Галя. Кто-то у дверей… они.
Николай. И пусть начнет запевку его приятель Толя Бабушкин. А то наш Толя слишком скромно держится.
Входят Дон Карлос и Ланцов. Потом Мария Михайловна.
Ланцов. Я, собственно говоря, на несколько минут, лишь попрощаться. Кого не видел?.. Здравствуйте, ребята. (Огляделся.) А тут уютненько.
Николай (медленно). Торопишься прощаться?
Ланцов. Могу присесть.
Николай (с внимательным взглядом). Не надо торопиться.
Дон Карлос. Волшебно! Колоссально! (Поет.) «Мы будем петь и смеяться, как дети, Среди упорной борьбы и труда…»[17].
Сева (гневно). Прекрати!
Толя (тихо). Грубо.
Дон Карлос. А разве петь нельзя? Повесьте объявление.
Толя (Дону Карлосу). Ты же не дурак… все понимаешь…
Дон Карлос. Ничего не понимаю.
Сева. Прекрати… ведешь себя, как жаба в луже.
Дон Карлос. Такие выражения… не принимаю на свой счет.
Галя. Выступайте. Кто будет вести?
Николай. Тут не заседание. Докладчика не будет, прений тоже. Вот — круг семьи. А в семье — урод. Скажите, что вы думаете насчет этого урода?
Дон Карлос. Суд намечаете?.. Высыпайте свою юстицию.
Галя (сорвалась, чуть ли не слезы). Ты просто идиот!
Толя (осуждая). Ну вот…
Галя. А я виновата… раз он делает из себя идиота? Ты посмотри на его рожу. Зачем у него такая рожа? Что у него — лица нет?
Ланцов (неопределенно, с долей интереса). Это семейный разговор.
Толя. Он Гале нравится… вот она и…
Галя. Что — и? Что — и? Что ты хочешь сказать?
Николай. И ничего нет оскорбительного, Галя, если нравится. Ничего оскорбительного, если ты из-за него страдаешь. И хорошо, когда хочется страдать за человека. А его касаются твои страдания?
Дон Карлос. Ой… Нет жизни. (Николаю.) Ты же нам говорил, что мы будем воспитывать в себе коммунистическое отношение к заводу… против равнодушия, бюрократизма… а что на деле? Опять я, несчастный. Кто-то за меня страдает. Кто? Я не замечал.
Николай. Мы все страдаем за одного тебя…
Дон Карлос (искренне). Ребята, я же свое получил. Около карикатуры прошел весь цех. Это непереносимо. Лучше пятнадцать суток, год тюрьмы… Клянусь. Это непереносимо. Девчонка маленькая… вахтерщица… и та… Рот зажимает. А старики… Это был сплошной кошмар. Казалось — хватит. Так нет же. Хотите исключить? Ну что ж, марайте жизнь до полного…
Толя (расстроен). Как-то хаотично идет собрание.
Николай. Повторяю, собрания нет. Ланцов неглупый человек, он правильно подметил сразу — мы по-семейному. Этот негодяй — член нашей семьи.
Галя. Зачем ты так, Николай?
Николай. А ты зачем? Кто назвал его идиотом?
Галя. Я от сердца.
Николай. А я от печенки? Но Толя рвется. Толя, говори.
Толя (говорит с трудом, от неумения). Тем лучше, если у нас будет, как в семье. Дон Карлос — парень исключительный… немного баламутный и даже очень… комик по характеру… но исключительный. О том, какой он производственник, двух мнений быть не может. Пусть скажет Максим Петрович.
Ланцов. Скажу. Настоящие мастеровые руки.
Сева. Мы это знаем. (Толе). Ты объясни, почему он исключительный.
Толя. Я не умею… эти характеристики… не получаются. Честный товарищ. Думает. Читает. А что? Мало? Как бывает? Тупой как пень, но собой доволен. Кроме вывесок «Парикмахерская» и «Голубой Дунай», ничего в жизни не читал…
Николай. Ты к чему клонишь, Толя?
Толя. На него влияют старые его друзья.
Мария Михайловна (вдруг с места). Ничего не могу понять… Во сне я, что ли…
Толя. Жизнь, ребята, не так хорошо устроена, как мы того хотим.
