Едва тронулись дальше, как канонада смолкла.
— Значит, мы приняли правильное решение, — мрачно сказал Виллих. Бой окончен. И если наши разбиты, то и мы явились бы туда через полтора-два часа после сражения только для того, чтобы оказаться разбитыми в одиночку.
Энгельс ничего не ответил. У него тоже, как и у командира, на душе было скверно.
В негустом лесу решили сделать привал и пообедать. Майор Книрим, видимо желая загладить неблагоприятное впечатление от случившегося, вызвался разведать обстановку в ближайшей деревне. Виллих, будучи твердо уверен, что неприятеля там нет, дал согласие. Батальон, наскоро перекусив, поднялся и в полном составе пошел к деревне.
Минуло часа полтора. Отряд уже пообедал, и пора было двигаться дальше, а батальон Книрима все еще не вернулся. Виллих начинал нервничать.
— Энгельс, — раздраженно сказал он, — узнай, в чем там дело. Да поживей.
Через три минуты Энгельс был в седле. Прихватив с собой двух солдат из безансонской роты, тоже на лошадях, он впереди этого маленького отряда поскакал к деревне.
То, что через четверть часа открылось его взору, было ужасно. Никакого противника батальон Книрима здесь, как и предполагалось, не обнаружил, но зато было обнаружено нечто вроде муниципального винного погреба, который майор тотчас конфисковал и предоставил в полное распоряжение своих солдат. Бочки были выкачены из подвала, и началась общебатальонная попойка. В деревне стоял пьяный гвалт, некоторые солдаты уже едва держались на ногах. На появление Энгельса и его спутников никто, кроме жителей деревни, стоявших всюду поодаль от пирующих, не обратил внимания. Кажется, если бы сейчас на улице появился кавалерийский полк противника, усиленный дюжиной орудий, то и он остался бы незамеченным.
— Где командир? — спрашивал Энгельс у солдат, которые казались потрезвей других, но никто не мог толком ничего ответить.
— Мы не хотим быть подарком пруссакам! — бросил в лицо Энгельсу один.
— Ведите нас обратно, сударь. Обратно! — прокричал другой.
Стало ясно, что в батальоне зреет неповиновение или даже прямой бунт.
Наконец в большом доме с настежь открытыми окнами и дверью удалось найти Книрима. В окружении четырех своих офицеров он сидел за столом, уставленным стаканами. Хозяев в доме не было.
— Г-г-господин майор, — заикаясь от негодования, сказал Энгельс, подойдя к столу. — Ч-ч-что тут происходит? Весь ваш батальон н-н-напился!
Майор поднял на вошедшего осоловелые глазки:
— Кто вы такой, молодой человек, чтобы требовать отчета у самого Кнюри?
Энгельс понял: раз майор называет себя Кнюри, значит, он набрался изрядно, но еще не окончательно — тогда он станет величать себя Книри.
— Потрудитесь немедленно собрать батальон и п-п-привести его в расположение отряда. Это приказ командира.
— Очень многого хочет ваш командир. — Майор махнул рукой, и два стакана с вином грохнулись на пол. — Нам надоело шляться по горам, все время рискуя жизнью.
— Если вы откажетесь выполнить приказ, я арестую вас…
— Хо! — Майор ударил кулаком по столу. — Интересно было бы на это посмотреть!
— Если вы вздумаете сопротивляться, — Энгельс говорил уже совершенно спокойно, — я даю два условленных выстрела, и Виллих через пятнадцать минут будет здесь со всем отрядом.
Такой условленности с Виллихом не было, но Энгельс взял у своего солдата ружье, подошел к окну и выстрелил в небо.
— Ну? — Он обернулся к притихшему столу. — Теперь Виллих ждет второго выстрела.
Майор и все его офицеры поняли, что Энгельс не намерен шутить, они заерзали на стульях, послышались какие-то миролюбивые восклицания, хотя сам майор, кажется, еще продолжал хорохориться.
— Вы плохо знаете Книрима, — промямлил он, и Энгельс, отметив про себя это вполне трезвое произнесение имени, вышел вместе со своими солдатами на улицу и стал ждать.
Вскоре из дверей вывалились все офицеры во главе с майором и, разойдясь по разным концам деревни, начали собирать свое войско.
