Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Оставаться на ночлег в такой близости к сильному врагу было, конечно, крайне рискованно, но нынешний день с его бесконечными переходами так измотал солдат, что они едва держались на ногах. Выставив усиленные полевые караулы из числа кавалеристов, как наименее уставших в походе, Виллих распорядился быстро накормить солдат и разместить их на ночлег не в домах, а в амбарах, чтобы в случае необходимости можно было быстрее и легче, не давя друг друга, выскочить на улицу.

Утром двадцать четвертого, когда солнце было еще довольно низко, караульные донесли, что в двух верстах от деревни замечена вражеская колонна. На сей раз это не оказалось плодом разгоряченного воображения. Отряд был поднят по тревоге, построен и, соблюдая все меры предосторожности, двинулся по следам Мерославского в южном направлении, на Эппинген. Когда последние шеренги волонтеров выходили из деревни, с противоположной стороны в деревню вступили баварцы.

Весь день отряд двигался по молчаливой, настороженной местности, сутки как оставленной баденскими и пфальцскими войсками. Во встречных деревнях повстанцев вначале пугались, принимая за прусскую воинскую часть, а потом, узнав, что это пфальцы, страшно удивлялись. Как? Откуда? Ведь уже прошли и армия, и арьергард!

Несколько деревень миновали беспрепятственно. С большими опасениями приближались к Флехингенскому ущелью. Оно чрезвычайно удобно для засады и нападения. Но вот за спиной осталось и ущелье. Впереди лежал Бюхиг.

В него вступили с чувством того, что опасность позади. На радостях горнист звонко затрубил. Это было неосторожно. Жители страшно переполошились.

Здесь удалось узнать, что Мерославский разбил лагерь у Бреттена. Вероятно, следовало остановиться в Бюхиге, имея целью прикрыть лагерь Мерославского от первого удара. Виллих так и решил сделать. Но вскоре пришло известие, что Мерославский снялся и отступает дальше на юг. Отряд выступил в Бреттен.

Вечером в Бреттене Виллих устроил военный совет. Надо было решить, как соединиться с основными силами. Отрыв от армии сказывался самым отрицательным образом прежде всего на состоянии боевого духа солдат: у многих возникло ощущение своей то ли ненужности, то ли обреченности.

Некоторые офицеры высказывали мысль, что надо продвигаться на Дурлах, находящийся километрах в пяти-шести от столицы. Там наверняка отряд встретится со своей армией.

Другие возражали: так как, по имеющимся сведениям, Брухзаль занят неприятелем, то, по всей вероятности, им оседлана и дорога на Дурлах. Поэтому надо продолжать двигаться в район Карлсруэ горной местностью и выйти к Этлингену — чуть юго-восточнее столицы. Этот план и был принят.

Когда собирались расходиться по своим подразделениям, явилась депутация от "академической роты" в составе трех студентов.

— Господа! — обратился к участникам военного совета глава депутации. — У нашей роты накопилось много жалоб и претензий. Просим выслушать нас.

— Слушаем, — не очень дружелюбно ответил Виллих. Он знал этого студента, сына адвоката из Дюссельдорфа, и не испытывал к нему никакой симпатии: тот показал себя довольно трусоватым и вечно брюзжащим барчуком.

— Прежде всего, — студент продолжал довольно напористо, — вот уже столько дней мы совершаем замысловатые и опасные переходы в непосредственной близости неприятеля, а нас совершенно не посвящают в оперативные планы отряда.

— Рядовых солдат, — жестко ответил Виллих, — командование нигде и никогда не посвящает в свои оперативные планы, если в этом нет особой необходимости.

— Но в данном случае такая необходимость как раз имеется, ибо мы не просто рядовые солдаты, мы — представители интеллигенции. В отличие от остальных солдат отряда мы привыкли совершать поступки обдуманно и сознательно.

— Вы ошибаетесь, думая, что отличаетесь от других солдат, — вмешался Энгельс. — Все люди предпочитают совершать поступки сознательно, но на войне для этого далеко не всегда имеется возможность.

