— Вон там ваш дворец, сударь!

Господин Дружба буквально пожирал его глазами.

— Туда мне тоже нужно пойти, — заметил он печально.

— Это невозможно.

— Но я все-таки пойду, — сказал он решительно, и его лицо приняло строгое, горькое выражение.

В конце деревни скрипела жерновами мельница, стоявшая на мелкой речке, вода в которой была темнее чернил.

Они свернули в поле. Вильдунген показал участок Копала; это были земли, изрытые рвами и оврагами. Кое-где виднелись жалкие грядки огородов, низкая, по колено, рожь, все еще зеленая, хотя в других местах ее давно убрали, и с такими тощими колосьями, что их можно было бы протащить сквозь отверстие в чубуке трубки. Только для этого они и годились. На незасеянных полях росла полевая бузина с черными ягодами да густой можжевельник, тоже с черными плодами.

Участок был довольно большой, он подковой уходил до самой опушки соснового бора, где стоял дворец, обнесенный высокой каменной стеной; когда-то у него был и подъемный мост.

Они обошли поле. Господин Дружба, человек педантичный, поковырял почву и записал в свой блокнот, что земля здесь — красная глина, зарисовал план участка, нанес рвы и спросил инженера, нет ли угля в недрах земли.

— Я рыл, искал, но убедился, что нет здесь ничего, кроме ада.

Между тем они обогнули сосновый бор и окольным путем вышли к деревне с другой стороны — там, где была шахта. Кутораи немного отстал, профессор послал его за каким-то растением, красневшим на противоположной стороне обрыва.

— Господин барон, — сказал Дружба, когда они остались наедине, — проведите меня сейчас во дворец.

Молодой человек заулыбался.

— Вы, вероятно, думаете, что у меня есть крылья и я могу проникнуть куда угодно…

— Вот именно, крылья, и к тому же не голубые, ангельские, а розовые, как у Амура. И вы умеете проникать, куда вам нужно, если и не по воздуху, то под землей. Ведите меня подземным ходом!

Молодой Вильдунген побледнел.

— Вам это приснилось, — сказал он в смятении, впившись в него пронзительным взглядом.

— Я все знаю, — ответил Дружба могильным голосом. Лицо Вильдунгена из бледного стало пунцовым.

— Я все знаю, — тихо повторил Дружба, — и никогда вас не выдам. Пусть меня накажет бог!

Молодой инженер поклонился в знак того, что он вынужден повиноваться.

— Я попытаюсь, сударь. Подождите меня под липами. Я постараюсь через час вернуться с ответом.

— Меня не возьмете с собой?

— Это невозможно. Но что смогу, то сделаю.

Молодой инженер поспешно спустился в шахту, а господин Дружба устроился в тени деревьев и закурил трубку, прислушиваясь к скрипу вагонеток. Старый рабочий напевал унылую словацкую песню:

Господин Дружба слушал до тех пор, пока не выучил ее наизусть. От скуки он даже пытался перевести эту песню на венгерский язык, мучительно сражаясь с рифмами и цезурами. Когда подошел Кутораи, Дружба недовольно замахал на него рукой.

— Тсс! Не отвлекай меня от умственных занятий.

Но Кутораи не мог удержаться, чтобы не показать свою находку.

— Посмотрите, достопочтенный господин профессор… оленьи рога.

— Где ты нашел их?

— В овраге.

— Хм, вам, Кутораи, удивительно везет на рога, — проворчал Дружба.

Кутораи нахмурился и, опершись о дерево, погрузился в такое глубокое раздумье, словно ему задали необычайно сложный ребус, а господин Дружба продолжал заниматься поэзией. Между тем время прошло незаметно. Неожиданно появился инженер и знаком попросил Дружбу следовать за ним.

Вильдунген привел его в деревянный барак, который называли конторой; там был какой-то чиновник с гусиным пером за ухом, он вел учет поданного на-гора и отгруженного угля. Молодой Вильдунген довольно бесцеремонно выпроводил его:

— Будьте так любезны, дорогой Бигач, оставьте нас наедине с этим господином…

Бигач удалился, а Вильдунген проверил; не подглядывает ли кто-нибудь в щели, и, обернувшись к Дружбе, сказал:

— Все в порядке, сударь. Присядьте вот на этот стул и напишите несколько слов, которые я вам продиктую, по возможности печатными буквами.

Через минуту записка была готова:

«Некий господин приезжает сегодня во дворец, покажите ему здание и сад».

Тогда барон достал из-под кителя белоснежного голубя. (Дружбе показалось, что маленькие, как дробинки, глаза птицы весело и насмешливо смотрят на него.) Барон привязал письмецо к ножке голубя узенькой шелковой ленточкой и, протянув его господину Дружбе, сказал:

— Спрячьте голубя под пальто и выпустите где-нибудь в уединенном месте так, чтобы вас никто не видел.

— И что же будет потом? — удивился господин Дружба.

— Голубь полетит во дворец, мажордом получит письмо и подумает, что приказ пришел оттуда, откуда он всегда его получает. А после обеда вы пойдете во дворец, и он вам все покажет.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Во дворец не шлют писем по почте, их доставляют голуби.

— Я в этом усматриваю вред государству.

— Конечно, но для нас это сейчас не имеет значения. Господин Дружба все еще не решался.

— Ну, а если голубь полетит не во дворец, а прямо к тому таинственному высокопоставленному господину в Вену, или Париж, или еще куда-нибудь?

— Да нет. Этот голубь из тех, которые приносят вести сюда, то есть…

— Голубь голубки, — помог господин Дружба.

Затем он взял голубя, спрятал его под полой своего пальто табачного цвета и решительным шагом быстро направился к оврагу, как человек, готовый на подвиг. Спустившись вниз, где его никто не мог видеть, он подбросил птицу в воздух.

Голубь распростер свои белоснежные крылья, встряхнулся, расправил вздыбленные, смятые перышки и стремительно взмыл ввысь. Там покружил немного, покачался, словно выбирая правильное направление, и затем, как стрела, выпущенная из лука, как святая душа, полетел, полетел в сторону дворца…

Пока белый голубь выполнял возложенную на него миссию, господин Дружба занялся своими делами. Удрученный, погруженный в раздумье, он вернулся в дом директора и попросил перо и чернила.

— Отведи, Розика, дядю в кабинет.

По пути господин Дружба отстегнул маленького серебряного поросенка и подарил его девочке, которая мило поклонилась и поцеловала ему ладонь.

— Он не умеет хрюкать? — спросила девочка и попробовала его нажать.

— Нет, золотко мое, не умеет, — снисходительно сказал господин Дружба.

— А что он умеет?

— Ничего не умеет, — ответил Дружба с досадой, как будто чувствовал себя виноватым. — Но говорят, он приносит счастье.

— Как же он приносит, если не умеет ходить? — расспрашивала девочка.

На такой вопрос даже господин Дружба не мог ответить, да у него и не было желания болтать. Дрожащей рукой он взял гусиное перо (здесь пишут еще такими) и набросал на бумаге следующее: