— Погоди, погоди, — осторожно прервал его Каллихэн.

Вил замолчал, замер, подавшись вперед, потом напряжение покинуло его; он обмяк.

— Бесполезно, — устало проговорил он. — Ты мне не веришь? Не веришь, конечно. Ты не понимаешь, насколько различается мышление людей и молдогов…

— Постой, я ведь не отказываюсь тебя выслушать. Просто ты слишком спешишь. Давай вернемся немного назад. Почему ты думаешь, что я не позабочусь о месте в шлюпке в первую очередь для себя?

Вил уставился на О’Рурка; изумление в его взгляде становилось все откровеннее.

— Не понимаю вопроса, — сказал он наконец.

— Все наоборот, — усмехнулся Калли. — Это я не понимаю. Ты считаешь, будто мне место в лодке обеспечено, и я даже в состоянии похлопотать за тебя и за Доука. Почему? Я здесь без году неделя. Три тысячи человек или около того, по твоим словам, прибыли сюда раньше меня…

— Но… — Вил изумленно воззрился на Каллихэна. — Ведь ты — главное звено! Кто, кроме тебя, смог бы придумать план захвата Старых Миров — с горсткой приграничников и считанными кораблями? Если кто-то и должен получить шанс вырваться отсюда и вернуться в Плеяды, это можешь быть только ты!

— Очень приятно, конечно, — сказал Калли, — но боюсь, ты несколько неверно осведомлен. Никогда и никаких планов переворота я не строил. Для такой безумной идеи нужно быть полным сумасшедшим.

Вил молча смотрел на Калли.

— Ага, ты мне не доверяешь. Понимаю. Так и должно быть. Но Калли, все заключенные на борту номера Первого знают о заговоре. Нас всех допрашивали!

— Вот как? — О’Рурк задумчиво кивнул. — Теперь начинаю понимать. Вот так и родилась эта фантазия. Параноики!

— Фантазия? — сдавленно повторил Вил, словно у него в горле был комок. — Фантазия?

— Послушай, ты сам из Приграничья, — сказал Каллихэн. — Вот и скажи: может ли подобная идея быть чем-то большим, чем безумной фантазией?

Вил сидел и смотрел на Калли — как ему показалось, бесконечно долго. Потом тяжело вздохнул. Он напоминал резиновую игрушку, из которой вышел воздух — он даже стал казаться как-то меньше.

— Фантазия… — повторил он тем же сдавленным голосом. — Так я и знал… А мы все только и держались этой мыслью, надеялись, что Приграничье захватит власть над Старыми Мирами и спасет нас. Потому Правление и затеяло постройку лодки — чтобы дать знать Конгрессу Приграничья, что мы находимся в плену. Конечно, мы должны были сами понять, это — невозможно! Но мы старались не терять веры…

— По крайней мере, Всемирная полиция веры не потеряла, — заметил Калли. — А убеждать в своей правоте они здорово умеют.

Он откинулся к стене и посмотрел на съежившегося, упавшего духом товарища. Голос Калли сохранял непринужденность, но мысленно он уже быстро оформлял некую новую идею, только что возникшую у него. Он начал, осторожно подбирая слова:

— Не вешай носа! Это безумный мир, безумная вселенная. Старые Миры убеждены, будто Приграничье вот-вот их захватит — хотя нет и намека на реальную возможность подобного переворота. Молдоги, в свою очередь, тоже без малейшей разумной причины требуют отдать им наши планеты в Плеядах.

— Что? — хмуро переспросил Вил, потом занял более вертикальное положение. — Что касается молдогов, то причины достаточно объяснимы. Их можно понять.

— Достаточно объяснимы? — Каллихэн пристально посмотрел на Вила. — Пятьдесят лет они спокойно смотрели, как мы осваиваем планету за планетой, а потом вдруг заявляют, что мы вообще не имели права там высаживаться? Где же здесь смысл? А ведь с этого и потянулась вся ниточка, с этого и началась мания Старых Миров, их страх перед Приграничьем, в результате чего мы и очутились в этом уютном месте.

— Знаю, знаю, — Вил окончательно выпрямился. — В этом-то и дело. Мы не понимаем мотиваций поступков молдогов. Потому Совет Трехпланетья наломал дров во время переговоров с послом Руном и его братьями-послами. Поэтому я и прилетел на Землю — помочь Совету. Но едва я открыл рот, как Брейт спустил на меня Всемирную полицию…

— Брейт? Амос Брейт? — вырвалось у Калли.