— Ваша первая претензия отклоняется как совершенно неосновательная, сказал Виллих. — Что у вас еще?

Студенты, как видно, не ожидали такого быстрого и решительного отказа по столь важному пункту, это сбило их с намеченного плана, они растерянно перемолвились шепотом несколькими фразами, наконец глава депутации, стараясь, чтобы слова его прозвучали веско, проговорил:

— Если наши претензии не будут удовлетворены, мы просим отпустить нас из отряда.

— Что еще? — повторил Виллих.

— Просим завтра, если мы двинемся дальше, всю нашу роту посадить на подводы, так как у многих из нас потерты ноги.

— Всю роту мы, конечно, на подводы не посадим, — ответил Виллих. Посадим только тех, кто в этом действительно нуждается.

— А вообще-то, — сказал Энгельс, — за потертость ног на солдат принято накладывать дисциплинарное взыскание.

— Ну, господин Энгельс, от вас, человека интеллигентного, мы этого никак не ожидали! — воскликнул один из молчавших до сих пор членов депутации.

Энгельс усмехнулся:

— Как видно, в вашем понимании интеллигент — это то же самое, что сибарит. Я в слово "интеллигент" вкладываю совсем иной смысл. А взыскание за потертые ноги столь же закономерная вещь, как и взыскание за плохое содержание лошади или боевого оружия. Разве это не ясно?

— Да, мой интеллигентный друг совершенно прав, — сказал Виллих. Ввиду позднего часа позвольте на этом наш разговор закончить.

— В таком случае мы просим отпустить нас из отряда.

— Отпустить вас перед лицом неприятеля я, конечно, не могу, но если вы намерены дезертировать, то на это моего согласия не требуется. Так ведь?

— Мы не дезертиры…

— Да, иные интеллигенты не любят такие некрасивые слова, — перебил Энгельс, — но их поступки заслуживают именно этих слов.

— Мы не можем допустить, чтобы с нашей волей не считались. Мы…

Виллих поднялся.

— Господа, — сказал он офицерам, — разрешите наш совет считать законченным.

Все встали и, не обращая внимания на продолжавших что-то говорить студентов, направились к выходу.

В эту ночь под охраной выставленных местным гражданским ополчением сторожевых постов отряд выспался отменно. А наутро обнаружилось, что половина "академической роты" исчезла.

Через полчаса после того как отряд покинул Бреттен, в него вступил неприятель.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

До Этлингена было немногим более двадцати километров, которые хорошо отдохнувшему отряду не показались слишком тяжелыми, тем более что в Бреттене удалось реквизировать много повозок, на которые солдаты попеременно садились отдыхать.

Едва отряд прибыл в Этлинген, как явился посыльный и передал Виллиху, что в ратуше его ждет новый начальник генерального штаба. Отдав приказание отряду располагаться, Виллих отправился в ратушу.

Он вернулся довольно скоро с вестями весьма печальными. Неприятель подступил уже близко к столице, она эвакуируется. Правда, наступающего врага пытается задержать арьергардный отряд народного ополчения под командованием рабочего Иоганна Беккера. Начальник штаба приказал Виллиху немедленно выступить ему на помощь, чтобы дать возможность завершить эвакуацию Карлсруэ.

Виллих велел офицерам готовить отряд к боевому броску, а сам между тем послал к Беккеру всадника, чтобы узнать, какова обстановка, смогут ли ополченцы продержаться еще некоторое время. Всаднику было приказано лететь во весь опор, он так и сделал, но минут через двадцать возвратился назад и сообщил: войска Беккера он повстречал на дороге, они направляются в место сбора всей армии — в Раштатт, что на реке Мург.

Виллиху не оставалось ничего другого, как тоже направиться со своим отрядом в Раштатт. Путь предстоял немалый, и Виллих распорядился не отпускать подводы, реквизированные в Бреттене. Но дорога была так забита войсками, со всех сторон устремившимися к Раштатту, что ехать на подводах стало затруднительно, и километров через пять-шесть все-таки пришлось их бросить.

75
{"b":"55130","o":1}