- Очухался?
Знакомый голос с трудом проник сквозь пелену боли, заставив стиснуть зубы, чтобы не выпустить рвущийся наружу мучительный стон. Рыжий! Каким-то непонятным, видимо, волшебным образом, его тело оказалось во власти рыжего, и теперь его участь кажется весьма незавидной, учитывая "расположение" к нему давешнего соперника.
- Как я здесь очутился? - Ответ на свой вопрос Брайан получить не надеялся, но хотел хотя бы узнать, владеет ли он голосом.
Однако ему ответили.
- Мужик с моей деревни, что выиграл еще в первом туре, владеет тайнами лечебных травок, - любезно пояснил злорадно скалящийся крепыш. - Ты нечестно выиграл вчера все поединки! Не знаю, чем ты так угодил господину, но было видно, что он специально защищает тебя! Может, сзади ты особенно хорош или еще что, проверять не буду. Друг помог мне, подсунув тебе в кровать дурманящую травку, а когда ты крепко заснул, я дотащил тебя за ноги в этот подвал. Докладывать о твоей пропаже господам никто не побежал.
Он пересчитал головой все ступени! Теперь хотя бы было понятно, почему так все болит. Непонятно было, за что его так ненавидят, но этот вопрос был сродни риторическим, и озвучивать его не было нужды. Что с ним сделают, Брайан тоже не желал знать. Минимальная пакость, которая ему грозила, - оставаться в подвале, пока будут проходить учения. Расчет рыжего понятен - если он не явится, распорядители отборочного тура будут вынуждены провести его еще раз среди оставшихся парней. И наверняка в этот раз рыжий не упустит своего шанса.
- Я связал тебя. Если тебе повезет, через несколько дней сумеешь выбраться отсюда - насильно умерщвлять тебя не стану. Раньше выйти даже не надейся, я убрал отсюда все острое, чем ты мог бы воспользоваться для освобождения. Кричать нет смысла - мы глубоко под основными помещениями крепости, и тебя никто не услышит. Так что счастливо оставаться, может, тебе даже повезет, и ты еще сможешь чистить за моим конем навоз!
Радостно хохотнув над собственной удачной шуткой, он развернулся, прикрыл за собой массивную дверь и, громко насвистывая, покинул связанного Брайана.
Кузнец устало ссутулил плечи, сидя на низенькой лежанке. Видимо, в этой комнате когда-то содержали заключенных. Каменная тюрьма давно пустовала, на полу не осталось даже сгнившей соломы. Он горестно прикрыл глаза, и попытался смириться с тем, что в этот раз судьба снова его обманула.
И ведь он был так досадно близок к исполнению своей мечты! Почему в противники ему не достался кто-то другой, менее упрямый и готовый смириться со своим поражением. Развернув шею назад, Брайан скептически осмотрел стену, покрытую чем-то подозрительно шевелящимся, и отказался от мысли опереться об нее спиной. Хотелось прилечь, но возникали сомнения, легко ли ему будет потом поднять свое израненное тело, используя в качестве опоры связанные ноги и руки. Оптимистические предположения даже не возникали, поэтому он, скрепя зубы, продолжал сидеть и пытаться думать. Брайан, к примеру, мог бы допрыгать до двери, как бы больно это не было. А там наверняка ступени, уходящие вверх, которые прыжками не преодолеть даже со здоровым телом, не говоря уже о том, что у него половина тела кровоточила, а половина просто вопила от боли во внутренних органах. Похоже, рыжий еще смачно пинал его, бесчувственного, уже после того, как приволок сюда. Странно, что у него вообще голова соображала после близкого знакомства с наверняка длинной лестницей крепости, ведущей в подвал. Словно в опровержение оптимистического предположения, она загудела сильнее прежнего, грозя своей болью заставить забыть о необходимости выбраться до утреннего построения.
На всякий случай Брайан попробовал крикнуть, рассчитывая на возможное чудо. Чудо отозвалось в голове немелодичным перезвоном, и сразу перебороло желание дальше привлекать таким способом к себе внимание. Надеяться на господина, на которого рыжий намекал, как на покровителя, не стоило. Брайан, в отличие от своего врага, прекрасно понимал, что тот просто вовремя прервал поединок, который по условиям состязания уже закончился. Мечтать, что ради него организуют поиски, было бы верхом самонадеянности и глупости. Поэтому стоило надеяться только на себя.
