Джастин судорожно трет нос и верхнюю губу, стараясь успокоиться. Глаза у него подозрительно блестят, и он отводит взгляд. Я безотчетно накрываю его ладонь, лежащую на столе, своей. Секунду он не возражает, но потом отнимает свои прохладные пальцы.

— Ну так что, Брайан? Ты просил объяснений. Ты заявил, что, возможно, я все не так понял. Давай, скажи что-нибудь, что все изменит и произошедшее окажется глупой ошибкой.

Но мне нечего сказать ему. Он прав – и в своих воспоминаниях, и в их трактовке. Разве только…

— Прости меня.

Джастин смотри на меня долгим взглядом и качает головой.

— Нет. Не прощу.

Deja vu

Я не слышал его шагов, но даже не вздрагиваю, когда Брайан вдруг мимолетно касается сзади моего плеча.

Мы не общались весь день. На самом деле, этот разговор не был самым умным из того, что я мог придумать. Не знаю, хотелось ли после него Брайану уехать или нет, но у него в любом случае не было шансов – аэропорт все еще закрыт. Так что, волей или неволей, но мы вынуждены оставаться в одной квартире, несмотря на всю неловкость, которую ощущаем. Я, во всяком случае, ощущаю.

Я плохо сплю последние месяцы, так что мое ночное бодрствование неудивительно, но Брайан обычно не жалуется на бессонницу, и его появление на кухне в третьем часу утра немного странно. Мне не хочется думать, что наше сегодняшнее выяснение отношений довело его до такого состояния, что он не может уснуть.

Брайан садится рядом и, не задумываясь, отпивает из моего стакана с молоком.

— Не спится?

— Я рисую, - без нужды поясняю я.

В этой фразе мало смысла. Я рисую почти всегда. Потому что хочу рисовать, потому что нечем больше заняться, потому что задумался и сам этого не замечаю.

— Я вижу, - усмехается Брайан.

Растрепанный, в домашней простой футболке, с накинутым на плечи бледно-бледно-голубым свитером, он выглядит сонным, теплым, домашним, похожим на очень большого кота, ни разу не «клубным», не гламурным. Но и без этого агрессивного «сексапила», для меня он более чем привлекателен.

Брайан смотрит на нелепый профиль, который обрастает под моим пером все более жуткими подробностями, и вскидывает брови.

— Ты себя не спутал с великим Джастином Гудини?

Я рисую левой рукой, а Брайан все так же наблюдателен, как и раньше.

— Это тремор¹, - я поднимаю правую кисть, разведя пальцы, но как раз сейчас она не дрожит. Тем не менее, Брайан бросает на нее быстрый взгляд и снова смотрит мне в глаза. – Он появляется время от времени, и врачи говорят, что это не пройдет… и возможно усилится… с годами. Поэтому если я когда-нибудь не смогу держать карандаш правой рукой… мне хочется…

Я сбиваюсь, но Брайан спокойно кивает. Я облегченно вздыхаю. Мне всегда нравилось, что ему не надо все разжевывать. Взгляд, которым он на меня смотрит, все такой же внимательный, но не жалеющий, и я безумно благодарен. Я ненавижу, когда когда кто-то начинает жалеть меня за то, что еще даже не случилось. Я ненавижу, когда кто-то сострадает моему будущему. Я оптимист. Это моя философия и мое кредо. Я верю, что все будет хорошо. И я не сомневаюсь, что не потеряю способность рисовать. Привязывая кисть к руке, как Ренуар2, или на компьютере, или левой рукой, или еще как-нибудь. Потерять Брайана полтора года назад было больно, но я знаю точно, что просто не могу перестать рисовать. Это больше, чем я сам. Поэтому я спокоен и поэтому не хочу жалости.

Впрочем, на этот счет с Брайаном можно быть спокойным.

Хотя он намного больше способен к состраданию, чем любит демонстрировать.

Тем не менее, под его взглядом я теряюсь и испытываю жуткое желание скомкать и выбросить лист бумаги.

— В общем… это все ерунда… просто убиваю время… все равно ничего не выходит.

— Ну почему же… вполне достойный тролль…

Я ловлю его взгляд.

— Это не должен был быть тролль!

Брайан снова смотрит на рисунок.

— Тогда да, хреново получается.

Я невольно улыбаюсь и достаю из папки рисунок, сделанный углем. Это нормальное, сделанное правой рукой, изображение Синеносого Медведя³.

— Смотри, это для Гаса на Рождество. Я обещал присылать ему на праздники рисунки плюшевых мишек.

Он, сам того не замечая, улыбается, как и всегда при упоминании Гаса.

— А что ты ему подарил? – спрашиваю я.

— Чек. Линдси сказала, это лучшее, что я смогу подарить. Не говоря уже о том, что наименее страдающее при пересылке.

Это звучит… плохо. Линдси временами бывает несправедливой.

— Ты хороший отец.

Брайан улыбается той улыбкой, которую я хорошо знаю и не люблю.

— О, да. Я ох@енный отец для того, кто видит своего сына по скайпу раз в месяц. Они приглашают Криса – какого-то приятеля-родственника Мелани – каждые выходные, чтобы у ребенка было мужское воспитание. Гас недавно сказал, что меня он любит все-таки больше, чем Криса. Крис, конечно, запойный алкоголик и рецидивист, но все равно приятно было слышать.

Очень сомневаюсь, что Брайан достоверно описывает этого приятеля Мелани, но я могу его понять.

— Паршиво.

— Да уж, - соглашается Брайан.

Он слегка встряхивает головой, отгоняя мысли.

— Ты давно стал поклонником керамики? – он переводит разговор, очевидно не желая показывать, насколько тот болезнен.

Перед кем ты притворяешься, Брайан? Я тебя знаю лучше, чем ты сам. По крайней мере, о твоих чувствах я всегда думал куда больше.

И именно поэтому я позволяю ему перевести разговор. Брайану иногда жизненно необходимо спрятаться в свой панцирь.

— Это? – я вслед за ним смотрю на расписанную вазу. – Это подарок Пола. Моего бывшего бойфренда.

Не лучший был вариант сменить тему.

— Пол? – задумчиво повторяет Брайан. – Он хорошо трахался?

— Я не собираюсь обсуждать с тобой секс, - я твердо качаю головой

— Поверь мне: если парня зовут Пол, - продолжает Брайан, не обращая на меня ни малейшего внимания, - то в постели он полное дерьмо.

Есть категория людей, которая терпеть не может, когда кто-то дурно отзывается об их бывших. К ней в полной мере отношусь и я. Сложно сказать, больше ли тут самолюбия или верности былым привязанностям, но надеюсь, что второго хотя бы не меньше, чем первого. И, тем не менее, это смешно. Раньше мне часто бывало весело с Брайаном.