Виллих вступил на правый берег последним. Не слезая с коня, он обнял Энгельса и сказал:

— Будь в моей власти, я дал бы тебе сейчас боевую медаль. Во всяком случае, можешь считать себя спасителем отряда, и я у тебя в долгу.

— Медали — утеха для солдат и генералов, — махнул рукой Энгельс.

Подошел давешний командир группы:

— Что делать с мостом?

— Как что? Немедленно разводить! — Виллих ударил хлыстом по сапогу. И чтобы живо! Пусть вам помогут наши люди.

Теперь работа пошла веселее, и вскоре крылья начали снова расходиться.

— Если хочешь знать, — сказал, улыбаясь и похлопывая лошадь, Энгельс, — настоящий спаситель не я, а она. Ты видел, как она ловко перемахнула развод?

— Еще бы! Я готов был спасать тебя в волнах Рейна…

— О! Теперь я знаю, как ее назвать! — воскликнул Энгельс.

— Кого?

— Да мою лошадку. Она же до сих пор без имени. Так и назову ее Реттерин — Спасительница. А коротко — Рет.

Виллих засмеялся.

Наконец мост развели. И буквально минут через пять после этого на берегу показались пруссаки — вначале конный разъезд, потом стрелки. Было видно, как в досаде они метались по берегу, но сделать ничего не могли. Рейн в этом месте раскинулся широко, а других мостов поблизости не было.

На прощание пальнув три раза из пушек по раздосадованным пруссакам, отряд Виллиха двинулся в глубь правобережья, к баденской столице Карлсруэ.

Да, опять Карлсруэ. Еще не прошло и четырех недель, как Энгельс с Марксом были здесь, и вот теперь снова.

За это время произошло много важных событий, кое-что случилось и в Бадене. Энгельсу было, например, известно, что недели через две после того, как Маркс и он посетили Карлсруэ, а может быть, в известной мере и в результате их посещения, там возник так называемый "Клуб решительного прогресса". Его создали сравнительно более радикальные представители мелкобуржуазной демократии во главе со Струве, которых Брентано все больше теснил в своем правительстве, усиливая в то же время правые элементы. Члены "Клуба" — некоторые из них, в частности сам Струве, присутствовали на том памятном обеде — осуждали Брентано за его капитулянтскую бездеятельность, требовали от него левого сдвига в составе правительства и даже распространения революции за пределы Бадена. Брентано отверг все притязания оппозиции. Тогда шестого июня "Клуб" попытался организовать вооруженную антиправительственную демонстрацию. Однако и тут Брентано одержал верх: его поддержали гражданское ополчение и регулярные части. До кровопролития дело не дошло, и без этого демонстрация была разогнана, а "Клуб" закрыт. Словом, все как и должно быть в мире тех, кто создает пародию на "Войну мышей и лягушек".

Какие же еще произошли перемены за это время в Бадене и его столице?..

Виллих и Энгельс думали, что догонят свою армию в Карлсруэ, но они ошиблись — это случилось раньше. Оказалось, что Брентано не впустил отступающие союзные войска в свою столицу, а предоставил им размещаться в окрестных деревнях.

— Ну, с нами у него этот фокус не пройдет! — зло сверкнул глазами Виллих. — Пусть он размещает в деревнях того, кто бежит от неприятеля, а мы заслужили кое-чего получше.

— Да и не только в этом дело, — отозвался Энгельс. — Присутствие в столице такого надежного революционного отряда, как наш, сейчас было бы весьма желательно.

Однако у въезда в город отряд был встречен сильным вооруженным заслоном: в столицу не пускали. Офицер, командовавший заслоном, достал из кармана бумагу, что-то поискал в ней и сказал:

— Отряд Виллиха? Прекрасно! Вам для размещения и отдыха предназначена деревня Дакслаиден. О, это настоящий рай!

— Рай? — угрюмо переспросил Виллих. — А где он находится?

— Всего в каком-нибудь часе ходьбы отсюда прямо на запад, по той же дороге, по которой вы шли, только под конец надо взять чуть левее.

— Одним словом, Виллих, — тут же заключил Энгельс, — рай для нашего отряда находится подальше от столицы и поближе к неприятелю. Так решил Брентано.