— Да, именно он. Я познакомился с ним еще на Калестине. Поэтому мне удалось добиться аудиенции. Но он мне не поверил. Дело в том, что наша культура построена на противопоставлении понятий «правильно» и «неправильно». Но для молдогов эти понятия очень относительны, они не придают им большого значения. Их культура основана на полярности между понятиями «достойно» и «недостойно». Идея не очень легкая для понимания, но Брейт даже слушать не пожелал. Обвинил меня в соучастии в заговоре — в «Фантазии», как ты ее назвал… И ты, конечно, совершенно прав… — Голос его постепенно затих.

— Хорошо, тогда объясни мне причину, по которой молдоги требуют себе Плеяды? — спокойно, даже вкрадчиво спросил Каллихэн.

— Конкретную причину? Она мне неизвестна. Я специалист-антрополог, политикой не занимаюсь. Но абсолютно уверен, что с точки зрения молдогов причина имеется, и вполне разумная — в их понимании, конечно. Выяснить ее сможет лишь тот, кто умеет думать, как молдоги, и знает их культуру.

— Так ли это? — задумчиво сказал О’Рурк и вдруг решил сменить тему. — Ну, а Доук? Он здесь причем?

— Доук? — в первый раз за все время Вил отвел глаза. — Тауншенд появился здесь немного позднее меня. Он почти год нелегально провел на Земле… Искал кого-то — пока его не сцапала полиция. С ним пришлось повозиться. Понимаешь, он несгибаемый человек. Он сказал им правду, они ему не поверили, тогда он вообще перестал говорить. Сюда его привезли в очень тяжелом состоянии — он был хуже, чем ты, даже намного хуже. Ну, а я немного разбираюсь в медицине и помог ему выкарабкаться… Так мы и стали товарищами.

— Так, так, — пробормотал Калли, но мысли его были далеко; с лихорадочной быстротой он оценивал и сравнивал факты и предположения, мозг его работал чуть ли не со скоростью компьютера. Он даже забыл о присутствии Джемисона и не расслышал слов, с которыми обратился к нему седой.

— Что?

— Я сказал — что здесь смешного? Почему ты улыбаешься? — Вил пристально смотрел на О’Рурка.

— Улыбаюсь? — Только теперь Каллихэн вдруг осознал, что у Вила в самом деле были причины для недоумения.

— Если только можно назвать это улыбкой. Больше напоминает волчий оскал. Брейт был твоим другом — на Калестине, когда ты еще был ребенком?

— Он принял меня в семью, — объяснил Калли, и улыбка тут же исчезла. — Я жил в губернаторском особняке. Родителей убили сбежавшие преступники, скрывавшиеся в буше. Брейт знал моего отца еще на Земле. Шесть лет я прожил с ним и его дочерью, а потом сам отправился в буш, стал охотником-траппером. Через два года Брейт оставил пост губернатора, сторонники отозвали его для дальнейшей политической деятельности на Землю.

На миг воспоминания о Калестине, об Алие и ее отце вновь ожили, угрожая поглотить внимание, но ситуация требовала иного направления мыслей. О’Рурк мысленно потер рукой лоб, отодвигая воспоминания подальше, в самый темный уголок памяти, и постарался вернуться к действительности.

— Значит, все арестованные, включая Правление, верят в заговор Приграничья против Старых Миров?

— Да, — подтвердил Вил, с некоторым удивлением глядя на Каллихэна. — Я уже говорил… мы все в это верили.

Калли поднялся и покинул их «берлогу» под лестничным пролетом; Вил последовал за ним.

— Тогда нужно поскорей встретиться с Правлением, — сказал О’Рурк и вновь улыбнулся. — Если вы с Доуком хотите получить места в шлюпке.

— Если мы с Доуком… — ошарашенно повторил Вил. — Но как же теперь это возможно? — Он замолчал. — Только минуту назад ты сам назвал эту идею безумной фантазией… плодом горячечного воображения страдающих манией преследования правителей Старых Миров!

— Так оно и было, — жизнерадостно объяснил Калли. — Но теперь все переменилось — ровно тридцать секунд назад. Ты мне покажешь, как найти это ваше Правление или нет?

— Если хочешь.

Не спуская с Каллихэна изумленного взгляда, Вил обошел вокруг него и начал подниматься по металлическому трапу. — Я тебя отведу. Ты сказал: «Все переменилось»?