— Видишь, — все так же спокойно и задумчиво продолжал Кремнев. — Валя партизанка, а сейчас у нас, на острове. Дисциплина же и в партизанских отрядах есть. Вот я и хочу встретиться с ее командиром.

— Подожди, ты же, кажется, говорил, что Скакун согласен?

— Да. Он согласен. Но кроме Скакуна есть командир бригады. Кстати сказать, мы с ним еще и не познакомились. Вот я и решил, как говорится, одним выстрелом убить двух зайцев: и визит нанести, и уговорить его, чтобы он разрешил Ольховской перейти в нашу группу. Как думаешь о таком моем «мероприятии»?

— Ну что ж, логика и в этом есть, — немного подумав, согласился Михаил. — Но если уж так решил, то не медли, иди, пока еще, кажется, тихо.

— Вот и я так думаю, — оживился Кремнев. — Где штаб бригады — я знаю. Километров двадцать пять отсюда, тоже на острове, возле Черного озера. Возьму с собой Бондаренко и на рассвете двинемся. На лыжах часа за два и добежим...

— А где ты возьмешь лыжи?

— А разве я не сказал тебе? Есть у нас лыжи, три пары. Войтенок на льнозаводе отыскал. Правда, без палок, ну, да палки — не проблема, сами сделаем.

Кремнев встал рано. Быстро собрался, взял автомат и, стараясь не разбудить радиста, который так и спал за столом, обняв руками рацию, осторожно вышел из землянки.

Выло еще темно и тихо. С головой укрывшись пушистыми одеялами, неподвижно стояли над землянками старые ели.

Кремнев огляделся и, увидев часового, спросил:

— Ты, Аимбетов?

— Я, товарищ капитан! — отозвался Ахмет.

— Позови Бондаренко.

— А я, товарищ капитан, уже не сплю, — выходя из-за ели, сказал Иван. — Лыжи проверил. А вот палок хороших так и не нашел.

— Вырежем на той стороне озера, в орешнике. Бери, что надо, и поехали. Скоро светать начнет.

День выдался яркий, с крепким морозцем. Слепил искристый свежий снег, узкие лыжи проваливались почти до самой земли, и лыжники вскоре устали.

— Добежим до того вон пригорка и сделаем привал, — указав палкой на крутолобую горку, сплошь покрытую редким ельником, сказал Кремнев. — От нее до Черного озера — километров шесть, не больше.

Они уже были близко от намеченной цели, когда Кремнев внезапно наскочил на какую-то мягкую кочку и полетел под куст можжевельника. Выругавшись, он с трудом выбрался из глубокого сугроба, оглянулся и замер. Из-под снега, в двух шагах от него, торчали старые, разбитые валенки.

Какое-то мгновение Кремнев сидел, боясь пошевелиться, потом приглушенно крикнул:

— Бондаренко! Сюда!

Бондаренко быстро подъехал к кусту, остановился.

— Видишь? — прошептал Кремнев, глазами показав на валенки.

Как и Кремнев, тот какое-то время стоял неподвижно, потом быстро отвязал лыжи и, глубоко проваливаясь в снег, медленно пошел к страшной находке. Остановился, стал на колени и начал осторожно разгребать руками снег.

…Под снегом, на сухой обомшелой земле, лежал мальчик лет тринадцати. Он, кажется, еще был жив — снежинки медленно таяли на его лице, и Кремнев, сорвав с пояса фляжку, приказал:

— Растирай!..

Бондаренко снял ватник, расстелил и, положив на него мальчика, начал растирать ему спиртом руки, ноги, лицо — все тело. Он тер до тех пор, пока худенькое тело не порозовело. Потом завернул мальчишку в ватник, осторожно поднял на руки и, выпрямившись, пошел прямо в лес.

Через пять минут среди старых елей горячо полыхал костер. Подвинув ближе к огню котелок, Бондаренко пригоршнями кидал в него снег, пока тот до краев не наполнился водой.

— Как думаешь, придет в себя? — с надеждой посмотрев на ординарца, прошептал Кремнев.

— Кто ж его знает? — пожал плечами Бондаренко. — Сердце бьется, и дышать ровней начал...

— Не могу понять, как он мог сюда попасть? — сказал Кремнев, глядя на подростка, неподвижно лежавшего на ватнике, невдалеке от костра. — Кругом — лес, глухомань. До ближайшей деревни — не менее восьми километров.

Бондаренко снова пожал плечами, палкой подгреб к котелку угли. Вода в котелке сморщилась, покрылась пузырями и бурно, весело закипела.