Николай (ласково). Верно, Толя. Ты хороший… Но твой друг удочку нам забросил: с бюрократами боритесь, а меня не трогайте. А если не такой, то можете исключить. Значит, старые друзья сильнее новых. Его к ним тянет. Но мы сильнее их. Мы тебя им не отдадим. Они — вчерашний снег. Мы — люди будущего. Мы — люди космоса, люди всемирного коммунизма. Пойми ты это, Карлос… или Карп… черт тебя знает, как тебя зовут. Самое страшное в мире молодежи — водка. Равнодушие к заводу, к близким, к самому себе она и порождает, пойми ты. Ты сам знаешь, как начинается гибель и смерть задолго до физической смерти…
Мария Михайловна (неприязнь до возмущения). Какая небылица! Кому вы тут очки втираете? Неужели для меня этот театр устроили?
Галя (раздражение). Не понимаю… вы про что?
Мария Михайловна. А про то, что зря выламываетесь… если для меня. И чтобы парни… наши… заводские… и вот так вот! Умру, не поверю. Вы же сейчас в низок пойдете всей компанией.
Николай. Совершенно правильно… Только вы не мешайте нам продолжать выламываться.
Мария Михайловна. А я и ухожу. Господи боже мой, какая ерунда! Много я притворства всякого перевидала в этих стенах, но такое вижу в первый раз… Ох… хо-хо, хо-хо! Старайтесь дальше… Значит, выгодно. (Уходит.)
Сева (Дону Карлосу). Вот до чего вы простых людей довели… не верят… в советскую молодежь не верят.
Дон Карлос. Хочешь окончательно затоптать? Тогда топчи.
Сева. Но чем ты дорожишь?
Дон Карлос. Не выгоняйте… может случиться горе.
Галя (в отчаянии). Что он говорит? Что он говорит?
Толя. Что же вы решили?
Сева. Не вы, а мы… Когда ты это наконец поймешь?
Юра Белый. Я не буду топтать Карлоса.
Юра Черный. И я не буду.
Николай. Галя, сядь за рояль… Ты, кажется, умеешь.
Дон Карлос. Николай, ты… ты человек. Как сказал Горький… гордо.
Ланцов. А как же мое дело? Надо на прощание пару слов.
Николай. Нашла мелодию?
Галя. Нашла. (Играет.)
Николай. Откуда это?
Галя. Так… импровизация…
Дон Карлос (шепотом). Народ… вы слышите?.. Я хочу переименоваться. Альфред пойдет, как скажете?
Толя. Вот стиляга. Есть свое честное имя, и носи его.
Дон Карлос. Карп… Это же одно несчастье. Девочки смеются. Карп — это рыба, которая в озерах водится. Меня называют «зеркальный карп». Нехорошо.
Николай. Тогда зовись Иваном.
Дон Карлос. А Фридрих не пойдет?
Сева. Какого черта тебя тянет на королей?
Ланцов. Хорошо с вами… но давайте. Пора.
Николай. Вот что, Максим Ланцов, ты уходить с завода никакого права не имеешь.
Ланцов. Я где же? В администрации. Начальства будто нет.
Сева. А на мнение бригадира тебе уже плевать?
Ланцов. Но он выдвигает как? Он выдвигает как начальство.
Сева. Он выдвигает наше мнение. И хорошо, когда мнение рабочих сходится с мнением начальства.
Ланцов. Ты брось. Ты подчеркиваешь: наше мнение.
Сева. Подчеркиваю. Мнение бригады, в которой ты состоишь. Может быть, мы ошибались? Ты в ней никогда не состоял?
Галя. Сева, какой ты грубый! Почему — не состоял?
Сева. Интересно… Я грубый. Он с завода дезертирует, он из бригады дезертирует, он дважды дезертирует… и этого ты не осуждаешь.
Толя. Ты, Сева, очень…
Сева. Нет, я еще не очень.
Галя. Очень, очень.
Сева. Ничего не очень. Завод имеет научный заказ Родины. Может быть, это космический заказ. Ланцов варит ответственные детали и знает, что его трудно будет заменить… Он мастер высшей марки. Чего распространяться. Это есть дезертирство. «Семь-пять, семь-пять». С такими повадками мы семилетку не то что за пять, за двадцать лет не выполним. Я очень… грубый. А он не очень грубо поступает, когда без единого слова уходит из нашей бригады, которая его как друга приняла. Ну что ж… лети, товарищ гражданин. Но я, как лом в глотку, вбиваю это слово: ты дезертир.
