Родин (с обычной в его тоне иронией). «Птички»… «чирикают». Они кругом, эти птички… и чирикают. Алка, купи отцу водки и прости за это поручение. Я промотался… денег нет.

Аллочка. Серафима для тебя купила.

Родин. Это зачем?!

Аллочка. Я тоже удивляюсь.

Серафима (как прежде). Женить вас хочу на себе, Григорий Григорьевич… наши родственные отношения сие позволяют. Ищу способа понравиться.

Аллочка. Серафима, это противно.

Родин. Не болтайте… и так уж…

Серафима (устроивши на столе что нужно). Я тоже с вами стаканчик… во здравие.

Родин (философически). Притесняется это в нашем обществе. «Не пей, человек». А он пьет. Почему? Постоянство. И те, которые требуют, до чрезвычайности уверены, что они человека перевоспитали. Но перевоспитывать надо ровно столько же, сколько воспитывать. Старую краску обдирать гораздо труднее, чем новую положить. Но те, которые чирикают, они на это скажут: ошибочно рассуждаете, товарищ. Теперь, оказывается, тридцать лет не так работал, а ошибочно.

Аллочка (как от чего-то тяжелого). Отец, оставь эту тему.

Серафима (весело). Пусть говорит.

Родин (с паузами, тяжело, медленно). Телевидение сегодня приезжало… Фонарей навезли, в цехе не пройти.

Аллочка. К кому приезжало? К ним?

Родин. А то к нам.

Аллочка. А Колька у нас сидел… ничего не сказал.

Родин (недружелюбно). Еще бы… он скромный.

Серафима. А то… До ужаса.

Родин. Со мною старые рабочие стояли в стороне… разговаривали. Мне Егорушкин заметил: «Гриша, каким же мы с тобой трудом тридцать лет занимались, капиталистическим, что ли? Мы же делали то же самое, что они».

Аллочка. Я решила выставить Кольку из дому раз и навсегда. Надоело.

Родин. Напрасно.

Серафима. Вас не поймешь.

Родин. Лучшего супруга Алке не найти.

Аллочка. Люблю отцов, которые точно знают, какой муж нужен их дочери.

Родин (настоятельно, властно). Желал и желаю видеть Бурятова Николая зятем в доме.

Аллочка (с насмешкой). А я не возражаю. Пропиши в качестве зятя… Мне ничего не стоит в другом месте комнату снять.

Родин. Резкая ты стала, неузнаваемая…

Аллочка. Он говорит, что ты культа хочешь.

Родин. Какого культа?

Аллочка. Какого… личности.

Родин (усмехнувшись). Это по малолетству.

Серафима. Вас не поймешь. А то говорили, что он вас оскорбил…

Родин. Ты думаешь, я никого не оскорблял? Ого! Характер тоже — не приведи бог.

Серафима (откровенное заискивание). Ликом хмур, речью отрывист, мыслями прям до страха, а сердце детское.

Аллочка (пристально). Ты в самом деле отца на себе женить собираешься?

Серафима. Собираюсь.

Родин (гневно). Прекратите наконец! (Горечь.) Жалко мне Кольку. Телевидение-елевидение — это политика на каждый день. А он душу тратит. В Ленинград поехал за опытом… горе.

Серафима. Он сам говорил мне здесь: не вышло.

Родин. Я его, как сына, берег, как сына, вел, а он от меня начал скрываться. Хочет заделаться гением… и не вышло. (Бушует.) Да чему там выходить-то?! Я только двух типов из его бригады вам сейчас обрисую, и вы все поймете.

Аллочка. Неинтересно, отец.

Серафима. Пусть говорит.

Родин. Ты, Алка, с Дон Карлосом[13] знакома?

Аллочка. Вот еще… Какой еще Дон Карлос?

Серафима. Театр или роман… точно не помню.