Брайан поискал глазами хоть что-то, обо что можно было бы постараться перетереть веревки. Камера была абсолютно пуста. Рыжий намекал, что через какое-то время он сможет выбраться. Возможно. Только видно это была последняя жестокая шутка. Для Брайана, конечно, последняя. Не для рыжего. Заставив себя подняться со своего ложа, Брайан похромал до узкого окошка в двери камеры, находящегося на уровне подбородка, и насколько смог оглядел местность, пытаясь определить, стоит ли тратить последние силы на открытие массивной двери. Дверное кольцо находилось далеко за пределами его возможностей, учитывая связанные сзади руки, которые мотались где-то на ладонь ниже необходимого уровня высоты.
За дверью ничего не было видно. Видимо, никто не озаботился освещением подземелья. А единственный факел, заботливо оставленный рыжим, не давал достаточно света, чтобы обозреть территорию за дверью. Оставил пламя, видимо, добрый парень для того, чтобы Брайан смотрел по сторонам и радовался жизни.
Решив, что дверь пока не заслуживает его внимания, Брайан вернулся в камеру и попытался более внимательно осмотреть окружающую обстановку. Но так и не смог обнаружить, чем бы можно было бы ослабить или разрезать веревки. Видимо, все-таки рыжий пошутил. Ну, если только он не имел в виду, что удастся перетереть толстую бечевку об единственный слегка выступающий угол стены, за которым начиналась дверь.
Парень громко застонал от охватившего его отчаяния.
- Забери банши этого рыжего...что же мне делать?
Был бы он великим волшебником, проклятие, может и имело бы силу, а так только позабавило мрачные стены его нового жилья. Не зная, что делать дальше, Брайан, пошатываясь от слабости, все-таки свалился на жесткую ледяную лежанку. Проклятые слезы бессилия жгли глаза, но он зачем-то продолжал их сдерживать, помня, что матушка не любила такого признака слабости со стороны своего маленького мужчины.
- Ты сильный и умный, ты все преодолеешь в этой жизни, - всегда говорила она, когда он поначалу, пытаясь за день овладеть мастерством кузнеца, приходил к ней с обожжённой рукой или отбитым пальцем. Мать, скрывая в глазах сочувствие, отворачивалась от него, чего никогда не позволяла себе, пока он был босым мальчишкой, и отсылала обратно к отцу - учиться.
Брайан обижался, даже пытался понять, куда делать материнская нежность и любовь, но привыкал к ее новому образу строгой хранительницы домашнего очага. Расцветала она, только когда они собирались все вместе после работы за ужином. Доставала теплый хлеб, наливала молока, нарезала мясо и улыбалась, слушая отцовские рассказы о заказчиках. Только много позже Брайан понял, что она воспитывала в нем силу духа и самостоятельность, мечтая увидеть в сыне сильную личность, не держащуюся за материнскую юбку. Но понимание пришло слишком поздно, когда ей оставалось совсем недолго жить на этой земле... А до этого юноша жил, лелея в душе обиду на несправедливое отношение к единственному сыну.
- Зато теперь, мама, я все стерплю и преодолею, тебе не будет стыдно за сына.
Брайан не заметил, когда уснул. Проснувшись от сведенных от холода и неподвижности ног, он даже не вспомнил, что с ним, и дернулся было подложить в печь дров, но свалился вниз лицом на каменный пол. Воспоминания разом нахлынули, грозя смести все мысли волной отчаяния. Руки тоже задеревенели, и Брайан не на шутку испугался еще через несколько часов в этом каменном чулке лишиться здоровых конечностей. Изнутри вновь пришли злость и ярость. Незнакомые прежде юноше чувства давали силу. Хотелось уничтожать и разрушать. Было бы что и было бы чем. Брайан разбежался и толкнул плечом дверь, забыв, что открывается она вовнутрь. От сильного удара тело напомнило о ночных приключениях в беспамятстве дикой болью. Парень взревел. Развернувшись спиной, он попытался достать до кольца на двери. Слишком высоко! Подпрыгнул, но даже не сумел ухватиться. Прыжками вернувшись к лежанке, убедился, что она намертво вмурована в стену и в качестве подпорки использовать ее не удастся. Вновь попытался в прыжке зацепиться рукой за кольцо, но оно, чиркнув по ладони, не поддавалось. Руки совсем онемели, и не желали слушаться его. Снова и снова Брайан пытался их заставить уцепиться за металлическую скобу, не позволяя уйти злости, которая придавала сил. Только злость сейчас помогала бороться дальше. Изредка устраивая передышки, он вновь и вновь пытался выбраться из камеры, даже не задаваясь вопросом, как будет прыгать по лестнице. Ему было просто необходимо делать хоть что-то, чтобы вновь не вернулось всепоглощающее отчаяние. И когда, наконец, руки ухватились за кольцо, Брайан, настолько привыкший, что оно не поддается, не сумел вовремя зафиксировать захват, и машинально выпустил кольцо из пальцев.
