– Сочувствую ли я? – маг чуть поджимает губы. – А ты?

– В смысле? – Тор удивленно смотрит на младшего. – Не совсем понимаю, зачем задавать мне этот вопрос. Ты ведь прекрасно знаешь мое отношение.

– А ты никогда не думал о том, почему Один даже не попытался вытащить тебя? – Локи улыбается уголком рта. – Он просто бросил тебя на произвол судьбы. В лапах свихнувшегося йотунхеймского выродка. Как тебе такой расклад?

И Тор «зависает». Такая мысль даже не приходила к нему. Он принял плен как данность.

Естественно, были неоднократные попытки вырваться, стабильно заканчивавшиеся крахом. Но Бог Грома четко осознает теперь, что о том, что Один мог бы помочь – даже не задумывался.

Громовержец отлично помнил, как тяжело без Радужного моста попасть в другой мир. Возможно, именно поэтому так и произошло?

И Тор тут же озвучивает эту мысль:

– Ты ведь прекрасно знаешь, сколько темной энергии Всеотцу понадобилось, чтобы переправить меня сюда.

– То есть ты спокойно принимаешь то, что папа бросил тебя вот так вот одного? – маг говорит это почему-то без ставшей привычной издевки. – Даже с учетом того, что я в любой момент могу лишить тебя жизни? – Локи бросает быстрый взгляд в окно. – Не смущает, что Всеотец так просто оставил законного наследника наедине с безумцем? И отсюда следует еще один закономерный вопрос, Тор: так ли он хотел передавать трон?

Бог Грома молчит. Слова брата крючьями сомнения впились в разум. Ведь Локи, как не противно это признавать, прав. Прав во всем, что сейчас сказал.

Но с другой стороны, ощущать себя мальчишкой, которого должен спасти папа...

– Думаю, – говорит Тор, не глядя на младшего, – Один понимает, что я уже не ребенок, и сам могу о себе позаботиться.

Локи тонко улыбается, но ничего не отвечает. Он только стучит кончиками пальцев по креслу водителя и автомобиль плавно тормозит.

Маг, не дожидаясь, пока дверь откроют снаружи, дергает ручку и вылезает из машины. С улицы в салон тут же врывается кошмарный застарелый запах погребального костра. Так бывало, когда труп не догорал до конца, а смрадно чадил еще некоторое время, пока костер вновь не зажгут, чтобы уже наверняка сжечь тело.

Тор выходит вслед за братом и замирает, буквально онемев от кошмарного зрелища.

Вспученный, потрескавшийся асфальт улицы завален полуобгоревшими телами, еще дымящейся техникой, искореженными заграждениями... И этот запах.

Боги!

Громовержец судорожно оглядывается назад и понимает, что их машину сопровождала целая колонна серых бронетранспортеров, ощетинившихся пулеметными стволами. А сверху кружат два вертолета воздушной поддержки.

– Что это? – спокойного голоса хватает только на два коротких слова. Поэтому, чтобы не объяснять, Тор просто кивает на пространство, заваленное трупами.

– Это произошло сегодня ночью. – Локи нагибается, подбирая тускло блестящую в сером свете пасмурного дня гильзу. – Хотя это не самый тяжелый бой за всю эту войну. Но повстанцы впервые подобрались так близко. Даже зная, что идут на верную смерть, они шли все равно. Это месть.

– За что? – Тор оступается, спотыкаясь о безвольно лежащую обгоревшую руку. Кажется, она женская.

– Три дня назад мы рассекретили юго-восточный штаб Сопротивления, в котором на тот момент находилась жена Ника Фьюри, с новорожденным ребенком. – Локи равнодушно «выдает» информацию, медленно шагая по изрытой воронками земле. – Естественно, там была проведена зачистка. А ребенок погиб. Задохнулся газом, что мои бойцы пустили в помещение.

– Твои бойцы? – переспрашивает Бог Грома. – Так ты был там?

– Ту операцию спланировал я, – маг криво усмехается. – И, естественно, я ею и руководил. Это логично.

– Никогда бы не подумал, что ты стал бы добровольно участвовать в боевых действиях. Такие как ты, обычно отсиживаются за спинами других, – зло выплевывает Тор.

– Разрыв шаблона, да, брат? – маг смеется.

– Тебя, я смотрю, ничем не прошибешь, – Бог Грома с ненавистью вглядывается в лицо того, кого называл братом. – Брат. По твоей вине погиб ребенок. Ты, считай, сам его и убил. И тебе все равно?

– Это была тщательно спланированная операция, – Локи пожимает плечами. – Тем более, суди сам: из-за комка плоти трех недель отроду сегодня погибло тринадцать их бойцов. Представь себе, как это выглядит в глазах самих повстанцев? Глупая смерть людей из-за мести. Возможно, это подорвет у некоторых уважение к главе Сопротивления.

– А если бы это был твой ребенок? – громовержец вглядывается в лицо младшего, пытаясь разглядеть хоть отголосок эмоций.

– Это не мой ребенок, – маг стряхивает с рукава пальто пепел, принесенный резким порывом ветра. – Не думай, что на меня можно надавить таким способом.

– Так зачем ты привел меня сюда?

Локи только жмет плечами и идет дальше, переступая через полуобугленные трупы. И, словно безумный экскурсовод, продолжает:

– Здесь был наш кордон. Спокойное место, в непосредственной близости к центру. Двадцать бойцов, орудия, бесперебойная поставка боеприпасов, поддержка от боевых групп читаури, – голос мага с едва заметной хрипотцой словно заполняет все пространство. – Полный контроль местности. А бойцы Сопротивления появились в два тридцать шесть ночи. Они пришли снизу. Из коллекторов. Тут же положили дозорных. Очень тихо, без шума. Действовали профессионально – Фьюри нужно отдать должное. Но их было всего четырнадцать человек. Группу больше они физически не смогли бы провести под землей. Завязался бой. Вот здесь, – Локи становится у искореженного пулемета, – погибло четверо. Трое моих бойцов и один из сопротивления. Он просто принял на себя огонь, давая товарищам пройти вглубь наших позиций. Вот его тело, – маг носком поддевает изодранный пулеметной очередью почти в клочья труп. – Герой, не правда ли? – и сам же себе отвечает:

– Безусловно. Именно таких люди называют героями. А теперь вопрос к аудитории, – маг внимательно смотрит на Тора. – Как ты считаешь? Он герой?

Бог Грома недоверчиво переступает с ноги на ногу. Вопрос кажется ему кристально ясным и настолько простым, что... Зачем Локи знать его мнение об очевидных вещах?

Тем не менее, он говорит:

– Он герой, без сомнений. Он прикрыл товарищей ценой собственной жизни.

В ответ Локи досадливо морщится:

– Да, он выиграл им пару минут жизни в заведомо проигрышном бою. Я не буду озадачивать тебя вопросом о том, зачем он вообще согласился на эту смертельную авантюру с нападением на укрепленный кордон. Меня интересует, почему ты считаешь его безрассудный самоубийственный поступок – героизмом? Бесславно умереть, не достигнув цели? Я не понимаю этого. Если хочешь что-то сделать – нужно просчитать все риски, взвесить последствия и только потом четко и оперативно действовать.