила рухнул на крыльцо раньше, чем Цапок успел выстрелить. Пуля Цапка впилась в косяк, а Курила лежал мертвым. Его убил тот самый страх, который держал в своих острых цепких когтях всю его незавидную жизнь...

Василь Кремнев окончательно переселился на Высокий остров в конце марта, и полновластным хозяином «Таинственного острова» стал Михаил Шаповалов. Его заместителем был назначен Генрих Мюллер, который вернулся из Москвы в звании советского майора. За боевые заслуги он был награжден орденом Красного Знамени.

Выполняя приказ Центра, разведчики все еще отдыхали на своей базе, изредка совершая вылазки. Узнав от Кремнева, что группу не сегодня-завтра могут передать штабу партизанского соединения, Шаповалов срочно переправил трофейный «оппель» с острова на заброшенную смолокурню, где и спрятал его в разрушенном деревянном сарае, среди обгорелых котлов и другого лома. Машина, мол, есть не просит, а там, глядишь, и понадобится.

Наконец, уже шестого апреля, Центр снял свой запрет, приказал активно действовать на вражеских коммуникациях, и вскоре по всей округе снова загуляли легенды-былины о регулярниках. За несколько недель они пустили под откос шесть немецких эшелонов, что скрытно, по ночам, везли из Восточной Пруссии в район Курской дуги танки и артиллерию.

Разъяренный Шварценберг собрал в комендатуру всех командиров гарнизонов и полицейских отрядов. Его приказ был коротким и суровым: за неделю выследить регулярников и — уничтожить. А нет — и он, как когда-то бургомистру, показал через окно на виселицу.

Полицейские чины растерянно переглянулись, и только Юрка Цапок сидел спокойный и даже какой-то напыщенный.

Держал он себя так не только потому, что новый шеф действительно заметил его и полчаса назад, перед всеми, прицепил ему на грудь крест. В Юркиной голове уже носились новые мысли. Скоро он снова заявит о себе, и теперь, возможно, не только на всю округу. И когда комендант закрыл совещание и приказал всем ехать в свои гарнизоны и действовать, Юрка задержался, попросил у шефа разрешения поговорить с ним наедине.

Шварценберг согласился и даже предложил обмыть крест. Цапок не отказался. Они весело, по-русски, чокнулись, пожелали друг другу здоровья и выпили. Закусили салом, выпили еще, и только после второй комендант сказал:

— Выкладывай.

— Выкладывать пока нечего, — скромно ответил Цапок, вытирая о штаны руки. — Есть только предположения. И одна просьба. Мне нужны два хороших пулемета.

Комендант внимательно посмотрел на Цапка. Он был хитрый и опытный, этот простоватый с виду Шварценберг. Он наводил «порядок» во Франции и Чехословакии, Голландии и Польше. Он повидал на своем веку разных людей: героев и изменников, обывателей и авантюристов, а потому научился «прочитывать» человека прежде, чем тот сам раскрывал перед ним книгу своей души.

Сразу же «прочитал» он и Цапка.

— Так. Два пулемета, — записал он на бумаге. — Что еще нужно?

— Патроны. Двадцать ручных гранат.

— Людей?

— Обойдусь своими.

Шварценберг сдержанно улыбнулся, согласно кивнул головой, нажал на кнопку звонка и сказал молодому офицеру, появившемуся на пороге:

— Выдайте все, что тут записано. — Он передал офицеру записку, снова повернулся к Цапку: — Через сколько времени могу ждать вашего доклада?

— Через три дня. А может, и раньше.

Комендант кивнул головой, протянул руку. Цапок неуклюже пожал ее и, слегка припадая на левую, когда-то простреленную Шаповаловым ногу, поспешил за молодым офицером.

Получив все, что требовалось, даже более того — еще и новенький парабеллум. Юрка Цапок галопом помчался на паре вороных в свой гарнизон. Он ликовал, сердце его трепетало от радости. Все становилось на свои места! Сегодня он получил крест. Завтра станет офицером. Станет! О вы, благородные господа! Как же вы не разгадали, откуда, из какой норы вылезают регулярники, причинившие вам столько неприятностей? А вот он, мужик Юрка, разгадал. Да, разгадал!..

Уже зашло солнце, когда Цапок миновал бункер и очутился во дворе своего гарнизона. Как и всегда, отдав коней адъютанту, сам решительной походкой направился в штаб.

В штабе, просторной, но грязной, прокуренной комнате, сидели и резались в «двадцать одно» Атрашкевич, Смык и Немытый — люди, неизвестно откуда прибившиеся, но ставшие первыми помощниками Юрася.

Увидев на пороге шефа, полицейские нехотя поднялись.

— Сидите, чего вскочили? — добродушно махнул рукой Цапок. Он сел и сам, расстегнул на груди шинель. Ему очень хотелось, чтобы его дружки увидели орден, но те смотрели в карты, и это немного обидело Цапка.

— Новостей никаких? — уже сухо, тоном начальника, спросил он у Атрашкевича, своего первого заместителя.

— Да есть, — отозвался Атрашкевич и бросил на стол «перебор». — Водокачку на станции взорвали.

— Как?.. — Цапок вытаращил глаза, длинно и грязно выругался. — Когда?!

— Днем.

— Но там же наших двенадцать человек!

— Было, — хмуро уточнил Атрашкевнч, выбросив из кармана на стол скомканную марку. — Взлетели в небо вместе с водонапорной башней...

Цапок сжал зубы, запахнул шинель. Теперь ему уже не хотелось, чтобы кто-то видел у него на груди новенький крест. Пройдясь по комнате, он ткнул ногой пустое ведро, сел и снова спросил:

— Партизаны там были?

— А черт их знает — кто, — разозлился и Атрашкевич. — Скорее всего снова они, регулярники. Очень уж чисто сработано.