Как ни странно, через полчаса батальон был собран, построен и двинулся в расположение отряда вслед за Энгельсом. Однако ряды тотчас стали нарушаться, и через пятнадцать минут батальон походил уже не на воинскую единицу, а на бредущую толпу. К тому же, собравшись вместе, солдаты осмелели, и Энгельс все отчетливее слышал за спиной дерзкие выкрики и мятежные разговоры. Он раза два как бы небрежно оглядывался назад, и ему показалось, что майора, ехавшего на лошади, от жары снова развезло и он едва держался в седле.
Виллих встретил прибывших взглядом, полыхавшим бешенством.
Майор подъехал к нему и попытался доложить:
— Батальон майора Кнюри при… был…
— Не батальон, а пьяная банда! — прервал его Виллих.
Энгельс в двух словах объяснил, в чем дело.
— Ах, так? — выпалил Виллих. — Они нализались и не желают больше подвергать себя опасности. Прекрасно!
— Мы требуем, чтобы весь отряд повернул обратно, в Оденгейм, — едва ворочая языком, пробормотал майор. — В горах опасно, надо спускаться в долину.
— Спускаться? — Виллих нервно поигрывал нагайкой. — Можете спускаться хоть к черту в пекло! А мы пойдем своей дорогой. У нас уже был один такой случай. После него мы стали только сильней и чище. Катитесь, майор, со своей бандой к чертовой матери!
— Что-о-о?! — Книрим выпучил глаза, трезвея.
— Катитесь, говорю, к черту! — Виллих указал хлыстом в сторону Оденгейма. Потом повернулся на стременах к отряду: — Кто еще хочет туда же? Кого пугают горы?
Какое-то невнятное движение произошло в "колонне имени Роберта Блюма".
Виллих подал команду, и отряд двинулся вперед, к Вальдангеллоху. Только отъехав метров триста, Виллих и Энгельс, не сговариваясь, одновременно обернулись. Батальон Книрима и "колонна имени Блюма" стояли на месте.
В Вальдангеллох отряд прибыл к вечеру. Деревня находилась в довольно глубокой котловине, отступать из которой, в случае окружения, было бы крайне затруднительно. Поэтому Виллих решил не оставаться здесь на ночлег, а только сделать привал, отдохнуть и двинуться в Хильсбах, находящийся километрах в пяти к востоку.
Среди местных жителей бродили какие-то неясные и тревожные слухи о сражении, проигранном неккарской армией Мерославского, о ее отходе, о приближении большого отряда баварцев.
В некоторых подразделениях отряда эти слухи порождали нервозность и чрезмерную опасливость. Особенно разволновались артиллеристы и так называемая "академическая рота", состоящая из студентов. Артиллеристов еще можно было понять: положение отряда действительно оказалось рискованным, в любую минуту можно было ожидать внезапного удара неприятеля, грозила опасность быть отрезанными в горах, а они, артиллеристы, в горных условиях тяжелы и малоподвижны. Но чего заскулили студенты?
Приняв во внимание недовольство артиллеристов и то, главным образом, что орудия стали в горах бесполезной обузой, Виллих отправил их обратно в Тифенбах, а весь отряд направился дальше по намеченному пути.
В Хильсбах прибыли уже затемно. Здесь тревожные слухи подтвердились и даже возросли. Достоверно стало известно, что, сконцентрировав войска у Гейдельберга, Мерославский энергично двинулся на юг, и тут, у Вагхёйзеля, произошло сражение с пруссаками. Оно было проиграно. В относительном порядке армия Мерославского отступила обратно к Гейдельбергу, а затем подалась на юго-восток, углубилась в горы. Вчера Мерославский ночевал в Зинсгеймс. Сегодня, двадцать третьего июня, вся армия, а за ней и арьергард под командованием Иоганна Беккера проследовали через эти самые места, где находился сейчас отряд Виллиха, дальше на юг. Их путь лежал по горной дороге, и в эти часы они, вероятно, были где-то недалеко от Карлсруэ.
От Зинсгейма до Хильсбаха всего часа полтора хорошего марша, и там уже располагался сильный десятитысячный отряд баварцев. Таким образом, отряд Виллиха, насчитывавший всего 700 человек, стоял лицом к лицу с противником, превосходившим его почти в пятнадцать раз.
