Хотелось бы мне знать.

***

Ночью здание психиатрической лечебницы выглядит более, чем зловеще. Хотя, наверное, у меня появилось такое ощущение потому, что я заранее знаю, что это за место, а какому-нибудь простому прохожему эта клиника показалась бы самым обычным заведением. Да уж, обычное.

Психушка – приют противоположностей. Там обитают гении и идиоты, и ничего «между». Самые дерзкие и революционные идеи люди принимают за дурацкий лепет одержимого знаниями фанатика. Никто никогда не спросит у пациента психиатрической клиники о том, как он туда попал. Это никому не нужно, это никому не интересно. От гениальности до кретинизма – один шаг, люди, в чьих головах постоянно идёт мыслительный процесс, мало чем отличаются от тех, чей мозг зарос плесенью. Это люди, у которых нет свободного пространства в голове, которые или пан, или пропал. Почему-то окружающие видят в них лишь второе… Да, каждого мирового гения когда-нибудь обязательно называли, а может, ещё назовут психопатом. Почему? Потому что не могут быть овцы из стада такими умными. А что, если это не овца? Люди не приемлют отличных от них. «Изолировать душевнобольного» во многих случаях равно «уничтожить гения». Да, я не пытаюсь сказать, что все сумасшедшие гениальны, я говорю лишь о некоторых. Но само осознание того, что прогресс Вселенной в головах этих светлых людей гниёт в психушке, что люди сами уничтожают будущее, преподнесённое им на блюдечке, начинает меня жутко раздражать. Они ничего не могут придумать сами, а тех, кто желает помочь, упекают в домик с белыми стенами и целой коллекцией фирменных рубашек с длинными рукавами. Безусловно, для меня бы тоже там нашлось место. Я не стараюсь подбить людей на какие-то революционные действия, я не изобрёл вечный двигатель и не вывел формулу эликсира бессмертия. Эликсир бессмертия?

Я – само бессмертие.

Что есть бессмертие? Вечная жизнь? Нет, это совсем другое. «Жить» зачастую значит «существовать», а я уже давно не существую. Бессмертие – это вечность духа. Человеческое тело не способно жить вечно. Но, с другой стороны, что значит «вечность»? У каждого вечность своя. Для кого-то вечность – это секунды до того момента, как его машина столкнётся с другой и ниточка жизни внезапно, но уже предсказуемо оборвётся. Для кого-то вечность – это ожидание человека, ушедшего без возврата, ожидание тяжёлое и непостижимо долгое. Ожидание вечное. Вечность не имеет границ, она бесконечна. Пространство бесконечности непостижимо тому, кто живёт отрезками, для кого жизнь и смерть – это начало и конец. Вечность длится с самого начала – можно было бы сказать и так. Но у бесконечности нет начала. Вечность просто длится, в независимости от происходящего в нашей крохотной Вселенной. Так же, как и бессмертие. Вероятно, я никогда не рождался, поэтому никогда не умру. Значит ли это, что меня нет? Тот, кто не рожден, не может жить. Но, как было уже сказано ранее, я уже давно не живу. Я постоянно иду по кругу. Но ведь круг имеет определённые границы, не так ли? Осознать, что есть вечность, бесконечность, бессмертие… Не так-то и просто. Как отличить на протяжении всех прошедших веков космос от хаоса? Как найти упорядоченное в сплошном безумии? Мир хаотичен, мир постоянно движется. Ведь нет у мира начала и конца. Когда родилась Вселенная? До неё определённо было что-то ещё. Существование безвременья, самого этого слова, определяет его сущность. Что есть время? Ещё одно измерение? Ещё одна параллель? Мы не можем знать точно. Время растяжимо. Ведь в сущности бытия нет времени. Нельзя сказать, что у меня не было души, а потом, в определённый промежуток времени, она появилась. Промежуток времени. Время – самое ценное, самое дорогое, что есть у каждого человека, но мы не можем его понять. Время подобно воде, реке, по которой и плывёт всё сущее – оно течёт независимо от того, что происходит внутри. Время так же бесконечно, как и вечность.

