1957 «Возникло в сердце странное желанье…» Возникло в сердце странное желанье — На шар земной со Спутника взглянуть. Оттуда, как с вершины мирозданья, Окинуть наш земной нелегкий путь. Оттуда, где предполагались боги, Сквозь тех глубин вселенские валы, Иные наши беды и тревоги, Наверно, так покажутся малы. Померкнут вдруг какие-то обиды, Какие-то мельчайшие дела — Ты вырвался из бедной их орбиты. Твои друзья — небесные тела! Но главное, но главный смысл земного Существованья и борьбы земной Прихлынет к сердцу острой болью снова, Как дымный шлейф, потянется за мной… Зачем в недосягаемости звездной Над дальними мирами я лечу? Давай назад, пока еще не поздно,— Я весь земной, на Землю я хочу! 1959
«Художник рисовал меня…» Художник рисовал меня, А я сидел нетерпеливо, Весь — в темпе дня, весь в ритме дня, В пружинах сжатого порыва, И думал вовсе не о том, Чем занят был сидящий против, — О том, что делать мне потом, Куда спешить, с кем «нервы портить». При той наполненности дня, При темпе наших биографий Хватает времени лишь для Молниеносных фотографий. Не все вопросы решены, Не все на место встали чувства. Где время взять для тишины, Для терпеливого искусства? 1958 «Когда-то я боялся быть не первым…» Когда-то я боялся быть не первым, И мысль одна, что в чем-то отстаешь, Как свист хлыста, как молния по нервам, Всего пронизывала до подошв. А годы шли, я стал сорокалетним. Мне приходилось, пробивая путь, И первым быть, и средним, и последним. Теперь мне ясно, что не в этом суть — Не первым быть в житейской суматохе, А честно, как солдаты на войне, На плечи взяв нелегкий груз эпохи, Нести его со всеми наравне. 1956 Бессмертие Мальчишка и не думает хвалиться, Он это взвесил — он сказал не вдруг: — Я буду на Чапаева учиться! — Разинув рты, стоят мальцы вокруг. Он говорит: — Я буду жить по книжкам! — И, веря в справедливость и успех, «Чапаев» обращается к мальчишкам, В «чапаевцев» их превращая всех… Я мимо шел. И радостно мне стало: Бессмертие — не бронза, не гранит. И этот мальчуган верней металла Бессмертие Чапаева хранит. 1957 Потомкам В этом мире мы жили влюбленно, В окруженье друзей и врагов, Раскрывая глаза удивленно На цветные разводы лугов. В этом мире мы жили пристрастно, Не сдавая позиций врагам. В этом мире мы жили прекрасно, Как мечталось, как думалось нам. А хотели б сменить мы эпоху? Жить позднее на век иль на час? Нет, нам в этой эпохе не плохо, Вы живите в своей лучше нас! 1957 Поэты Неправда, что мы не от мира сего, Что мы ничего не умеем, Лишь строки смакуем, и только всего, А большего в жизни не смеем. О нет, не такими нас помнят в веках! О, это на нас непохоже! Умели держать пистолеты в руках, Умели и выстрелить тоже. Всходили великие власти на трон, Империй хребты сокрушались, Но выше властителей, выше корон Властители дум возвышались. Взмывали к вершинам, срывались на дно Невольники воли и чести, Поэзию с жизнью сливая в одно, Стихи с биографией вместе. Ты Байроном вышел за Грецию в бой. Строку натянув до отказу, Ты бурку, как бурю, влача за собой, Как демон, летел по Кавказу. Ты грудью в бетон ударялся, певец. Джалилем пылал в Моабите. Истории мира еще не конец, И спутник летит по орбите. Греми во главе этих правильных лет, Строкой и душой современясь! Без слова поэта — истории нет. Без слова поэта — грядущего нет. Без нас не полна современность. 1961 Капля океана «Я тоже все же выразил эпоху, Как выражает капля океан» — Приснились эти строки мне, ей-богу. Я утром вспоминал их сквозь туман. О смысле их, быть может, спорить можно, Но суть не в том. У века твоего Права тобою править денно-нощно. Ты и во сне — в объятиях его. 1961
На станции Сергач Поезд стал. Остановка — Сергач. На перроне, как облако, стужа. На перроне — пронзительный плач. Это женщина встретила мужа. Повторяет: — Сергей! Мой Сергей! (Может, здесь, в Сергаче, все — Сергеи?) …Наблюдаю невольно за ней. А она все рыдает сильнее. Отчего же так плачет она, Молодая чужая супруга? Иль из плена вернула война Через многие годы супруга? Или что-нибудь в духе ином? Иль сама она к мужу вернулась? Я стоял, опьянен не вином, И слеза на глаза навернулась. Не развод, не тюрьма, не война: Едет с курсов домой, оказалось… И соскучилась очень она, Всей душой по нему стосковалась… И скрывать ей не надо того, Что безмерно, беспамятно любит, Вот и плачет, и гладит его, На глазах у народа голубит. |
