Я снова смотрю в зеркало.

Почему сейчас? Почему именно сейчас? Это знак? Это знамение? Это внезапный призыв к действиям? И должен ли я хоть что-нибудь понимать?

Ветер уносит все страдания прочь, забирая с собой ещё и души. Заблудшие души ушедших навеки агнцев. Пепел поднимается в воздух, смешиваясь и кружась, ложась на землю крупными белыми хлопьями. Мир чист, чиста земля. Танцуют дриады в кронах нетронутых никем деревьев, мелкая живность пирует на остатках органики на земле. Земля стала чёрной, в миг окрасившись кровью падших. Это не та кровь, которая брызжет отвратительно яростными струями из ранений, детей смертоносных ударов мечей и сабель. Это не та кровь, что огромным бурым пятном покрывает раскалённый асфальт, вытоптанный ногами убийц. Это не та кровь, что несёт в себе силу и волю, что течёт в жилах воинов и борцов. Это кровь мира. Она не обязательно красная, но ведь именно красный цвет называют агрессивным? Она впитается в землю, как удобрение, и цветы вырастут из погибших людей. Чертополох, что рос у каньона, взовьётся зелёными стрелами ввысь, сплетаясь ещё сильнее.

Сейчас я уже ни в чём не уверен, кроме одной единственной вещи.

Когда-то давно я видел этот взгляд в отражении.

В раннем беспамятном детстве.

Эту жизнь я когда-то прожил, еще не зная о грядущем. Не зная, кем или чем я стану.

На этот раз мне очень удачно попалось тело.

Я – некромант.

Я – Джесс.

***

Люди зависимы. Зависимы от денег, еды, климата, других людей и своей семьи. Люди зависимы от самих себя. Зависимы от своего тела.

Умирая, ты теряешь всё. Начиная от зубной щётки и заканчивая кончиками своих волос. Абсолютно всё. Ты шагаешь в никуда, не зная и не понимая, что тебя ждёт. Кто-нибудь возвращался с того света? Кто-нибудь видел рай или ад? Кто-нибудь может доказать их существование хотя бы своим ничтожным криком, хотя бы чем-нибудь? Умирая, мы не знаем, что нас ждёт. Мы чисты, у нас нет ничего кроме сути, кроме чистой души. А тело… Люди безумно любят свои тела. Холят их и лелеят, кормят, одевают, лечат, моют, чистят… У каждого своё, и для каждого – самое прекрасное. Самое близкое, самое сокровенное, оно знает всё, чего хочет и что собирается делать душа, оно главный инструмент в любой работе, оно – это почти всё.

А если вдруг лишиться всего?

Человек без тела. Бабочка без крыльев. Беспомощен и ничтожен, и в то же время велик и чист. Вездесущ. Представить себе жизнь без тела практически невозможно, ведь наш разум просто не предполагает существование без физической оболочки. И всё-таки после смерти теряется, в первую очередь, именно она, выхоленная и вылелеянная. «Самая прекрасная и неотразимая». Люди – большие поклонники зеркал и водной глади, отражений в чужих глазах и лужах крови. Забывая обо всём на свете, готовы веками смотреть на самих себя и радоваться тому, что по человеческим меркам невообразимо красивы. Но можно ли измерить красоту души? Красоту главной начинки людей, батареек в сложном механизме, ментального сердца? Она неизмерима. Она огромна и неизмерима. Наверное, в ней и будет отражаться всё величие человечества, вся монументальная красота ноосферы земли.

И вдруг – взрыв.

И вдруг всё кончилось.

Всё то, на что тратили почти всю свою жизнь, в миг обратилось в прах.

Больше ничего нет.

Что же делать, если делать нечем? Ничего уже не имеет значения. Лишь мысли. Мысли, желания, мечты, разочарования, всё то, что мы можем почувствовать.

Это новая эра.

Ментальная эра чувств.