Я – время.

Я существую вне времени, потому что я вечен. Завтра может оказаться вчера, а послезавтра – сегодня. Что всё это значит? Последовательность. Но если исходить из принципов последовательности, то… то у меня её попросту нет. Есть начало и конец, есть старт и финиш. Каждая моя смерть приводит к рождению, конец – к началу, так замыкается вечный дьявольский круг. Моя последовательность замкнута, моё время неограниченно. Но… Как поступит человек, в чьём распоряжении – неограниченное количество времени? Что он будет делать? Когда время ограничено, мы пытаемся совершить то, что хотим, как можно быстрее. Чтобы хватило времени. А если времени хватит на всё? Что мы будет делать в первую очередь? Наверное, это и будет наше предназначение.

Ничто не вечно, никто не вечен. Вечен ли я, если жизнь моя – бессмертие, время моё – вся Вселенная? Смогу ли я ответить на эти вопросы?

- Нам на третий этаж, - говорит мне Лекс, подходя к вахтёру, который сонно клюёт носом, но всё-таки пытается не уснуть.

- Здрасте, - кричит фрик в ухо старику, перегнувшись через заваленный бумагами стол. Старичок вздрагивает от неожиданности, тихонько буркнув какое-то проклятие.

- Это ты, Фендер. Тьфу ты, напугал, - недовольно бурчит вахтёр, протирая свои очки краем футболки и цепляя их на нос. Меня он, видимо, ещё не заметил.

- Мне к тому, вчерашнему, - говорит Лекс, протягивая старичку какую-то заламинированную картонку.

- Ой, ну как будто я тебя не знаю, - отмахивается от неё вахтёр, - проходи так.

- Нет-нет, вы не поняли, - Лекс наклоняется через стол к самому лицу вахтёра и, довольный непониманием сего жеста, говорит: - я ухожу, дядя Крейн.

- Что? – в каком-то то ли возмущении, то ли негодовании шепчет старик. Заламинированная картонка падает на стол.

- Я заберу то, что мне нужно, и больше тут не появлюсь, - улыбка расплывается по лицу Лекса. Такая подлая и довольная улыбочка.

- Я не понимаю…

- а ты и не должен ничего понимать, - улыбка Лекса становится такой фальшивой, что я невольно улыбаюсь, глядя на всю эту картину. Этому парню настолько наплевать на своё будущее, что он готов делать всё, что угодно, лишь бы его действия выглядели вульгарными и вызывающими. И всё-таки, Лекс удивительный.

- Пошли, Джесс, - говорит мне этот чокнутый и решительным шагом направляется в сторону коридора. Я послушной собачкой плетусь следом. Честно говоря, один запах больницы заставляет мои внутренности возмущённо морщиться и кривиться. Как там Оул? Наверное, это единственное, что меня волнует в данный момент. Он жуткий социопат, если его поместили в палату вместе с кем-то… Стоп. Он живёт в подвале, в котором хранит семнадцать полуразложившихся трупов. Какое к чёрту «палата вместе с кем-то»?!

- Разве никто ничего не предпримет? – говорю я и сам удивляюсь тому, насколько эхо этих коридоров делает мои слова громче. Наверное, это всё – ночная тишина.

- Никому это не надо, - не оборачиваясь, говорит Лекс, поворачивая направо и выходя к лестнице, - эти психи никому не нужны. Зачем охранять то, что никому не нужно? Отходы общества, выброшенные общей ударной волной на берег мироздания. Как-то так. Да, может, и заявят в полицию. Но будет поздно, поверь мне, - Лекс неприятно усмехается, - дядюшка Крейн не такой противный старый маразматик, каким хочет казаться. Это единственный человек в этом Богом забытом заведении, с кем я вообще мог разговаривать. Он обязательно скорчит невинную мордашку, - насколько, конечно, старый дед сможет скорчить «невинную мордашку», - и скажет, что проспал и ничего не видел. Он слишком сильно ко мне привязался, - снова неприятный смешок. Мы с Лексом заходим на третий этаж, идём вдоль одинаковых белых дверей.