— Доброе утро, Брайан.

— Профессор, - отвечает тот и даже пытается улыбнуться. Получилось, откровенно говоря, хреново. – Я в душ, если нет возражений.

Бен уступает ему дорогу. Больше не из вежливости, а потому, что понимает – Брайану вряд ли удастся его обойти. Того шатает так, что приходится держаться за стену.

— Замечательно, - саркастически говорит Бен, когда Брайан скрывается за дверями ванной комнаты.

Я пожимаю плечами и умоляюще смотрю на него.

— Ладно… - говорю я. – Не в первый раз. Я пойду проверю, чтобы он не утонул в душе, а ты свари пока что кофе.

— Какой кофе? Дай ему соды, чтобы не так болела голова и пусть проспится.

Идя в ванную, я решаю, что Бен прав, так что просто помогаю Брайану одеться и лечь на диван. Бен заходит именно в тот момент, когда я пытаюсь заставить Брайана выпить соды. Бен забирает стакан у меня из рук и подходит ближе к дивану.

— Брайан, не упрямься, пей.

— Профессор… - говорит Брайан, расфокусированно глядя мимо него, - я уверен, что видел тебя когда-то раньше.

После такого Бен, очевидно, теряет надежду воззвать к голосу разума и буквально вливает в него соду. Брайан засыпает почти сразу же.

— Да уж, выпил он крепко, - замечает Бен, повернувшись ко мне.

Я киваю и смотрю на спящего. Выглядит Брайан ужасно: бледный, к мокрому лбу прилипли темные прядки волос и круги под глазами на пол-лица. В общем, я укрываю его пледом, а Бен обнимает меня за плечи и уводит из комнаты.

— Я дал ему кое-что из твоей одежды, переодеться, - говорю я. – Его слишком пропахла табаком. Ничего?

— Он разбудил меня в мою нерабочую субботу в пять утра и до сих пор жив. Я думаю, я переживу, если он наденет мою рубашку.

Мы честно стараемся вести себя потише, но, на самом деле, это вряд ли имеет какое-либо значение. Брайан всегда спит крепко, а сейчас вообще сомнительно, что его можно разбудить. Он просыпается только часов в шесть вечера и выходит к столу, как раз когда мы сели обедать. Выглядит он потрепанным, но достаточно бодрым – то ли сода помогла, то ли он даже похмелья уже не ощущает.

Обедать он, конечно, отказывается. Я бы скорее удивился, если бы он захотел есть.

Так или иначе, но я завожу разговор, который обещаю себе довести до конца безумное количество раз на протяжении всего последнего времени. Как можно непринужденнее я спрашиваю Брайана, сколько, он считает, это все будет продолжаться. Он пожимает плечами, откидываясь на стуле, и закуривает свою сигарету. Резкий травяной запах раскатывается по кухне, и Бен слегка морщится. Я его понимаю: фитосигареты или нет, любая горящая трава в конечном итоге пахнет, как марихуана.

— Майки-Майки, - вздыхает Брайан, глядя на меня со снисходительным превосходством. – В конце концов, я не состою в браке, не забывай. Я просто веселюсь – разве это запрещено?

На самом деле, несмотря на дружеский тон, это ни больше и ни меньше, чем совет отвалить. Я его игнорирую сегодня, потому что это и впрямь зашло слишком далеко. А еще я чувствую поддержку Бена, хоть тот и держит подчеркнутый нейтралитет. В конфронтации с Брайаном мне не помешает любая поддержка.

— Где провел эту ночь?

Он белозубо улыбается.

— Решил развлечься чужими похождениями, примерный супруг?

Я сдержанно пожимаю плечами.

— Это оказался очень милый мальчишка, - сообщает Брайан, - которого я подцепил в клубе. А у него оказался не менее милый сосед. Ты бы знал, что они вдвоем вытворяли! Короче, мы неплохо провели время.

Он откровенно издевается

— Когда и что ты пил последний раз?

Брайан тихонько смеется.

— Спроси чего-нибудь полегче. Кажется, в четыре часа утра мы последний раз пили портвейн.

— Очевидно, этот портвейн оставил тебе запах марихуаны, - замечаю я наугад.

— Не исключено, - не спорит Брайан. – Меня больше бесит запах клубники. Как вообще можно купить кондомы с запахом клубники?

— Где были твои? – вдруг настораживаюсь я.

Он пожимает плечами, как будто это нормально.

— Забыл в клубе, наверное.

Тут уже Бен, который обычно не лезет в дела Брайана и меня пытается удержать от этого, поднимает на него глаза, словно желая удостовериться, что тот в своем уме.

Нашу беседу прерывает дверной звонок. Я впускаю Эммета и Теда. Брайан вскидывает бровь.

— Я так понимаю, вы тут по чистой случайности?

Ну, возможно, не стоило сообщать Брайану это все в лоб, но мы действительно хотим поговорить. Так что они подсаживаются к столу, и начинает Эммет, глядя на Брайана с участием.

— Скажи, дорогой, мы когда-нибудь вмешивались в твою личную жизнь?

— Да, - тут же отвечает Брайан, - постоянно. Однако вы придерживаетесь другого мнения, так что продолжайте.

— Мы не вмешиваемся, - возражает Тед. – Мы просто заботимся о тебе.

— Разница от меня ускользает, - хмуро замечает Брайан.

— С тобой что-то происходит. Такого не бывало никогда. Ты никогда не пил столько. Ты никогда не был настолько неосторожен в связях… Это плохо кончится.

— Все под контролем.

— Ничего не под контролем, - снова говорит Тед. – Поверь мне – я-то знаю, как это бывает.

— Тебя я вообще уволю, - раздраженно сообщает Брайан сходу.

Никто не обещал, что с ним будет просто говорить на эти темы.

— Мы не пытаемся заставить тебя измениться, - снова начинает Эммет. – Просто, дорогой, мы волнуемся, что с тобой что-нибудь случится.

Брайан пожимает плечами, встает и подходит к телефону.

— Я проверю свой автоответчик, хорошо?

Я вздыхаю и киваю.

— Брайан, - начинает Бен, который до сих пор молчал, - послушай меня, я верю, что ты уже взрослый мальчик и разберешься сам, сколько тебе пить и с кем тебе спать.

Брайан в ответ на это выразительно закатывает глаза.

— Но послушай, если ты доходишь до того, что уезжаешь к незнакомому парню в незнакомый район и умудряешься забыть про презервативы, то знаешь – у тебя проблемы.

Брайан хмыкает и говорит так же упрямо как обычно:

— Не знаю, что в моих словах прозвучало так, как будто мне нужен совет, но в любом случае, это была чистая случайность. Бл@дь, да где мой код?! – раздраженно цедит он сквозь зубы, пытаясь найти код в записной книжке. Мигающая кнопка принятых сообщений его, очевидно, раздражает, так что он нажимает ее резким движением, и автоответчик начинает проигрывать записи нашего телефона. Первое, конечно, от мамы.