… Я сижу на зелёных покрывалах в комнате родителей Лекса. Несколько дней от него нет никаких вестей. Оул всё больше замыкается в себе, иногда мне кажется, что он что-то чувствует. Приближение чего-то. Но чего? Девильера и так пляшет на развалинах разрушенного ей мира. Чума, прозванная «вирусом греха» из-за толп пророков и сектантов на улицах, вещающих об Апокалипсисе, своими цепкими лапами и так забирает всё больше и больше жизней. Что ещё может случиться? Куда уже хуже? Понять Оула практически невозможно. Понять то, что происходит вокруг – ещё сложнее. Где Лекс? Жив ли он? Как это странно? Я волнуюсь за человека, с которым меня ничего не связывает. Раньше я полагался только на себя, пытался как-нибудь защитить Оула и прожить свою жизнь. В этом был смысл меня. В этом был смысл всего сущего. А потом всё вдруг завертелось, закружилось, стало переворачиваться вверх дном, стало меняться. Я и сам толком не понял, что послужило толчком ко всем этим переменам… Я стал другим. Я стал помогать людям. Я стал что-то делать. Потом появился Лекс, потом всё стало ещё хуже, и наконец – финал представления, и на сцену выходит прима нашей оперы. Девильера. Некто, способный по кирпичикам разложить мир. А мне, значит, не хватает красного плаща и латексного костюмчика. Всё это похоже на низкобюджетный фильм о супергерое, который обязательно должен победить зло. И хотя супергерой себя таковым не считает, и хотя зло он ни разу в глаза не видел. И хотя защищать уже толком нечего.

Мир умрёт раньше, чем кто-то сможет ему помочь.

Раздаётся звонок в дверь. Я дёргаюсь от неожиданности. Неужели Лекс? Не верится, что достаточно было мне вернуться, как Фендер тут же прибежит домой. Я слышу, как шаркают по полу джинсы Оула. Слышу скрежет замка. Я должен выйти.

- Давно не виделись, - говорит какой-то смутно знакомый голос, обладателем которого является пришедший. Я выхожу наконец из комнаты, лицезрея того, кто пришёл. Честно говоря, я немного удивлён.

Парень, который помог мне сбежать. Который что-то там должен Фендеру. Который меня знает.

- Оул, познакомь меня с Джессом, - просит он, смотря на меня, как на малое дитя. Наверное, у меня именно такое «высокоодухотворённое» выражение лица. Чувствую себя дебилом. Дебилом, который ничего не понимает. А должен бы.

- Джесс, - Оул смотрит на меня, потом на парня, потом снова на меня. Как-то виновато смотрит, что меня немного пугает, - это Рихард, наш…

- Рихард Адельберт! – внезапно перебивает его парень, театрально кланяясь и снимая предо мной шляпу. – К вашим услугам.

- Друг, - договаривает всё-таки Оул, - Лекс говорил, что он на нашей стороне.

- Мне всё это не нравится, - бормочу я, переваривая услышанное. Этот парень, Рихард, очень даже не прост. Как будто бы у него есть что-то, что он очень не хотел бы показывать. Такое ощущение, будто он передо мной грехи замаливает, что ли… Глупо, глупо и опрометчиво, но моя интуиция редко меня подводит.

- Ну уж извини, друг, нравится, не нравится, а придётся меня немного потерпеть. Я не намерен уходить, пока не увижу Лекса, - заявил Рихард, снимая пальто и вешая на крючок на стене. Теперь я понимаю, кого напоминает мне этот парень.

Он немец.

Я не знаю, почему мне в голову пришла такая мысль, но… Я редко встречался с подобными людьми. Арийцами, что ли. Это звучит по-нацистски, но всё же… Светлые волосы, голубые глаза, бледная кожа и высокий рост, чёрт их дери. Я давно не видел настолько странных, настолько «чистых», что ли. Он как будто бы робот. Андроид. Человек, но не человек. Если бы каждого человека попросили бы нарисовать «красивого юношу», в девяноста процентов случаев он выглядел бы именно так.