Родин (веселая ирония). Театр… На физиономию посмотришь и все поймешь. Хулиган чистой воды. Но артист немыслимый. Зовут его Карп и в паспорте числится Карпом, но он подчищает букву «пы» на букву «лы», и тогда уже получается в паспорте не Карп, а Карл. Видите? А кто-то в цеху ему приладил какого-то Карлоса… из театра. И привилось. Идем дальше. Возьмем Ланцова Максима… семиразрядник. Меньше полутора тысяч у него никогда не выходит в месяц. Человеку под сорок. Какой ему интерес с мальчиками вязаться. Мы знаем, какой интерес. Ланцов коммунизма захотел. Квартиру он захотел получить вне очереди. А Николай им свято верит. Сам виноват. Гением заделался… помучайся.

Аллочка (с тоской, с упреком кому-то). Жили, жили… худо-бедно существовали… ни от кого не зависели, ничего сверхъестественного не совершали, не выясняли. И в жизнь вошел какой-то идиотский бред. Думать не желаю! Уходим, Серафима. Ты в храм, я — на танцы пойду.

Обе идут.

Родин. Скучно мне, молодежь…

Серафима (тихо). Знаю, знаю…

Аллочка и Серафима уходят.

Родин. Лихая баба… и святость у нее тоже лихая. Ей бы цыганкой на свете служить… Ну так что же? Люблю цветы. Их кто-то уж без меня полил. Старый ты, черт… а неугомонный. Мне бы эту бригаду… Я бы… Ты бы… Ничего я не обижен, ничего не оскорблен. Завидую… кому, чему? Им… молодости… Вот где гвоздь, Гриша… Вот где тайна!

Железнодорожная насыпь. Ночь. Гудки на недалекой железнодорожной станции. Родин.

Родин (напевает, юмористически). «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю — чому я не сокiл, чому не лiтаю…»[14]. Пою… Это что ж такое? Ничего… Пою. (Истово.) У тебя дочь совершеннолетняя. Истукан ты нелепый… вот ты кто. А я, между прочим, давно не слыхал, чтобы Алла песню запела. Нелюдимо это. Вот жена моя… не следовало бы вспоминать сейчас именно… она не пела… Не осуждай мертвых, Григорий, они беззащитны. Нестойко мыслишь, братец, потому что ты кавалер. Срам, кто бы видел тебя сидящим ночью в глуши под насыпью железной дороги. И пою… и петь буду… (Молчит.) Буду и все. (Молчит.) Что ты за человек, Григорий? Знаешь, нет? Нет.

Входит Серафима.

Серафима. Ты тут?

Родин. Кажется.

Серафима. Чем занимаешься?

Родин. Песни играю.

Серафима. Я шла, не слыхала. А еще что?

Родин. Тебя ждал.

Серафима. Ну вот, дождался. Дай-ка руку, большой ты мой.

Родин (радостно, широко). Мне никто в жизни не говорил, что я большой. Я — обыкновенный.

Серафима (очень по-женски, до лжи). Ты необыкновенный.

Родин (усмешка удовольствия). Это, прости, все бабы говорят, когда им мужчина понравится.

Серафима. Значит, говорили они тебе, говорили. Эх ты, простой мой… Росисто, кажется… Юбку не зазеленю? (Певуче). Господи, благослови меня, грешную.

Родин (усмешка). Это на какой же подвиг он должен благословить тебя? Ты зачем сюда пришла? За любовью. За какой?

Серафима. За ворованной. А кто тебе мешает ввести нашу любовь в рамки законного брака?

Родин (сердится). Так ведь ты же в церковь меня влечешь.

Серафима (горько). Люби и молчи. Не трогай того, что болит. Бог простит…

Родин (истово). Опять бог? Пойми, Серафима, это же горе, что ты такая верующая. Женщина ты! (Очень молодо.) Любишь?.. Меня?.. Спрашиваю!.. Ты… любишь?

Серафима. Мало сказать — люблю, душу отдаю.

Родин (радуясь). Не стар, не кажусь нелепым?

Серафима. Гриша, не ной.

Родин (лег). Вот месяц светит, провода гудят, ночь на земле… и я говорю: счастье. Иди ко мне… иди ко мне…