— Наконец-то! — вздохнул Бондаренко и попросил : — Товарищ капитан, достаньте из моего мешка кружку, ложку и сахар.

— Послушай, а если в кипяток добавить немного спирту? — неуверенно спросил Кремнев. — Граммов десять. Помнишь, как здорово вылечил меня Шаповалов?

— А что, немножко, наверное, можно добавить, — подумав, согласился. Бондаренко и, наполнив кружку кипятком, налил в нее спирт из фляжки. Попробовал, поморщился и, присев на толстый пень, осторожно поднял на колени мальчика.

Первый же глоток оживил подростка. Глаза у него широко раскрылись, в них отразился ужас. Выхватив руки из-под ватника, он с недетской силой толкнул Бондаренко в грудь и закричал.

— Да ты... Что с тобой? — стараясь удержать на коленях мальчика, растерялся Бондаренко. — Ну, чего ты? Чего?

Услышав незнакомый, но добродушный голос, мальчик затих, осторожно, украдкой, высунул из ватника голову и начал со страхом озираться по сторонам. Долго смотрел на огонь, на незнакомого человека, сидевшего у костра, перевел глаза на высокий обгоревший пень, что чернел посреди небольшой поляны. И вдруг, содрогнувшись всем худеньким телом, начал снова вырываться из рук Бондаренко.

— Ну, что с тобой! Ну, что?! — рассердился тот. — Меня испугался? Что я делаю тебе плохого?

Мальчик замолчал, боязливо посмотрел на разведчика. И вдруг руками обхватил его за шею, прижался к груди. Его била дрожь.

— Ну, чего ты, глупенький, боишься? — укрывая мальчика, ласково загудел Бондаренко. — Мы тебя спасаем, а ты кричишь на весь лес...

— Вон... он! — показав воспаленными глазами на обгорелый пень, прошептал мальчик.

— Кто — он?

— Горбун. Тот, что стрелял...

— Тьфу ты! Ну и выдумал! Ведь это же пень! — воскликнул, смеясь, Бондаренко. — Обыкновенный обгорелый пень! Не веришь? Смотри!

Он схватил еловую шишку и ловко швырнул ею в пень.

— Видал?

Мальчик слабо улыбнулся, но, посмотрев на Кремнева, снова прижался к Бондаренко и прошептал:

— А он — кто?

— Он? Мой командир. Он и нашел тебя под снегом. Если бы не он, ты бы и замерз тут. Ну, а теперь — пей, а то остынет. Пей. Не бойся, больше никого не бойся.

— А вы — кто?

— Мы? Ну... советские. Ре-гу-ляр-ни-ки! Слыхал про таких?

Мальчик радостно закивал головой, быстро, большими глотками выпил из кружки горячую смесь, которую ему приготовил Бондаренко, и мгновенно уснул.

Бондаренко долго смотрел на мальчугана, чутко прислушивался к его дыханию, к стуку сердца, потом тихо шепнул:

— Товарищ капитан, подайте мне лыжи да забросьте за плечи вещмешок и автомат. Пойдем.

— А ты не замерзнешь без ватника?

— Ну, что вы! С такой ношей?

Они миновали горку с редкими стройными елями на вершине и очутились на широкой лесной дороге. На свежем снегу виднелись глубокие человеческие следы, которые вскоре затерялись в мелком и густом ельнике.

— Кто-то тут был, и совсем недавно, — внимательно посмотрев на следы, заметил Бондаренко. — Притом не один. Взгляните вон туда...

— Стой! Ни с места! — в тот же момент резанул тишину раскатистый властный голос, и из-за ели, на дорогу, высыпало человек десять в белых маскхалатах,

Кремнев схватился за автомат и тут же опустил его. На дороге, в нескольких шагах от него, стоял... Микола Скакун!

— Привет р-регулярникам! — подняв над головой автомат, весело крикнул партизанский разведчик и, повернувшись к своим товарищам, объявил: — Спокойно, это наши!

Партизаны окружили разведчиков, Скакун, посмотрев на Бондаренко, который все еще держал на руках завернутого в ватник мальчика, тихо спросил у Кремнева:

— Раненый? Кто?

— Нет. Мальчишку нашли, — шепотом ответил Кремнев. — Вон за той горой, на поляне. Уже едва-едва дышал. Посмотри, может узнаешь. Ты же местный.

Скакун недоверчиво посмотрел на Кремнева, подошел к Бондаренко. Осторожно отогнул воротник ватника и сразу же испуганно отступил назад.