Но делать было нечего, пришлось вести уставший отряд обратно, на запад. Солдаты чертыхались, ворчали, но шли. Однако через час пути добрели не до деревни Даксланден, а только до поворота к ней. Вся дорога потребовала более полутора часов.

В деревню входили, когда уже начинало смеркаться. Все население высыпало из домов и молча, настороженно смотрело на устало шагающих волонтеров. На лицах многих крестьян застыла нескрываемая враждебность.

— Да, рай, — ни к кому не обращаясь, проговорил Энгельс. — Только в раю и можно увидеть такие ангельские физиономии.

Стали размещаться по домам. Хозяева предоставляли для солдат самые худшие помещения, многие даже не дали соломы, и спать усталым людям предстояло на голом полу. О том, чтобы поесть за счет крестьян, не могло быть и речи, подкреплялись тем, что у кого нашлось. К тому же еще выяснилось, что из четырех колодцев в деревне исправны только два, два других кто-то засыпал, а ведь надо было не только самим умыться и напиться, вода нужна была и для лошадей.

Увидя все это, Виллих сказал Энгельсу, чтобы он написал письмо Брентапо, в котором немедленно потребовал бы другие, более достойные отряда квартиры. Энгельс составил письмо в весьма энергичных выражениях. Кончалось оно предупреждением, что если требование не будет выполнено, то завтра утром отряд прибудет в столицу и расквартируется там по своему усмотрению. Виллих подписал письмо и тотчас отправил его варочным. Ждать ответа, конечно, не стали, занялись размещением.

Кое-что из того, что отряду сейчас не хватало, можно было взять в принудительном порядке, но Виллих на это не решился. И, вероятно, правильно сделал: ведь это была первая встреча пфальцской армии с населением союзного Бадена, и надо было сделать все, чтобы встреча не превратилась в ссору.

Уставшие, голодные, злые, многие на голом полу, уснули в эту ночь волонтеры отряда.

Нарочный, посланный с письмом к Брентано, часа через два вернулся без ответа. Ответ не пришел и утром.

В девять часов отряд был построен.

— Что ж, — сказал Энгельс Виллиху, — пора осуществить наше намерение.

— Пора! — ответил Виллих и подал команду к выступлению.

Едва отряд прошагал с полкилометра, как впереди показалась тройка, во весь опор мчащаяся навстречу. Она приблизилась, остановилась, и из богатой коляски вышел сам господин премьер-министр в сопровождении офицера.

Виллих и Энгельс спешились. Брентано торопливо подошел к ним.

— Господа! Здравствуйте! Мне только сегодня утром передали ваше письмо, и я тотчас помчался к вам…

— Это совсем необязательно, — сказал Виллих, отвечая на приветствие. — Вам достаточно было распорядиться, чтобы нам предоставили нужные квартиры.

— Но куда вы направляетесь теперь? — с плохо скрытой тревогой спросил Брентано.

— Мы направляемся, господин премьер-министр, как и писали вам, в Карлсруэ.

— Но, господа, это невозможно. Совершенно исключается!

— Мы участвовали в боях, понесли потери и устали, — мрачнея от слова к слову, сказал Виллих. — К тому же и эту ночь мы, по вашей милости, почти не спали. Мы голодны. Нам требуется хороший отдых. Мы должны привести в порядок свое боевое снаряжение.

— Господа! Слава вашего отряда у всех на устах, и я не допущу, чтобы такой отряд был размещен плохо.

— Вы уже допустили, — отрезал Виллих.

— Это недоразумение! Есть прекрасная деревня Дурлах, не так далеко отсюда, там вы и расположитесь.

— Нет, господин Брентано, мы идем в столицу.

— Столица уже приютила пять тысяч пфальцев. Жители и без того чрезмерно обременены постоем. Нам просто негде разместить еще несколько сот человек. Войдите в мое положение!

— Мы люди скромные, без претензий, — усмехнулся Виллих. — Если не можете разместить нас в домах, предоставьте нам несколько дворцов сбежавших аристократов, ведь они пустуют.

— Да, дворцы пустуют, но они же заперты, на них висят замки!